Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916) - Федор Палицын

Не скоро, однако, при нашей бесхозяйственности закончена будет подготовка. Многого уж очень не достает. Самый тревожный вопрос это сенной. И вообще, многое, о чем говорилось в марте, не сделано. Много разных исполнителей и все автономные, а настоящего хозяина нет. Та к дело поставлено. Добрый хозяин не только заказывает или предлагает заказ, но неусыпно следит за его исполнением. У нас иначе нельзя. А мы привыкли заказывать, но не следить и выходит, как вышло с сеном. Обещали 4 или 7 млн. прессованного сена в Закавказье, а осенью не клока. Тоже и в Пассинских равнинах; кое-что покосили войска. Теперь приходится возить на 350 верст сено.

Вернувшись из Эрзерума, явился великому князю и от него узнал, что государь 29-IX телеграфировал ему, спрашивая уступить меня для назначения меня на место Жилинского. Великий князь ответил, что нужен, но служба государю важнее, а что если не надо немедленно, то 4-X выеду. Государь указывал на прибытие не позже 10-го. Я выехал сегодня, закончив мои работы по Кавказской армии.

5-го октября. Баладжары

Из-за крушения у стрелки стоим здесь с часу ночи. Теперь скоро 8 утра. Движение пойдет неправильное и с большим опозданием.

Сообщение, сделанное мне 30-IX, было более чем неожиданное, но я принял его, как стал принимать все, спокойно. Такова моя участь на старости лет, что кидают, не спрашивая, с одного конца на другой. Взволновало меня доверие государя и уверенность его величества, что, как солдат, исполню все. Великого князя интересовало, что же будет с Жилинским; какие-то у него есть слухи о назначении его военным министром. Лично мне все равно, но если будет, не поздравляю все сложное дело, которое ему будет поручено. Он слишком занят собой, своим личным Я и своими интересами, а затем это продукт той ненавистной по ее вреду служебной жизни и отношений, которые выработались в Главном штабе и в других бумажных учреждениях Военного министерства. В оперативном отношении считаю его величиной отрицательной, на основании его работы генерал-квартирмейстера до Японской войны и главнокомандующего Северо-Западным фронтом в начале этой войны. Понятно, у него есть и достоинства, но я их не знаю.

Чем он будет не мое дело, не думаю, что успешно справится с военным министерством теперешнего времени; ему будет трудно. Но возвращаюсь к себе. Значит, надо ехать во Францию. Круг ведения мне неизвестен, но в Ставке буду хлопотать, чтобы все военные интересы, скопившиеся там, были бы в моих руках – войска, агентура, ход заказов.

При нашей разрозненности нелегко это будет, а между тем считаю это для дела необходимым. Обстановка мне немного известна. С другой стороны, наше военное положение должно быть изучено в Ставке, наше внутреннее положение и ресурсы страны должны быть освещены до моего отъезда. Таким образом, предстоит кропотливая работа в Ставке и в Петрограде. Ее надо кончить скорее, чтобы отправиться к месту скорей. Самое путешествие трудное и не безопасное. Хватит ли на все моих сил. Как никак, а через 23 дня мне будет 65 лет.

Если бы спросили, я бы сказал, что года мои не позволяют согласиться на это почетное и трудное дело, но меня не спросили, а сопротивляться не в моих правилах. Значит, на то воля Божья. Снесся с домом. Согласится жена{198}, поедем вместе. Она сильна, и своим знанием языков может быть мне и делу полезна. Но захочет ли? Поездка не удовольствие. Приеду и переговорим. Замечу, что желает принести жертву, – попрошу остаться. И здесь ей много дела с Мари{199}, с домом и Травиным.

В 8 часов 5 мин. утра тронулись дальше. Опоздали 6–7 часов.

8-го октября. Жлобин

Завтра рано утром надеюсь прибыть в Ставку, вместо 6 часов вечера сегодня. В Бахмаче не прицепили к скорому. Завтра, следовательно, узнаю, в чем дело и, может быть, почему остановились на выборе меня. Доверие, оказываемое мне его величеством, очень лестное. Великого князя очень интересует, что же Жилинский уходит, чтобы, как он предполагает, сделаться министром, или просто уходит. Мне это все равно. Министром он будет плохим – очень жаль, но я никаких предположений не делаю, и буду говорить о себе.

Меня не поразил выбор и посылка меня во Францию, ибо за последнее время ничем не поражаюсь. Коли меня спросили бы, я ответил бы: французским языком владею не свободно, английский не знаю, а от роду мне 65 лет, хотя на ногах, но, естественно, не обладаю ни той физической силой и выносливостью, которые для этого нужны. У меня нет энергии и, кроме того, во мне сидит пессимизм. Великий князь, прощаясь, дружески говорил мне это, я притворяюсь, что не пессимист. И как не сделаться им, когда видишь столько бестолочи, беспорядка и канцелярского и житейского своеволия.

Но меня не спрашивали, а просто сказали 4-го октября ехать, и я еду. Не знаю, что там должен делать, каковы мои обязанности и полномочия. Если класть последние свои силы, то хотел их класть здесь, если надо кончить свое существование, то лучше здесь, а не на чужой стране. Но впрочем, это не в наших руках и будет так, как угодно Господу.

Протестовать против моей посылки не могу, если царь вызвал, рассуждать нечего, а надо исполнить свой долг. Завтра будет яснее. Если я буду членом того совета, который занимается высшими стратегическими соображениями, то мне будет тошно. Не сочувствовал я такому ареопагу раньше, не сочувствую ему и теперь.

Об этом писали в газетах, об этом в феврале говорил мне Лагиш. Но завтра будет яснее. Надо будет основательно познакомиться с положением и средствами на Европейском театре. Меня беспокоит то, что мне это не удастся, ибо оперативная часть штаба, если и осведомлена, то в общем и неосновательно. Тоже и со средствами. Но что есть: то есть. В Петрограде придется проделать то же, но по другим частям. Та м это будет еще труднее. Но сделаю возможное и что будет в моих силах. Кавказское положение я знаю. Выступаю в трудную минуту. Дела на юге (Румыния и мы) вступили на путь тяжелых испытаний, которые начинают реализоваться.

Как все это будет выдержано. На западе наши союзники делают то же, что немцы в феврале, но пока в обстановке менее решительной по характеру боев, их последствий и их назначений, как немцы. Действия на Балканах и в Италии, возможно, что методично идут к цели, судить не могу, ибо не знаю ни замысла, ни потребностей, но на них нет печати той решительности и беспощадности, которые год тому назад на Балканах проявлены были теми же немцами.

И я боюсь, что великий князь прав, что я пессимист, что и результаты положительные если и будут, то не столь заметные, как у наших врагов. Вот если бы у нас было бы умение и порядок, мы могли бы достигнуть больших результатов, ибо людей не жалеем и люди себя не жалеют. Но зато мы и истощаемся больше, чем кто бы то ни был. Но у каждого народа своя манера: свои способности и привычки и сразу ничего не переделаешь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});