Дмитрий Самозванец - Пирлинг

В то время как москвичи столь бесцеремонно старались избавиться от своего царя, Жолкевский поддерживал со столицей самые живые отношения. Это позволяло ему быть в курсе всех событий. В начале августа, по сведениям гетмана, в Москве образовалось три партии. Одна высказалась за выборы русского царя; другая поддерживала Лжедмитрия II. Что касается третьей, то, по свидетельству Жолкевского, она была готова грудью стать за Владислава. Душой этой последней группы был князь Мстиславский. Это был наиболее видный представитель московского боярства, превосходивший всех своей знатностью и богатством. Нельзя сказать, что сторонники Владислава представляли собой наибольшую силу. Тем не менее они занимали самое благоприятное положение. Дело в том, что Мстиславский стоял во главе того временного правительства, которое приняло в свои руки власть после низложения Шуйского. Нетрудно было предвидеть, каков будет исход завязавшейся в Москве борьбы. Между столицей и лагерем Жолкевского началась переписка. Затем установились личные отношения и переговоры между сторонами. Словом, кандидатура Владислава с каждым днем приобретала все больше и больше шансов. Впрочем, москвичи предлагали королевичу трон на определенных условиях. Прежде всего, вступая на московский престол, Владислав обязан был принять православие. Государя иной веры Россия никогда не согласилась бы признать. Не желая упереться в тупик, гетман сознательно избегал ответа на такое требование. Он предоставил решение столь деликатного вопроса самому королевичу и его отцу. Однако в свои отношения с Москвой он вложил столько такта, что в конце концов ему удалось выработать условия мирного договора. Правда, этот первоначальный проект еще должен был удостоиться утверждения Сигизмунда. Но, так или иначе, по самому своему существу предполагаемый договор знаменовал собой целый переворот в истории славянских народов. Судьба великой России вручалась поляку, который должен был воцариться в Кремле. Что же делали москвичи? Не дожидаясь ответа Сигизмунда, они начали присягать Владиславу. Только после этого они отправили посольство в Смоленск, чтобы подробнее договориться с королем Сигизмундом.

Между тем великого гетмана ждал новый триумф. Движимая страхом перед шайками Лжедмитрия II и мятежной московской чернью, польская партия предложила Жолкевскому занять столицу. Конечно, только этого и домогался гетман. 9 октября 1610 года он уже пишет королю из Кремля, уведомляя Сигизмунда о своей неожиданной и бескровной победе. Очевидно, Жолкевский чувствовал себя настоящим господином положения. Достаточно сказать, что он добился выдачи ему Василия Шуйского с обоими братьями. Теперь судьба их всецело зависела от него. Надеяться на помощь соотечественников Шуйским было уже нечего.

Несомненно, присутствие Жолкевского в Москве было крайне необходимо. Тем не менее ему пришлось самому отправиться в Смоленск к Сигизмунду. Пока король не утвердил договора и условий избрания Владислава, было преждевременно торжествовать победу. А гетман опасался колебаний и даже предвидел возможность серьезных осложнений с этой стороны. Опасаясь таких препятствий, он и хотел во что бы то ни стало лично переговорить обо всем с Сигизмундом. 8 ноября Жолкевский прибыл в лагерь короля. Вместе с собой он привез Василия Шуйского. Бывший «тиран», как называл его Симонетта, ехал на простой телеге. Это было лучшим свидетельством превратностей судьбы, которая в то время была так немилостива к злополучной России. Последующие дни были посвящены деловым беседам. Сигизмунд осыпал Жолкевского самыми горячими похвалами. Однако победитель Москвы увидел довольно скоро, что его договор с Москвой едва ли удостоится должного внимания.

В конце того же 1610 года сошел со сцены и другой противник Сигизмунда, Лжедмитрии II. Правда, он был бедствием и для Русского государства. Во всяком случае, от его гибели русские выигрывали больше, нежели поляки. Дело в том, что после смерти Вора процесс национального объединения России пошел ускоренным ходом. Как известно, Лжедмитрии женился на Марине. Однако этот союз не возвысил пи внешнего престижа, ни нравственного авторитета темного искателя приключений. Сами сторонники Вора признаются, что он остался тем, кем и был. Другими словами, Лжедмитрии II был круглый невежда, человек ограниченный и, в довершение всего, пьяница. В конце концов, его презирали все окружающие. Добро бы он отличался хоть какой-нибудь воинской доблестью, способной увлечь массы! Но, оказывается, Вору не хватало самого элементарного мужества. Явные доказательства этого мы видим в тактике Лжедмитрия II. Когда Сигизмунд перешел московскую границу, он не пожелал вступать в переговоры с этим авантюристом. По крайней мере, агенты короля, явившиеся в Тушино, решительно отказывались о чем бы то ни было толковать с самозванцем. Они предпочитали иметь дело либо со своими соотечественниками, которые его поддерживали, либо непосредственно с русскими. Под впечатлением такой обиды у Вора, наконец, открылись глаза. Он понял, что ему нельзя положиться ни на бояр, ни на войско. Каждый день приносил ему все новые и новые унижения. Подозрительность сменилась в его душе ужасом — и вот, не сказав никому, без ведома самой Марины, он решился 6 января 1610 года бежать в Калугу. Впрочем, в стратегическом смысле это место было избрано им весьма удачно.

Бегство Лжедмитрия II вызвало в Тушине скорее удивление, нежели какие-либо чувства. Только для Марины это было тяжким ударом. Теперь она оставалась совсем одна, без всякой поддержки. Что готовила ей судьба среди разнузданного и мятежного войска? Почти сейчас же злополучную царицу осенила мысль просить защиты у своего бывшего государя. В сердце Марины жива была благодарная память о королевской ласке. Дочь Мнишека верила в благородство человеческих чувств… И вот 16 января 1610 года она шлет Сигизмунду письмо, взывая к его великодушию. Изнемогая под тяжким бременем несчастий, молодая полячка, заброшенная в воровской лагерь, покорно склоняется перед волей Провидения. Однако в слова, обращенные к королю, Марина сумела вложить своеобразную силу и гордость. «Я все потеряла, — говорит она королю, — нерушимы лишь справедливость моего дела и права мои на московский престол. Залогом их является мое венчание на царство. Их же получила я и по наследству; наконец, двукратно они освящены присягой». Марина не нуждается в оправданиях. Она возлагает свои надежды на милосердие короля, на его правосудие и благость. Она просит лишь вознаградить ее с семьей за все, что она теряет; и пусть король, как угодно ему, продолжает войну с Москвой.[35] Несомненно, это письмо было доставлено Сигизмунду; однако нам неизвестен ответ короля. Да, в сущности, и задача была не из легких. Дело в том, что, обращаясь к Сигизмунду, Марина одновременно уже задумывалась над тем, как бы соединиться с Лжедмитрием II. В Тушине почуяли это и стали наблюдать за ней; но Марина сумела обмануть бдительность своих сторожей. 2 марта, в военной форме, она, подобно мужу, бежала из лагеря. Царицу сопровождали несколько верных слуг. Сперва Марина направилась в Дмитров. Оттуда она поехала дальше, к Яну Сапеге. Несчастия придали ей мужества. В своем странном наряде, она, с разрешения Сапеги, предстала перед войском и обратилась к нему с речью. Страстный тон царицы, ее слезы и мольбы оказали на слушателей сильное впечатление. Марина составила себе новый отряд и, в конце концов, благополучно достигла Калуги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});