Исторические очерки состояния Византийско–восточной церкви от конца XI до середины XV века От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1453 г. - Алексей Лебедев

В заключение нашей беседы скажем несколько слов о значении византийского Общества Любителей Духовного Просвещения для своего времени. Один византийский историк говорит о единоплеменном ему народе: «Теперь тайны богословия кажутся понятными даже для самих ремесленников, и все ждут прений так же нетерпеливо, как скот — молодой травы и лугов», — замечает не очень разборчивый в выражениях историк. Случалось, что народ прямо требовал от патриарха, чтобы сам он или кто‑либо из лиц ученых непременно принимал на себя задачу публично состязаться с какими‑либо иномыслящими в вере.[1200] Это свидетельствовало, что народ византийский с большим удовольствием смотрел на публичное разъяснение в особенности богословских вопросов. И значит существование Общества Любителей Просвещения, в котором не всегда происходило спокойное чтение рефератов, но и велись споры и состязания, отвечало потребностям и склонностям публики.

Еще больше имело значение это общество как для тех ученых, которые принимали деятельное участие в нем, так и для раскрытия самых вопросов, которые обсуждались здесь. Попасть в действительные члены византийского общества любителей, т. е. быть причисленнным к кружку лиц, имевших право произносить речи и читать рефераты на его собраниях — многие ученые того времени считали великой для себя честью тем больше, что не легко и не всякому удавалось добиться этого.[1201] И недаром добивались этой чести. Если хоть наполовину есть правды в том, что говорит Никифор Григора о кружке любителей просвещения, группировавшемся около императора Андроника (а Григора называет его Академией, Лицеем и Стоей, митрополией мудрости, акрополем учености), то подобный кружок мог быть в высшей степени полезен для успехов науки, и в особенности богословия, знание которого тогда считалось необходимой принадлежностью каждого просвещенного человека, начиная от самого царя и до последнего из тех лиц, кто причислял себя к образованному классу. Во всяком случае, Григора был вполне прав, когда утверждал, что «общество ученых становится еще ученее» [1202] от участия в тех публичных просвещенных собраниях, о которых у нас речь. И это понятно: в этих собраниях принимали участие все ученейшие люди Византии, здесь поднимались и решались наиболее интересные вопросы, здесь можно было слышать много умного и поучительного, здесь происходили диспуты, успешно вести которые мог только тот из членов общества, кто обладал не только диалектикой, но и действительными знаниями. Немалое значение имели эти собрания для участников в них и потому еще, что здесь находила место свобода слова, не та свобода слова, которая без разбора почти все порицает и чернит, но та, которая помогает любителю истины безбоязненно выражать и охранять истину. Только благодаря свободе слова, допускавшейся на этих собраниях, Никифор Григора, как он сам об этом свидетельствует, мог прочитать здесь свой реферат о необходимости исправления юлианского календаря. Свободу слова, составлявшую принадлежность рассматриваемых собраний, защищали, по крайней мере в принципе, и такие византийские императоры, которые свое личное мнение даже по догматическим вопросам ставили всегда выше мнения лиц наиболее компетентных. Так, Мануил говорил своим противникам по одному богословскому вопросу: «Кто отнимал у вас свободу слова? Изгонялось ли когда‑либо ваше слово от нашего престола?». Он находил, что нет никакого удовольствия одерживать «победу над побежденным».[1203] При таких условиях истина могла выясняться в полной мере. Правда, по временам случалось, что спорившие по тому или другому вопросу делились на партии, споры затягивались на целые годы, являлась даже необходимость для несомнительного решения вопроса созывать соборы.[1204] Но эти партии никогда в своей деятельности не заходили за пределы приличий и легальности, а годы, употребленные на решение тех или других вопросов, лишь служили к тому, чтобы, так сказать, исчерпать вопросы; если же споры иногда требовали собрания целых соборов, то это свидетельствует единственно о том, что тогда люди не хотели в серьезных вопросах довольствоваться частными мнениями, а желали иметь успокоительное, вполне авторитетное решение их.

Была еще одна черта, которой определялось значение византийского Общества Любителей Духовного Просвещения для самих этих любителей. Один из членов этого византийского общества, объясняя причины, которые заставляли его домогаться принятия в члены такого общества, говорит: «Одиночное изучение наук, какое получается при посредстве книг — будет ли оно невелико или обширно, по моему мнению, походит на телесный организм, не имеющий еще души и только снабженный внешними чувствами». Этой‑то душою, какой не хватает одиночному изучению науки, он и считает взаимное, более или менее упорядоченное сношение одних ученых с другими, сообщество одних любителей науки с другими, научную взаимопомощь. Отсутствие такого сообщества, такой научной взаимопомощи он признает делом весьма опасным. «Можно наблюдать, — говорит он, — как некоторые из числа занимающихся наукой, вследствие жизни одиночной, необщительной и совершенно отрешенной от того, что делается вне их стен, притупили свои душевные силы, заглушили свои природные дарования и сделались ни к чему не способными» (Никифор Григора, VIII, 8). Если бы цитируемый нами писатель жил в наше время, он сказал бы проще и короче — приблизительно так: любители науки и просвещения для поддержания в себе научной энергии и свежести нуждаются в живом и дружественном обмене мыслей с другими подобными же лицами и проверке своих научных мнений со стороны своих собратий.

Как известно, и наше Общество Любителей Духовного Просвещения, не поставляя себе каких‑либо очень широких задач, во всяком случае имеет в виду содействовать взаимному сближению любителей духовного просвещения, содействовать обмену мыслей между ними. Следовательно, оно стремится к тому же, к чему стремилось и то общество, которое было предметом нашей речи, и следовательно, по крайней мере в этом отношении, Общество Любителей Духовного Просвещения в Москве, несомненно, является наследником преданий такого же общества в Византии.

Константинопольские патриархи XII‑XV веков

Евстратий Гарида (1081—1084)

Николай III Кирдиниат Грамматик (1084—1111)

Иоанн IX Агапит (1111 —1134)

Лев Стип (1134—1143)

Михаил II Куркуас (1143—1146)

Косьма II Аттик (1146—1147)

Николай IV Музалон (1147—1151)

Феодот II (1151 —1153)

Неофит I (1153—1154)

Константин IV Хлиарин (1154—1157)

Лука Хрисоверг (1157—1169)

Михаил III Анхиал (1170—1178)

Харитон Евгенион (1178—1179)

Феодосий I Ворадиот (1179—1183)

Василий II Каматир (1183—1186)

Никита II Мунтан (1186—1189)

Досифей Иерусалимский (1189)

Леонтий Феотокит (1189)

Досифей Иерусалимский (1189—1191, 2–й раз)

Георгий II Ксифилин (1191 —1198)

Иоанн X Каматир (1198—1208)

Михаил IV Авториан (1208—1214)

Феодор II Ириник (1214—1216)

Максим II (1216)

Мануил I Сарантин (1217—1222)

Герман II (1222—1240)

Мефодий II (1240)

Мануил II (1244—1254)

Арсений Авториан (1256—1259)

Никифор II (1260)

Арсений Авториан (1261 —1265, 2–й раз)

Герман III (1265—1267)

Иосиф I (1267—1275)

Иоанн XI Векк (1275—1282)

Иосиф I (1282—1283, 2–й раз)

Григорий II Кипрский (1283—1289)

Афанасий I (1289—1293)

Иоанн XII Косьма (1294—1303)

Афанасий I (1303—1309, 2–й раз)

Нифонт I (1309—1314)

Иоанн XIII Глика (1315—1319)

Герасим I (1320—1321)

Исайя (1323—1332)

Иоанн XIV Калека (1334—1347)

Исидор I (1347—1349)

Каллист I (1350—1353)

Филофей Коккин (1353—1354)

Каллист I (1354—1363, 2–й раз)

Филофей Коккин (1363—1376, 2–й раз) Макарий (1376—1379)

Нил (1379—1388)

Антоний IV (1389—1390)

Макарий (1390—1391, 2–й раз)

Антоний IV (1391 —1397, 2–й раз)

Каллист II Ксанфопул (1397)

Матфей I (1397—1410)

Евфимий II (1410—1416)

Иосиф II (1416—1439)

Митрофан II (1440—1443)

Григорий III Мамм (1443—1453)

Афанасий II (1450)

Геннадий II Схоларий (1453—1456)

Римские папы XII‑XV веков[1205]

Урбан II (1088—1099)

Пасхалий II (1099—1118)

Теодерих (1100), антипапа

Альберт (1102), антипапа

Сильвестр IV (1105), антипапа

Геласий II (1118—1119)

Григорий VIII (1118), антипапа

Каликст II (1119—1124)

Гонорий II (1124—1130)

Целестин II (1124), антипапа

Иннокентий II (1130—1143)

Анаклет II (1130), антипапа

Виктор IV (1138), антипапа

Целестин II (1143—1144)

Луций II (1144—1145)

Евгений III (1145—1153)

Анастасий IV (1153—1154)

Адриан IV (1154—1159)

Александр III (1159—1181)

Виктор IV/V (1159), антипапа

Пасхалий III (1164), антипапа

Каликст III (1168), антипапа

Иннокентий III (1179), антипапа

Луций III (1181—1185)

Урбан III (1185—1187)