33 стратегии войны - Роберт

В 336 году до н. э., перед тем как началась война с Персией, Филипп был убит. Его преемником стал Александр, которому предстояло сохранить и укрепить Общеэллинский союз, повести греков к победе над Персией и к образованию империи. И практически все это время Афины оставались верным соратником Македонии, надежным якорем стабильности в этом союзе.

ТОЛКОВАНИЕ

С одной стороны, война — дело относительно простое: вы ведете свою армию к победе над неприятелем, убивая его солдат, захватывая его земли и обеспечивая себе надежные тылы, чтобы со временем объявить себя победителем. Могут случаться поражения и отступления, но вы стремитесь вперед, стараясь продвинуться как можно дальше. А вот переговоры почти всегда трудно даются, вызывают волнение и беспокойство. С одной стороны, нужно постараться удержать свои завоевания, не отдать то, что уже удалось захватить, да еще и постараться выбить для себя как можно больше сверх того. С другой же стороны, переговорам полагается проходить в атмосфере взаимного доверия, партнеры должны идти на уступки и стремиться к тому, чтобы сомнений в надежности не возникало. Совмещение этих двух условий — искусство настолько тонкое, что справиться мало кому под силу, ибо никто не может быть уверенным до конца, что противная сторона его не обманывает. В царстве недоверия, расположенном на границе мира, и войны, ничего не стоит ошибиться, неверно истолковать намерения оппонента и получить в результате долгосрочный договор, условия которого вас не устраивают.

Филипп решил эту проблему неожиданным образом: он не рассматривал переговоры в отрыве от войны, а отнесся к ним как к расширению военных действий. В переговорах, как и на войне, требуются хитрость, маневры и стратегия, все это помогает сохранять свои преимущества и двигаться вперед, точно так же, как и на поле боя. Именно такое понимание переговоров заставило Филиппа дать независимость Амфиполису, хотя он и обещал со временем передать этот город Афинам, — обещал, не собираясь выполнять данного слова. Эта военная хитрость помогла ему выиграть время, завоевать дружбу афинян, так что можно было не ждать от них подвоха, пока он решал свои проблемы в других регионах. Филократов мир точно так же позволил Филиппу отвлечь внимание от его операций в Центральной Греции и постоянно держать афинян в напряжении. В какой-то момент, решив, что его конечной целью должно стать объединение Греции и поход против Персии, Филипп определил, что именно Афины — с их славной историей — способны сыграть роль символического центра, вокруг которого сплотятся остальные греческие государства. Великодушные условия мира, предложенного им, были результатом хитроумного расчета — ведь он хотел заручиться поддержкой Афин и добиться от них преданности.

Филипп никогда не останавливался перед тем, чтобы нарушить данное слово. К чему покорно исполнять условия договора, если понятно, что со временем Афины могут найти какое-нибудь оправдание своим действиям и постараются переместить форпосты подальше на север — за счет его владений? Доверие — не этическая категория, это лишь очередной маневр. Для Филиппа и доверие, и дружба были не более чем товаром. Он смог снова приобрести их у Афин позднее, став сильным, когда у него появилось что-то, что он смог предложить им взамен.

Не уподобляясь Филиппу до конца, мы, однако, можем рассматривать ситуацию переговоров, в которой на кон поставлены ваши жизненные интересы, как место приложения военной хитрости, другими словами — как войну. Завоевать доверие переговорщиков, обмануть их бдительность — задача в подобной ситуации скорее стратегическая, нежели нравственная. Люди сплошь и рядом нарушают данное ими слово, если того требуют их интересы, и можете не сомневаться — они найдут любое моральное или правовое объяснение, чтобы оправдать свои поступки, как в глазах окружающих, так и в своих собственных.

Вы уже знаете, что перед боем необходимо занять самую выгодную для себя, самую сильную позицию — точно так же и в ситуации переговоров. Если вы слабы, используйте переговоры, чтобы выиграть время, отложить бой до поры, пока не будете готовы; идите на уступки не из благородства, а из военной хитрости, ради того, чтобы получить свободу маневра. Если вы сильны, старайтесь получить как можно больше, как до начала, так и во время переговоров, — тогда со временем можно будет вернуть назад часть захваченного: уступив то, что вам меньше всего нужно, вы будете выглядеть щедрым и великодушным. Не беспокойтесь о репутации или о том, что вам перестанут доверять. Просто поразительно, как быстро люди забывают о нарушенных обещаниях, когда вы становитесь сильным и можете предложить им что-то, что отвечает их интересам.

Разумный государь не может, следовательно, и не должен держать слово, если верность слову оказывается ему невыгодна и если отпали причины, побуждавшие его дать слово. Если бы люди честно держали обещания, такой совет был бы недостойным, но люди, будучи дурны, обещаний не держат, потому и тебе надлежит поступать сними так же. А в благовидных предлогах нарушить обещание у государя никогда нет недостатка.

—Никколо Макиавелли (1469–1527)

ЧЕРЕПОК В ОБМЕН НА НЕФРИТ В начале 1821 года русский дипломат, второй статс-секретарь Министерства иностранных дел граф Иоанн Каподистрия получил наконец новости, которых давно дожидался: группа греческих патриотов подняла восстание против турецких поработителей (в то время Греция входила в состав Оттоманской империи), намереваясь выбросить их из страны и образовать либеральное правительство. Каподистрия, грек по рождению, страстно желал, чтобы Россия приняла участие в решении греческих проблем. Россия в то время была на подъеме — ее военное и политическое значение в Европе возрастало; помощь повстанцам — при условии, что они победят, — не только предоставила бы ей влияние в независимой Греции, но и открыла бы для ее флота средиземноморские порты. Россия к тому же рассматривала себя как покровительницу Греческой православной церкви, а царь Александр I был человеком глубоко верующим; поход против мусульманской Турции, таким образом, отвечал бы не только политическим интересам России, но и религиозным. Словом, все складывалось как нельзя более благоприятно.

Существовало, однако, одно препятствие, не укладывавшееся в стройную схему, разработанную Каподистрией: этим препятствием был князь Клеменс фон Меттерних, министр иностранных дел Австрии. За несколько лет до описываемых событий Меттерних добился вступления России в союз с Австрией и Пруссией, получивший название Священного союза. Это объединение было призвано защищать страны-участницы от угрозы революции и поддерживать мир в Европе после того, как в ней прогремели наполеоновские войны. Меттерних состоял в дружеских отношениях с Александром I. Почувствовав, что русские готовят вторжение в Грецию, он стал забрасывать царя посланиями, в которых доказывал, что революция в этой стране есть пункт общеевропейского заговора, направленного на то, чтобы свергнуть все монархии в этой части света. Если Александр позволит себя обмануть и придет Греции на помощь, то тем самым он окажется в числе пособников революционерам, а главное — нарушит интересы Священного союза.

Каподистрия был достаточно проницателен, чтобы понимать, каковы истинные цели Меттерниха. Австриец не хотел допускать расширения влияния России в Средиземноморье, так как это могло расшатать политическое равновесие в Европе, чего Меттерних боялся больше всего. Для Каподистрии все было очевидно: Меттерних — его соперник в этом деле, между ними идет настоящая война, и победителем выйдет тот, кому удастся подчинить царя своему влиянию. У Каподистрии было неоспоримое преимущество: он чаще видел Александра I и мог противопоставить обольстительной силе Меттерниха постоянное личное общение с царем.

Турки тем временем подавляли греческое восстание, их обращение с населением становилось все более жестоким, и казалось уже, что Россия, бесспорно, вмешается в происходящее. Но в феврале 1822 года, когда страсти в Греции накалились уже до предела, царь сделал то, что, на взгляд Каподистрии, было роковой ошибкой: он согласился отбыть в Вену, дабы лично обсудить кризис с Меттернихом. Князь любил вести переговоры в Вене — на своей территории он мог очаровать любого и уговорить на что угодно. Каподистрия чувствовал, что инициатива ускользает из рук. Теперь ему оставалось одно: отправить в Вену своего человека, снабдив его подробнейшими инструкциями.

Выбор пал на графа Татищева, который был прежде российским посланником в Испании. Татищеву, опытному дипломату, не раз приходилось вести переговоры, он изрядно поднаторел в этом искусстве. Встретившись с Каподистрией перед самым отъездом в Вену, он внимательно выслушал наставления и предостережения: Меттерних будет стараться произвести наилучшее впечатление на Татищева, очаровать, обольстить его; чтобы отговорить царя от вторжения в Грецию, он предложит уладить все с турками мирным путем; и, конечно же, постарается созвать европейскую конференцию для обсуждения этой проблемы. Подобные конференции были любимой уловкой Меттерниха: он всегда играл на них первую роль и всякий раз добивался своего. Татищев не собирался поддаваться его влиянию. От него требовалось лишь передать Меттерниху ноту от Каподистрии, в которой декларировалось, что Россия имеет полное право прийти на помощь братьям-христианам, страдающим и притесняемым турками. И уж ни в коем случае нельзя было соглашаться на участие России в конференции.