Побег - Кирилл Шелестов

В гардеробной тоже не наблюдалось никаких следов обыска. Значит, они искали что-то конкретное, причем представляли, где. Я дорого бы дал, лишь бы понять, что именно их интересовало? Нужно было исхитриться и помешать им. Но как? Вызывать сейчас сюда пьяного Нем-тышкина — бесполезно. Матросова я сам же отправил к его чертовой бабушке. Иных адвокатов вот так с ходу я не мог вспомнить, а нашим юристам, работавшим в холдинге, не доверял.

Однако предпринимать что-то было необходимо, причем срочно. Нельзя было позволять им хозяйничать. Я кожей чувствовал надвигавшуюся опасность, но, боясь совершить ошибку, тянул время. Может быть, в этом и заключалась главная ошибка?

— Нет претензий? — нетерпеливо осведомился Тухватуллин. Он явно спешил.

Сбивая его с темпа, я еще больше замедлился.

— Не могу досчитаться нескольких галстуков, — сообщил я озабоченно. — И вот еще пятно на пальто появилось, а раньше его не было.

— В протоколе это отразите, — парировал он.

— Про кондиционеры его спросите, товарищ майор, — напомнила мужеподобная сотрудница с короткой стрижкой, в брюках.

— Потом, потом, — отмахнулся Тухватуллин. — Некогда.

— Когда потом-то? — не унималась она. — Потом поздно будет.

— Какие кондиционеры? — вмешался я в пику майору. — Надеюсь, вы их не сломали?

— У вас на кондиционерах должны быть номера, — недовольно принялась объяснять мне сотрудница. — Если они, конечно, настоящие, а не поддельные. На всех электроприборах номер есть. На телевизорах мы нашли, на видеоплеерах, на принтере, само собой. А на кондиционерах — нет! И паспорта к ним отсутствуют.

— Вы полагаете, что я изготовил эти кондиционеры по левой? — спросил я. — Самостоятельно?

— Да отвяжись ты с этими кондиционерами! — с досадой воскликнул Тухватуллин. Но мужеподобная сотрудница не унялась.

— Мы в опись обязаны занести номера! — твердила она. — На случай конфискации. А лучше вообще забрать паспорта, чтоб он их не продал. А то придем после, а их — нету! Будем локти кусать.

— Номера с другой стороны, — подал голос Гоша.

— С какой «другой»? — ядовито возразила дама. — Я везде смотрела!

— С улицы, — Гоша разговаривал с ней тихо и подчеркнуто вежливо, как с идиоткой, отчего она еще больше злилась. — Номера обычно ставят на блоках, а блоки крепятся снаружи.

Она подбежала к окну и, отдернув штору, попыталась что-то рассмотреть.

— Отсюда ничего не видно! — возмутилась она. — Надо на второй этаж лезть по лестнице. У вас есть лестница?

— Да угомонись ты! — в голос заорал Тухватуллин. — Сколько раз повторять!

Она негодующе взглянула на него и обиженно поджала губы. Он был здесь начальником, и она не имела права с ним спорить, но свою позицию считала правильной.

Мы прошли в кабинет. Моей библиотеки полицейские не касались, во всяком случае забитые книгами высокие полки выглядели как обычно, даже безделушки, подаренные мне знакомыми, не были переставлены. Зато от компьютера остался только монитор. И в моем письменном столе они порылись основательно. Некоторые ящики совсем опустели.

— Процессор мы вниз отнесли, — объявил мне Тухватуллин. — Он там, в ящике. Мы его забираем. И еще кое-какие вещи. Пойдемте, ознакомитесь.

Мы опять спустились в гостиную и подошли к дивану, заваленному различными предметами.

— Здесь документы на дом, они подлежат изъятию, — официальным тоном проговорил Тухватуллин. — А также эти дискеты. На них содержатся материалы, представляющие интерес для следствия.

Я понятия не имел, что именно содержится на дискетах. Они пылились у меня уже несколько лет. Возможно, там были газетные статьи, которые мне в свое время присылали для одобрения редакторы, прежде чем запустить их в печать. Зачем майор их конфисковывал, я не понимал, но сейчас мне было наплевать на дискеты. Все мои мысли были заняты только проклятой сумкой. В ней был миллион долларов, и объяснить происхождение денег я не мог. Она жгла мне руку.

— А это что такое? — спросил майор, показывая мне измятый клочок бумаги.

Я взглянул, и меня будто полоснули бритвой по сердцу. Это была последняя, предсмертная записка Ирины Хасановой. Я хранил ее в верхнем ящике стола.

— Это личное! — резко ответил я, пытаясь выхватить записку. — К делу не относится.

Майор тут же отдернул руку с трофеем и спрятал за спину.

— А это уж я решаю, что к делу относится, а что нет, — с удовлетворением проговорил он. — А это кто?

Я взглянул на фотографию. На ней была моя бывшая жена, совершенно обнаженная. Я не помнил, когда я фотографировал ее в таком виде, должно быть, годы назад.

— У вас нездоровый интерес к моей личной жизни, — еле сдерживаясь, отчеканил я ему в лицо. — Вам к врачу надо.

Он вспыхнул и покраснел.

— А ты папаше своему позвони и пожалуйся! — мстительно прошипел он. Он не забыл мне тот эпизод, когда я одурачил его, выдавая себя за сына губернатора.

— Нечего нас стыдить! — выпалила из-за его плеча мужеподобная сотрудница. — Это вам должно быть стыдно! Мы у государства не воруем!

— Значит, не дают, — хмыкнул рядом Гоша.

— Молчать! — рявкнул на него майор. — А то с нами поедешь.

Он не церемонился с моим охранником, да и со мной не церемонился. Это был плохой признак. Хуже некуда.

— Пойдемте подвал осмотрим! — бросил Тухватуллин все еще раздраженно.

Теперь вся толпа направилась в подвал. Там помимо множества всяких сезонных вещей находились металлические шкафы для ружей и большой сейф. Хотя документы на оружие у меня были в полном порядке, ружья по совету Гоши я вывез еще до того, как улетел в Москву. Полицейские придирчиво осмотрели пустые ящики и постучали по стенам. Тухватуллин понимающе взглянул на меня.

— Спрятали, значит, — хмыкнул он. — А сейф тоже пустой?

Сейф был не пустым. Там хранились остатки моих сбережений, часы и ювелирные украшения. Деньги они пересчитывали три раза: сначала это делали подчиненные майора, затем он сам, сбиваясь и произнося цифры вслух, и, наконец, проверяла мужеподобная сотрудница. Несмотря на то что поступала так она по собственной инициативе, Тухватуллин на сей раз ее не обрывал.

— Пятьдесят семь тысяч долларов, — объявил он понятым, складывая деньги в целлофановый пакет. Те поспешно закивали. С таким же успехом он мог бы назвать сумму и вдвое большую.

— Часов-то сколько! — поразился один из полицейских. — Это все ваши?

Я не ответил.

— Тащи все наверх! — распорядился Тухватуллин. — Там разбираться будем и в протокол заносить.

Мы вновь промаршировали в гостиную. Добычу из подвала полицейские положили отдельно от других предметов, расчистив на журнальном столе место. Опись продолжалась бесконечно долго. Заскорузлым казенным языком майор характеризовал каждую вещь, а один из его сотрудников старательно записывал, сгорбившись в кресле и положив на колени планшетку с листами.

— Запонки квадратные, примерно полтора сантиметра на полтора, из белого металла, — медленно диктовал Тухватуллин. — Что, опять ручка не пишет? На вот, возьми мою... С прозрачными камнями типа бриллиантов в виде россыпи...

Я рассеянно слушал, еле держась на ногах от усталости. Была половина третьего утра, обыск продолжался уже несколько часов. Голова у меня раскалывалась, на лбу то и дело проступала испарина. Сказывались долгий перелет и бессонная ночь. От обилия народа в комнате было невыносимо душно. Я нашел пульт и включил кондиционер, еще не отнятый у меня государством.

— Да вы сядьте, — вкрадчиво посоветовал Тухватуллин. — А то на вас прямо лица нет.

Мне не нравилась его интонация, он мне вообще не нравился, но я послушно опустился в кресло, чтобы ненароком не упасть.

— А что это у вас за сумка? — неожиданно спросил майор.

— Какая сумка? — невольно вздрогнул я.

— Да вот, которую вы держите.

— Просто сумка, — ответил я, выдерживая его жалящий взгляд и стараясь, чтобы мой голос звучал небрежно.

— А что в ней? — не отступал майор.

— Не помню, — отрывисто сказал я. — Вещи, наверное.

— Давайте посмотрим, — предложил он.

Внутри меня все оборвалось. Он взял у меня сумку, аккуратно поставил на стол и расстегнул молнию. Края сумки разошлись и показались тугие пачки стодолларовых купюр, которыми она была набита до отказа. Одна пачка выпала наружу.

Сразу стало очень тихо. По гостиной прокатился вздох. Потрясенные полицейские сгрудились вокруг стола. Те, кто остались сзади, поднимались на цыпочки и тянули шеи.

— Да тут миллиарды! — ахнул кто-то.

Тухватуллин резко обернулся ко мне, и по торжествующему блеску его глаз я вдруг понял, что это и была западня. Что он знал про деньги, знал с самого начала, он шел за ними и вот наконец он брал меня с поличным.