Предчувствие: Антология «шестой волны» - Андрей Лазарчук

Гера, пользуясь моментом, отвязал кошку. Пицунда, благодарно махнув хвостом, оставила их наедине.

— Что это было? — спросил он.

— Местный ведун, — вздохнул Игорь. — Они все такие. То ли гении, то ли больные, смотря на что посмотреть.

— Игорь, скажи честно: ты Бондарев?

Он флегматично протянул корочки служивого кочана.

— Читай ещё раз.

— Зачем мне ксива? Ты словами ответь: майор или не майор?

— Я отвечу, — сказал Игорь, — но твой вопрос изрядно дурацкий. Представь, что я с самого начала решил выдавать себя за майора КЧН России. Я ведь и дальше буду косить под выбранный образ, так ведь? У меня нет причин раскрываться — лесной батя много трепался, но где его доказательства? Доказательств нет, и ты скорее поверишь мне, чем ему. Так что в любом случае я скажу — конечно Бондарев, и конечно же майор. Если ты умный парень — а ты, как ни странно, умный, — то легко увидишь, что твой вопрос имеет один ответ. Кто бы я ни был, я отвечу одно и то же. А раз я отвечу одно и то же, у тебя не найдётся причин мне верить… Ты задаёшь вопрос, на который невозможен ответ.

— Ты хитёр, — с уважением сказал Гера. — Твой ответ вызвал во мне доверие — не к твоей личности, конечно, а к твоему ответу. Это кристально честный ответ. И подсознательно я сейчас больше поверил в то, что ты майор Бондарев, чем если бы ты назвался майором Бондаревым.

— Говорю же — ты умный, — вздохнул Игорь. — И откуда ты взялся на мою голову?

В молчании они брели по грязно-мокрой дороге.

— Самое хреновое, — сказал Игорь, — что этот старик угрожал мне сегодня ночью.

— Как?

— Во сне, разумеется, как ещё? Это очень сложная техника: зайти в чей-то сон и оставить своё послание. Наши худшие прогнозы сбываются — это край невиданных мастеров.

— Чьи прогнозы?

— Аналитического отдела… Там, конечно, сплошные трутни сидят, но иногда кое-что угадывают.

— Что же делать?

— Нейтрализуем кое-кого. Старик не против, — усмехнулся Игорь. — Я хочу сказать, что активность такого плана не ведёт к глубинному конфликту с реальным центром силы противника, из чего следует временный приоритет данной активности…

— Ясно, как дважды два, — сказал Гера.

Свинству — бой

Над пиндаровским пригорком светило солнце. Это казалось странным: над всей деревней серое небо, а тут почти летнее освещение. Из этого легко делались кое-какие выводы, но нашим друзьям было не до того.

— Свинству — бой! — кричал Игорь, для острастки стреляя в воздух. — Выходи, чудовище, биться будем.

— А человечеству, значит, гёрл? — любезно отозвался Пиндар из-за кустов. — И что значит — биться? Богатырь, что ли, на вороном коне — пальцы веером?

— Ты, видать, образованный поросёнок. Жалко тебя под хреном подавать, да придётся.

— Да тебя, Илья Муромец, местный дистрофик соплёю перешибет. И потреблю я тебя, Муромец, без всякого хрена.

— Не подавишься?

— Может, и подавлюсь: первый раз дерьмом закусываю.

— А мне говорили, что тебе не впервой…

— Заткни пасть, человечье рыло!

— У нас, поросячья душа, нынче свобода слова, — сказал Игорь. — Что хочу, то и говорю. А если тебе не нравится, вали в свой тоталитарный хлев.

— Ты мне поганым языком Отчизну не трожь, — сказал Пиндар. — Кому хлев, а кому и родина.

— То-то и оно, — сказал Игорь. — Как у нас говорится, ноу коммантс.

— Я таких, как ты, за копейку оптовой партией закупал!

— Вовек не поверю, чтоб свинья коммерцией занималась.

— А я вот не верю, что это ты языком ворочаешь. Козлы же безголосые. Может, тебе, дураку, магнитофон с собой дали?

— Ты лучше скажи, свинья, под чью дудку пляшешь.

— Мой девиз — свобода, — ответил Пиндар. — Или вы такого слова не проходили?

— Это тебе, поросёнок, кажется. У свиней-то как? Пока рылом не вышли — вот тебе и свобода. А как подрастут, все идут выполнять свой долг. До ближайшего, — Игорь хохотнул, — мясокомбината. Что ты хочешь? Святой долг перед человечеством.

— Подожди, — пообещал Пиндар. — Придёт ещё наше время.

Так они беседовали минут сорок.

Боясь нарушить течение разговора, Гера шепнул:

— Ты чего, совсем?

— Не мешай, — тихо сказал Игорь. — Это же традиция: на Руси перед боем всегда бранились. Три дня могли браниться, без передыху. Вроде варвары, а толк разумели. Это, чтоб ты знал, называется суггестивная психотехника…

Наконец, доведённый до отчаяния, Пиндар прыгнул из-за кустов. В полёте он одолел метров пять и оказался напротив Игоря.

Тот выдернул из кобуры револьвер, но Пиндар оказался быстрее, прыгнув ему прямо на грудь. Игорь отскочил в сторону, потерял равновесие и покатился вниз по склону.

Пиндар победно хрюкнул и приготовился добить его в третьем, как положено, роковом прыжке. Помешал Гера — выхватив ПМ, он всадил в поросёнка три безотказных пули. Пиндар притормозил, но даже не покачнулся. Игорь, не поднимаясь на ноги, выстрелил с земли. Пуля ударилась в левый бок, но заметного ущерба не причинила.

Пиндар радостно завизжал:

— Не знали, муромцы, про мою броневую шкуру?

— Целься в глаз! — крикнул Игорь.

Гера прицелился и нажал на курок. Пуля, минуя Пиндара, полетела куда-то в лес. Следующая поспешила ей вслед.

Поросёнок повернул и вразвалочку пошёл на него.

— Стреляй, Герка! — крикнул Игорь. — Ближний бой — это кранты.

Пиндар встал на расстоянии метра.

— Ты лучше горло сразу подставь, — сказал он. — Всё равно доберусь, только больнее будет.

Гера, поймав в прицел левый глаз, пальнул с криком: «Ёб твою Богоматерь!»

Пуля оказалась удачнее прежних — Пиндару покарябало ухо. Поросёнок зарычал и напряг мускулы перед прыжком… В зад ему ударил булыжник, посланный Игорем.

Пиндар обернулся — и этого хватило, чтоб майор тренированно прошиб ему правый глаз. Пуля с удовольствием вошла в мозг, творя из него кровавую кашу. Пиндар захрипел, но сумел поднять себя на прыжок. Игорь, не успев вовремя увернуться, рухнул под тушей полумёртвой свиньи.

Грохнул ПМ — это Гера в упор отстрелил Пиндару его симпатичный хвостик.

— Тащи его от меня! — крикнул Игорь.

Пиндар был ни жив, ни мёртв — он не мог говорить и думать, но клыки тянулись к чужому горлу.

Гера навалился сзади, оттягивая Пиндара прочь за задние лапы. Игорь бился под жёсткой тушей, спасая горло. Клыки царапали ему пальцы, рвали кожу на шее и на щеке…

Вдвоём они скинули Пиндара на жёлтые листья.

— Дохлый, — сказал Игорь.

Поросёнок дёрнулся напоследок, норовя цапнуть его за пятку. Майор брезгливо пнул его в рыло, и на этом всё стихло.

— Вот теперь наливай, — сказал он.

— Ага, — согласился Гера.

Правда про 3 октября 1993 года

Вечерело.

Гера и Игорем сидели в подвальной комнате напротив компьютера.

— А ещё, — сказал Игорь, закусывая грибочком, — хочу рассказать тебе одну штуку. Что ты знаешь про путч 1993 года?

— Это который в Москве?

— Он самый.

— То же, что и все, — сказал Гера. — Ну собрались, ну постреляли. Танки ввели. Парламент разнесли в клочья. Одним словом, демократия победила.

— Тогда ты не знаешь самого главного. Значит, с одной стороны — Боря Ельцин и реформаторы, с другой — чечен Хасбулатов и депутаты. Генерал Руцкой — за чечена и депутатов. Народ — хрен знает, за кого народ. Но армия вроде за президента… Хотя и не сразу. За этих самых — боевики. Со свастикой, деревянными автоматами и одной гранатой на четверых. Мы, как всегда, в тени и поддерживаем порядок.

— Чего ты мне травишь? Это все знают.

— Про нас никто не знает, — обиженно сказал Игорь. — Значит, такая ситуация: боевики ломанулись, взяли мэрию, ещё что-то взяли. На подступах к телецентру. В окружении президента — жуткий шухер. Там же трусы все, каких свет ни видывал. Они думают, что режиму конец и скоро их потащат на фонари. Самое главное ведь неясно: за кого армия? Стоит третье октября, боевики шарятся, где хотят. Все ожидают штурма Кремля. Это только ведь потом выяснилось про деревянные автоматы, одну гранату на четверых, бездарное руководство… Руцкой — бездарь, это я тебе как военный могу сказать.

— Почему? — спросил Гера.

— Потому что бестолково делал переворот, — сказал Игорь. — Ты бы сделал его чуть лучше. Я — намного лучше. А они — полные кретины. Во-первых, не то штурмовали. Во-вторых, не так. В-третьих, забыли про народ, а это главное. В девяносто первом про народ не забыли, и Белый дом устоял. В девяносто третьем забыли, и Белый дом расстреляли к хренам собачьим. В-четвёртых, плохо вооружились. В-пятых, взяли не тех союзников. В-шестых, начали переворот военными средствами и лоханулись как дураки. В-седьмых… Да что говорить: наши трутни из аналитического отдела насчитали сорок ошибок.