О чем поет вереск (СИ) - Ольга Зима

Вот и суди теперь, какой король истинный и что это может быть за подарок. Картина не прояснялась, лишь обросла разрозненными подробностями.

Третье ноября третьего года Тёмной эпохи. Двор постепенно оживает, дел меньше не становится, но пора вернуться к записям

Что же до наших злобствующих теней, жаждущих дорваться до власти…

Фоморы выставили друидов из вод своего царства.

Лорканн их изничтожил. Предупредил заранее, а после не разбирался, слышал кто его или нет. Как ему это удалось, я не скажу, однако пропавший грифон точно вернулся на одну ночь. Очень кровавую, в своем стиле, ночь.

Эохайд изгнал их из своих земель спустя девять лет. Всех высших, всех «клинков порядка». Оставил знахарок и филидов, кто не менял души и кто решил не уходить за своими владыками. Оставил без привилегий, свойственных «Не-сущим-свет» или «людям над людьми», как они себя называли. Сделал это король галатов после одного разговора с королевой. Не могу сказать, «своей королевой», провалиться мне в мир теней.

Но это все произошло много позже.

Когда наступил третий Самхейн Темной эпохи и ши смогли проникать в Верхний мир, я знал, где искать Мидира.

Самхейн праздновался королем Верхнего под открытым небом, на большой поляне подле их нового дома, огороженной горящими факелами.

Король галатов был рядом со своей королевой.

Но, завидев высокого мужчину в черной одежде, отделанной серебром, в маске волка и с приметной вышивкой — зверь, воющий на луну — поспешил догнать его лично. Вряд ли Мидир заплатил. Скорее, просто отдал свою одежду, а незнакомый галат был только рад подарку в ту ночь, когда принято рядиться в чужое.

«Король не отходит от нее, может, она колдунья?» «Глупости какие, если она и приворожила Эохайда, то лишь своей любовью». «А руки ее исцеляют», — раздавалось в толпе. — «Нехорошо, что нет янтарного ожерелья, нехорошо». «Это потому что пресветлая госпожа ничего не может носить на шее».

Молва, как это водится среди людей и ши в равной степени, часто попадала в цель и еще чаще ошибалась.

Боудикку я не увидел, зато увидел еще одного, помимо Эохайда, высокого и приметного мужчину.

И замер на месте.

Потому как в золоченом шлеме, в одежде короля галатов к королеве приближался Мидир! Все расступались перед ним — и не потому что он изображал Эохайда.

Я молил богов, которых нет, чтобы они удержали моего короля от очередной глупости.

Заныл кларсах, сладко и грустно, медленно и протяжно. Тоже довольно знакомо. Об ушедшем в ночь воине, который просит любимую не лить о нем слезы. Девушка, держащая кларсах, подняла голову, и я ахнул, узнав раскосые серые глаза. Постарался не реагировать на озорное подмигивание.

Ну, конечно, короли и их семьи — все собираются на королевском празднике.

— Моя королева подарит мне танец? — спросил Мидир, и Этайн протянула ему руку.

— Я бы хотела подарить его мужу…

— Но пока его нет.

— Мы не танцевали ранее?

— Разве в снах, — тихо отвечал Мидир, удерживая ладонь Этайн и не сводя с нее пылающего взгляда.

— Вы… кто вы? — нахмурилась она.

— Разве не видите? Я ваш муж.

Каждое слово было и правдой и ложью. Каждое слово сворачивало мир вокруг них заново.

Мидир скрыл улыбку в поклоне, а меня вновь прошило ужасом. Поцелуй он ее, память могла вернуться, и тогда… Я не знал, что произойдет «тогда», и не хотел знать.

— Не стоит так шутить, — привычно строго ответила Этайн, и даже у меня заныло сердце. — Облик еще далеко не всё. Нет-нет, мы не встречались. Я бы не смогла вас забыть!

— Не сомневаюсь, моя королева, — и Мидир переплел ее пальцы со своими.

Недопустимо и невежливо по любым законам. Но это же Мидир!

— Прости-те, — остановилась Этайн, вырвала руку и прижала ко лбу тыльную сторону запястья. — Мне… нехорошо. Душно, в глазах двоится. Я не могу танцевать с вами более, прекрасный незнакомец. Простите, что лишила вас танца.

— Я бы простил, даже если бы вы лишили меня жизни, — глухо ответил он.

Слова Мидира прозвучали слишком серьезно, и Этайн недоуменно нахмурилась, поднесла руку и потерла рукой шею, которая, против традиций галаток, не была украшена ничем. Ни янтарем Эохайда, ни змейкой Мидира.

— Это вы простите, моя королева, — куда громче и спокойнее ответил мой король, отвел Этайн и усадил на скамейку. Договорил тихо: — В вашем положении нужно быть очень осторожной.

— Я сама только поняла это, — прошептала Этайн, подняла сияющие глаза. — Кто же вы… откуда вы знаете?

— Ваш муж будет счастлив узнать о сыне, — отвернулся Мидир. — Счастья вам, моя королева.

Он ушел так резко и быстро, что я еле успел догнать его у Места Силы. Мэллин в женской одежде, но в мужском обличье уже поджидал нас, наигрывая на кларсахе ту же мелодию.

Переместись принц обратно женщиной, вынужден был бы оставаться принцессой до следующего Самхейна.

— Я знаю, Джаред, знаю! — рявкнул Мидир, не поворачиваясь. — Это было рискованно и глупо. Я лишь хотел увидеть ее в последний раз! Она не помнит меня. Не помнит!.. И я не буду более смущать ее покой.

Время идет, шагает неутомимо, захваченное клепсидрой, теперь только ею. Нашел старые записи, стоит их дополнить. Сто первый год Тёмной эпохи, пятнадцатое декабря

Опять пишу подробно.

— Мой король, тратить капли дарованной нам магии, чтобы дарить вереск на каждый Самхейн, это говорит о многом.

— Ты хочешь поговорить о цветах, советник?

— Боюсь, я должен сказать то, о чем говорить не хочу. Королева Этайн…

— Что? — вскинулся он.

— Мой король, она жива. Похоронила Эохайда полгода назад. Но теперь… Она больна. Она уже очень мучается, и мука ее будет лишь усиливаться. Она жила у нас долго, и жить в Верхнем будет тоже долго.

— Зачем, зачем ты мне говоришь это?! Я не смогу прорваться наверх не в Самхейн, Джаред!

— Волки, все волки готовы отдать вам магию на много лет вперед. Этого хватит, чтобы привести Этайн сюда, подарить поцелуй смерти и вернуть обратно. Но, мой король, не обязательно вам самому…

— Разве я могу переложить эту ношу на кого-нибудь иного?

Мой король вернулся очень быстро. И вновь на его руках лежала земная.

— Миди-и-ир, — улыбнулась ему Этайн.

Старой я ее не увидел, хоть и хотел бы. Мне казалось, она должна быть прекрасна и в старости.

Этайн вернулась в мир Нижнего такой же, какой покинула его. Двадцатилетняя девушка со взглядом мудрой женщины.

— Как я рада еще раз увидеть тебя, мой прекрасный король Грезы… — прошептала она. — Хоть и во сне.

— Я касаюсь тебя, Этайн. Я опять обманул тебя, — отвечал Мидир.

— Теперь можно. Ты плачешь? Не печалься. Люди такие, они умирают. Только прекрасные ши живут вечно.

— Все хорошо, — он поцеловал ее ладонь. — Ты тоже будешь жить вечно. Пусть лишь в моей памяти.

— Здесь краси-и-иво, — потянулась Этайн, рассматривая сад, который цвел как никогда ярко. Потом словно очнулась ото сна. — Мидир! Я, правда, прокляла Нижний?!

— Я удержал его, моя королева.

— Но… Не совсем?

— Не совсем. Лорканн помог мне, а потом Мэллин и волки. Ты простила меня?

— Я тоже виновата перед тобой. Перед всеми. Я… поступила как друиды?!

— Это были не твои слова, любовь моя.

— Ах, наш сын, Мидир, — встрепенулась Этайн. Но говорила она медленно и с трудом, словно уже засыпала.

— Я помню, любовь моя.

Мне помстилась розовая тень рядом с нашей королевой, словно вновь прилетела та феечка, что часто навещала Этайн в отсутствие Мидира. Но это было слишком невероятно для мира, лишенного магии.

Мидир и Этайн молчали долго. Мой король очень осторожно гладил земную женщину по щеке, она улыбалась ему. Именно ему.

— Как часто мне снился зеленый закат Нижнего!.. Поцелуй меня, Мидир…

Когда Этайн перестала дышать, Мидир раскрыл сжатую кисть — розовый огонек трепетал на его ладони.

— Пора. Отпусти ее, дядя! Отпусти ее хотя бы сейчас!

Душа, оставшись в Нижнем, просто истает, а упав в мир теней, может возродиться однажды. Что душа Этайн выглядит, как душа любого из ши, я понял много позже.

Пока было просто больно. Невыносимо, несравнимо. Больно всему телу, но сердцу — особенно. Этайн была нашей королевой, этого не зачеркнет ничто.

Мидир закрыл глаза и вытянул руку, разжимая кулак. Душа Этайн, слетев с его ладони, опустилась ниже, ниже, минуя все этажи Черного замка, уносясь прочь с нашей земли.

Я обернулся к моему королю на странный звук. Мне показалось сначала, он смеется… Просто я никогда не слышал, чтобы Мидир плакал. Думаю, не слышал никто. Он рыдал, прижимая к себе свою солнечную любовь.

Неизвестно когда объявившийся возле Мэллин обнял брата, прижался к его спине — вот уж кто не стеснялся слез.