Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник) - Андрей Шляхов

– Марк Карлович, не «отмазываюсь», не «отпираюсь» и не пытаюсь себя обелить, – заметил Данилов. – Я излагаю все, как было. Вы же были согласны с моей тактикой, разве не помните?

– Помню, – кивнул Марк Карлович. – Я все прекрасно помню. У меня вообще очень хорошая память. Но поймите меня, Владимир Александрович. Напиши он это мне, – он ткнул пальцем в копию жалобы, лежавшую на столе, – одно дело. Но он написал в департамент. Улавливаете разницу?

– Улавливаю, – вздохнул Данилов.

Все начальники таковы – любят притворяться хорошими людьми. Мол, будь их воля, и небо было бы голубее, и трава – зеленее, и солнце светило бы ярче, и вообще везде бы царили мир да любовь. Но увы, у каждого начальника есть свое начальство, которое не дает ему жить по законам добра и прощения, а заставляет наказывать подчиненных. Вот уж горе так горе! Заставляют портить свою карму своими же собственными руками! А карма, если верить знатокам, – дело тонкое. Испортишь разок в этой жизни – выправлять будешь в трех последующих, и не факт еще, что выправишь.

– Наша верховная администрация, – Марк Карлович ткнул пальцем в потолок, – не любит сотрудников с запятнанной репутацией. Вы понимаете?

– Понимаю.

– Они рассуждают так – случись еще какая-нибудь неприятность с этим же сотрудником, так с нас спросят втройне. Скажут: «Отвечайте за его грехи сами, раз вовремя от него не избавились». Перестраховываются люди, не хотят по чьей-то чужой вине мест своих лишаться. Их же можно понять?

– Можно, – в который уже раз согласился Данилов. – И вас можно понять. Вы тоже страхуетесь...

– Ну а что мне еще остается делать? – Марк Карлович картинно развел руками и склонил голову набок. – Страхуюсь как могу. Я, к вашему сведению, сам себя в люди вывожу, у меня нет ни «мохнатой лапы» наверху, ни родственных связей. Есть, правда, тесть-профессор, но профессоров у нас пруд пруди, тем более что он не гинеколог, не кардиохирург и даже не онколог, а всего лишь гигиенист. Гигиена дошкольных учреждений – вот его сфера. Так что мне, кроме себя, надеяться не на кого. Я не хочу сказать, что горю желанием от вас избавиться, в приемное отделение очередь из желающих работать не стоит, но в отношении вашей работы там, в отделении...

– У вас есть какие-то сведения или это только домыслы? – уточнил Данилов.

– Домыслы, – признался Марк Карлович. – Сведения вы получите от Ромашова. Завтра, как только сдадите дежурство – идите к нему «на ковер». Только потом, пожалуйста, не поленитесь зайти ко мне и сообщить, чем закончился ваш разговор, договорились?

– Зайду, конечно, – пообещал Данилов, думая о том, что ему, скорее всего, так и так придется зайти в отделение за своими вещами.

– Только не спорьте с ним и ни в коем случае не перебивайте, – предупредил Марк Карлович. – Помните, что повинную голову меч не сечет.

– Скажите, пожалуйста, по тактике ведения больного ко мне есть вопросы?

– Нет, – ответил Марк Карлович. – У меня – нет.

– Доказательства моей причастности к исчезновению денег есть?

– Нет.

– Тогда объясните, пожалуйста, в чем мне виниться?

– Я – это я, а Ромашов – это Ромашов! – рассердился Марк Карлович. – Завтра сами почувствуете разницу. Я вам советую, как себя вести, а вы лезете в бутылку! На рожон вы лезете! В общем, нарываетесь на крупные неприятности вместо средних! Если вы начнете так же вести себя с Ромашовым, то вам точно придется уйти из Склифа, и не по собственному желанию!

«Надо было снять диагноз отравления суррогатами и отказать этому сукиному сыну в приеме, – подумал Данилов. – Тогда ничего бы не было или если бы даже и было, то не в таком масштабе».

Спокойно сидеть и слушать Марка Карловича было очень трудно. Хотелось встать, послать всех к такой-то матери и уйти. Но это было бы не очень разумно. Зачем раньше времени сжигать за собой мосты? Мосты стоит жечь только тогда, когда убедишься, что другого выхода нет. Да и куда податься свежеиспеченному токсикологу с подмоченной репутацией? Токсикология – очень маленький, замкнутый мирок, это вам не терапия.

– Я же не призываю вас каяться в том, чего вы не делали! – продолжал Марк Карлович. – Просто будьте благоразумны, скажите, что сделали выводы и впредь будете относиться к пациентам более внимательно... Впрочем, это ваше дело, а не мое... Идите работать.

Работалось плохо – мешала головная боль и злость. А как тут не злиться? Возвращаешь женщине деньги, которые она пыталась «забыть» на твоем столе, и навлекаешь на себя подозрения в вымогательстве. Госпитализируешь пьяного придурка для динамического наблюдения, а он обвиняет тебя в воровстве. Здорово!

Сутки тянулись до бесконечности, несмотря на то, что под завязку были заполнены работой – пациенты перли косяком, только успевай осматривать да укладывать. Обычно при подобной загрузке время летит незаметно, но сегодня оно словно остановилось. Данилов пытался подбодрить себя при помощи самовнушения – не получилось.

Утром после пятиминутки он переоделся, выпил натощак для бодрости крепчайшего чаю и, для того чтобы собраться с мыслями, с четверть часа погулял по двору. Чай с прогулкой сделали свое дело – в голове немного прояснилось, правда, раздражение не улеглось. Поняв, что лучше ему не станет, Данилов сменил медленный прогулочный шаг на быстрый и спустя пять минут уже сидел в приемной заместителя директора по лечебной части.

Скучать не пришлось – смазливая секретарша закончила телефонный разговор, спросила: «Вы по какому вопросу?», заглянула в кабинет и тут же вынырнула обратно.

– Проходите!

Тон ее голоса был сух, а взгляд строг. «Молодец, хорошо улавливаешь настроение руководства», – про себя похвалил девицу Данилов и вошел в кабинет.

Максим Лаврентьевич встретил его неласково, можно даже сказать – откровенно недружелюбно. На приветствие не ответил и сесть не предложил. Ничего страшного – Данилов сам выбрал один из стульев и сел на него. В ногах правды нет.

– Что вы скажете по поводу жалобы? – Максиму Лаврентьевичу явно не понравилось даниловское самоуправство, но не сгонять же человека со стула. Пусть сидит, раз уж сел.

– Все эта жалоба – чистейшая ложь, от начала и до конца!

– Прямо так вот от начала и до конца? – усомнился Максим Лаврентьевич. – Ни одного слова правды?

– Правда только в том, что жалобщик действительно провел несколько часов у нас в приемном отделении...

– Заведующий его, кажется, смотрел?

– Да. Был совместный осмотр.

– И вы им занимались как положено?

– Да.

– И никаких денег не брали?

– Не брал.

– А он вас взял и оболгал? Так получается?

– Так.

– Почему?

– Откуда мне знать?

– Но согласитесь, что жалобы на пустом месте не возникают, не так ли?

– Мне трудно судить, как и почему возникают жалобы. Я могу сказать только одно...

– Только не оправдывайтесь! – Максим Лаврентьевич предостерегающе поднял вверх обе руки.

Ладони у него были красноватые. «Печень не в порядке», – машинально диагностировал Данилов.

– Я уже читал вашу объяснительную! И не намерен выслушивать то же самое!

– Тогда зачем вы меня вызвали? – Данилов просто не мог не задать этого вопроса, хотя и сознавал, что он только обостряет ситуацию.

– Уже и сам не знаю! – признался Максим Лаврентьевич. – Наверное, просто хотелось посмотреть вам в глаза.

Пересаживаться ближе Данилов не стал, но глаза раскрыл пошире – смотрите, раз хочется, разве мне жалко.

– У нас работает три тысячи человек, но мало на ком сходится столько негатива, как на вас, уважаемый доктор.

«Как величать его в ответ? – подумал Данилов. – Уважаемый заместитель директора? Как-то чересчур. Впрочем, можно попробовать...»

Мужик решил – мужик сделал.

– Как мне понимать ваши слова, уважаемый заместитель директора по лечебной части? – елейным голосом спросил Данилов, с удовлетворением наблюдая за тем, как меняется в лице Ромашов. – Что означает «сходится много негатива»?

– То самое и означает! – рявкнул «уважаемый заместитель директора по лечебной части». – Доцент Холодков сразу сказал, что вы неприятный и конфликтный субъект...

«Ай да Холодец-молодец! – восхитился Данилов. – Вот падаль!»

– ...а Тишакова, пообщавшись с вами, чуть ли не рыдала здесь, в моем кабинете!..

«Бедная Нина Дмитриевна. – Данилов почти искренне посочувствовал заведующей гинекологией. – Как же я так сумел ее допечь?»

– ... Я собственными глазами видел, как вы пытались брать на дежурстве деньги!..

«По умению делать правильные выводы на основе личных наблюдений ты, уважаемый заместитель, превзошел такого клинического идиота, как доктор Ватсон. Респект и уважуха!» – говорил Данилов сам себе.

– ...Калинин жаловался на то, что какой-то ваш протеже пытался украсть из ординаторской свою историю болезни!..

«Сказать, что это был не мой так называемый «протеже», а его безмозглая подружка? И что я не имею к этому никакого отношения? Зачем? Этот перец все равно мне не поверит», – подумал Данилов и не стал оправдываться.