Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник) - Андрей Шляхов

– Жизнь вообще крайне нестабильная штука. Кому, как не тебе, проработавшей всю жизнь на «скорой», это знать?

«Ну вот, зачем она снова за свое?» – с тоской подумал Данилов, которого только-только отпустила головная боль.

– Хорошо. – Елена на секунду прикрыла глаза. – Скажу по-другому. Жизнь – крайне нестабильная штука, и мне не хочется, чтобы мой муж постоянно увеличивал эту нестабильность! Я уже не раз говорила, что ты хороший врач, но отвратительный подчиненный!

– Так уж и отвратительный! Кстати, на «скорой» я работал долго...

– Именно так – отвратительный. А знаешь, почему ты так долго проработал на «скорой»? Да потому, что у тебя заведующий подстанцией был тюфяк. Он жил по принципу «как оно есть – так оно и есть». А все прочее начальство было от тебя далеко. И еще у тебя была самостоятельность, на вызовах ты сам принимал решения и никому не подчинялся. А стоило тебе попасть в другие условия, как...

– Лен, такие разговоры не способствуют пищеварению, – миролюбиво сказал Данилов. – Я сказал, что хотел, ты сказала, что хотела, давай теперь о погоде поговорим или еще о чем-то нейтральном...

– Да как я могу говорить о чем-то нейтральном, если голова моя занята совсем другим?! – На крик Елены дружно обернулись все сидящие за соседними столиками.

– Возьми на полтона ниже, – посоветовал Данилов.

Был шанс, пусть даже и совсем маленький, крошечный такой шанс, что Елена одумается, извинится и заговорит о чем-то другом. Был... но не реализовался.

– Данилов, перестань затыкать мне рот! – Голос Елены стал вполовину тише, но напряженность между ними от этого не уменьшилась, а только возросла. – Я взрослая женщина, сама себя содержу, ни от кого не завишу и могу говорить все, что мне вздумается и так громко, как хочу!

– Но люди...

– Тебя интересует, что подумают люди?! – Елена искривила лицо в гримасе, призванной выразить удивление. – С каких это пор?

– Я просто не хочу, чтобы ты портила им аппетит.

– Тогда пошли! – Не обращая внимания на оставшиеся на столе тарелки с едой, Елена встала и направилась к эскалатору.

Данилов, так и не успевший толком поесть, схватил не глядя кусок пиццы и пошел за ней.

– Давай немного погуляем, – предложил он на улице. – Тебе не стоит садиться за руль в таком состоянии.

– Наоборот, езда меня успокаивает, но можно и погулять.

Они двинулись вдоль длинной коробки торгового центра.

– Если ты не возьмешься за ум, Данилов, то твоим скачкам с одного места на другое никогда не будет конца. И не надо снова убеждать меня в том, что ты не виноват! Ты виноват хотя бы в том, что это происходит с тобой, а не с кем-то другим. Взять хотя бы Полянского, вот он почему-то умеет выстраивать правильные отношения с руководством. Ты бы поинтересовался, как это у него получается, вдруг это не сложно и не больно?

– У Полянского своя жизнь – у меня своя. Моя доля – работы менять как перчатки, а его – девушек.

– Да лучше уж девушек, чем работу! – вырвалось у Елены.

– Ничего себе заявление! – изумился Данилов. – И от кого я это слышу? От жены? Вот уж не ожидал... Слушай, а можно я не буду начинать с девушками? Мне и так проблем хватает.

– С одной мной, ты хотел сказать?! – Елена обернулась к Данилову.

– Нет, вообще... По жизни хватает проблем.

– Ты не любишь проблемы, правда?

– А кто их любит? Разве что мазохисты...

– Мазохисты любят, когда шелковой плеткой по попе гладят. – Данилов не стал уточнять, почему именно шелковой. – А если ты не любишь проблемы, то делай так, чтобы их у тебя не было... Или хотя бы было поменьше. Старайся – и получится.

– Как будто я не стараюсь.

– Совершенно не стараешься. И не будешь, потому что не хочешь. Ты лучше уйдешь из Склифа с высоко поднятой головой и начнешь где-то в другом месте. Там месяца за два-три тебя раскусят и избавятся...

– Подобные пророчества неуместны, ты не находишь?

– Они жизненны и оттого уместны. – Елена остановилась и посмотрела в глаза Данилову. – Все так и будет. А я, между прочим, не молодею. И лет через пять мне рожать будет уже поздно.

– Давай не будем валить все в одну кучу. – Терпение Данилова подходило к концу. – Ты говоришь так, словно я нигде не работаю и ничего не зарабатываю. Это же не так. Я меняю места работы, но я все время работаю, не сижу месяцами дома в ожидании чуда. И зарабатываю, конечно, не столько, сколько ты, но тоже неплохо. Плюс квартиру в Карачарове сдаем. Так что родить ребенка тебе никто не мешает. Я только «за». Обеими руками.

– Данилов, ты никак не поймешь меня! Смотри, вот я забеременела, а тебя с очередной работы выжили. Я же выкину на нервной почве. От волнений и переживаний. А вдруг тебе не удастся быстро найти следующую работу? А вдруг там будут платить гроши?..

– Зачем сгущать краски?

– Затем, что так оно и будет. Вот если бы ты прижился, то есть приработался где-нибудь, то тогда... и вообще... Ну разве ты не понимаешь, что это уже перебор?! Это я должна спрашивать «зачем?!». Вот зачем ты нахамил начальству в Склифе?! Зачем еще с кем-то цапался по дежурству?! Зачем тебе это?!

– Так получилось. А нахамил я, потому что он первым попробовал меня унизить...

– Боже мой! – Елена прижала ладони к вискам и пошла вперед. – Боже мой! Старая песня о главном! Для кого я все говорю? Для себя? До Никиты доходит в десять раз быстрее!

– Он умный, а я дурак! – отозвался Данилов за ее спиной.

– В твоем возрасте этим бравировать неприлично!

– Лен, давай прекратим. – Данилов предпринял последнюю попытку к перемирию. – Ты же не первый год меня знаешь и прекрасно понимаешь, что всякие там компромиссы – это не мое...

– А что, мое, что ли?! – Елена снова остановилась и начала шарить рукой в сумке. – Или ты думаешь, что я просто тащусь от компромиссов?! Напрасно! Просто есть такое слово – «надо»! И под него мне приходится подгонять свое «хочу»!

Она вытащила из сумки платок и разрыдалась. Данилов взял жену под руку и повел к машине. В машине можно было спрятаться, а еще там была вода – и попить хватит, и умыться. Он ничего не говорил – знал, что без толку. Пусть сначала эмоции улягутся.

Эмоции у Елены улеглись чисто внешне ровно настолько, чтобы можно было на скорую руку обновить макияж в салоне автомобиля. В душе ее продолжала клокотать буря. Спокойствие Данилова (в некоторой степени показное) она расценила как равнодушие к ее мнению и решила, что просто обязана если не вывести его из себя, то хотя бы сделать менее спокойным. Не из вредности, а для того, чтобы заставить задуматься над всем, что она сегодня ему сказала. Перебрав в уме возможные варианты, Елена остановилась на одном, как ей казалось, лучшем из всех. Правда, это только казалось, потому что гнев и раздражение плохие советчики в подобных вопросах.

– В свое время для того, чтобы вытащить тебя оттуда без последствий, мне пришлось пойти на довольно значительный компромисс, – сказала она спустя некоторое время, катя в среднем ряду по Рязанскому проспекту. – Можешь считать, что ты передо мной в долгу.

– Это упрек или констатация факта?

– Это напоминание. Если я ради тебя иду на какие-то уступки, то и ты ради меня должен делать то же самое. Ведь мы же одна семья.

– В семье, как мне казалось, не принято предъявлять друг другу неоплаченные счета, – тихо, как будто про себя сказал Данилов.

– Что? – Дорожный шум помешал Елене расслышать фразу полностью.

– Ничего, – так же тихо ответил Данилов.

Он достал из поясного чехла мобильный и нажал одну из кнопок.

– Никита?.. Ты дома?.. Прекрасно. Мама подъедет минут через десять, помоги ей разгрузить машину.

– У тебя что, в спину вступило? – спросила Елена. – Давай в аптеку за метиндолом заедем, а то дома у нас только йод и аспирин...

– В душу мне вступило! – ответил Данилов. – Останови, пожалуйста, машину, я выйду.

– Зачем? – удивилась Елена, но послушно перестроилась в правый ряд.

– Хочу побыть один, – честно признался Данилов.

– Вова, не дури! – потребовала Елена.

– Ты меня хорошо знаешь, не остановишься – выйду на ходу, – пригрозил Данилов.

– Ну, прости меня, пожалуйста. Ляпнула, не подумав.

– Останови. – Данилов взялся за ручку двери.

– Останавливаю! – Елена испугалась, что он действительно попытается выпрыгнуть на ходу, и резко нажала на тормоз. Сзади послышались возмущенные гудки, но, на счастье, обошлось без столкновения.

– Пожалуйста! Иди и будь один! Хоть всю оставшуюся жизнь! Флаг тебе в руки! Я тоже, если хочешь знать, не прочь отдохнуть!

«Что я несу?!» – ужаснулась Елена. Слова были чьими-то чужими, вылетавшими помимо ее воли.

Исправлять что-либо было уже поздно. Хлопнула дверца, и Елена осталась одна. Она попыталась вызвонить Данилова по мобильному, но он не отвечал. Не хотел отвечать. Даже не доставал телефон – и так было ясно, кто звонит.

Взвинченные нервы побуждали Данилова двигаться все быстрее и быстрее, чуть ли не бегом. Не отдавая себе отчета, куда и зачем он едет, Данилов спустился в метро и сел в поезд в сторону центра. Решение было правильным – мерное покачивание вагона и ритмичный перестук колес оказали успокаивающее действие. К «Пролетарской» исчезла внутренняя дрожь, сердце перестало надсадно стучаться в грудную клетку, а в голове прояснилось. Затылок все еще был тяжелым, но это уже пустяки.