Рейтинговые книги
Читем онлайн Глаза погребённых - Мигель Астуриас

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 94 95 96 97 98 99 100 101 102 ... 141

— Друг детских лет и… донес?

— Его долг был спасти товарищей по борьбе, и поэтому он не только сообщил о случившемся, но и сам пошел в засаду. Он и еще один хороший стрелок спрятались там, где должен был обязательно пройти капитан, направляясь в комендатуру. Там им предстояло покончить с капитаном, перехватить бумаги, иначе коменданту пришлось бы арестовывать почти всех жителей побережья…

После паузы — слышно было, как снова открылась и захлопнулась дверь туалета; Моргуша не решался выйти и выжидал, не появится ли кто-нибудь из его подчиненных, — Рамила продолжал:

— К несчастью, нам не удалось перехватить документы… бумаги попали в руки властей. Пришлось изменить план действий, ускорить ход событий. Один офицер — он, как обычно, спешил на свидание, кстати, его любовница почти что моя землячка, она из Гондураса, — возвращался со своим отрядом после ночного патрулирования и встретился с капитаном Каркамо буквально в нескольких шагах от того места, где капитана поджидали две заряженные винтовки. Таким образом, сам того не подозревая, этот другой офицер спас жизнь капитану Каркамо. Те, кто поджидал Каркамо, не стали стрелять, поняв, что в подобных обстоятельствах…

— Им просто не хватило храбрости… — перебил его священник, бросив своего рода вызов, по-мексикански.

— Им не хватало оружия… Термины — «храбрецы» и «трусы» годятся, скажем, для дуэли, но в такой борьбе, как наша, они не имеют смысла…

— Боже мой! — встрепенулся священник, ладонью провел по лбу и прикрыл глаза. — Что я наделал!.. Затмение нашло… проговорился, назвал имя, а человек меня просил… он на военной службе, офицер… его же расстреляют… Забудьте обо всем!.. Обещайте мне!.. Господом богом вас заклинаю, пусть никогда не сорвется с ваших уст имя капитана Каркамо… Но вы не будете молчать, ведь он — ваш враг… Донесите на меня, если хотите… Скажите, что это я узнал тайну бумаг, когда парикмахер вызвал меня, чтобы подарить мне изображение Гуадалупской девы, что некоторые из этих документов остались в моих руках и поэтому я смог предупредить учительницу, чтобы она бежала…

— Каркамо уже не враг. Успокойтесь, падресито, я больше всех заинтересован в том, чтобы никто не знал о Каркамо и о той великой услуге, которую он оказал нашему народному делу, изъяв компрометирующие документы. Самое важное сейчас — это Каркамо!..

— Простите, я не хотел, чтобы вы, узнав секрет… как я, злоупотребили доверием…

— …чтобы я, узнав секрет… узнав, что он будет вынужден вручить мне документы… Это был бы шантаж… А мы не заинтересованы в том, чтобы шантажировать или покупать военных, которые в минуту опасности, спасая свою шкуру или свое имущество, становятся на сторону народа или делают что-нибудь на благо народа, а затем снова меняют шкуру и становятся палачами… Каркамо — сейчас самое важное, как я вам уже сказал, потому что по его поведению мы теперь знаем, на чьей он стороне, и если бы ему сейчас что-либо угрожало, мы бы защищали его, мы делаем на него ставку…

— Спасибо, друг Рамила! Спасибо! Вы сняли с меня огромное бремя!.. Ваши слова… ваши аргументы… это, конечно, не спасает меня от меня самого. Я должен камнем бить себя в грудь, потому что не сумел сохранить в тайне имя человека, который неизвестно почему пошел на самопожертвование, поставил под удар свою жизнь — ради этой учительницы!

— Каркамо — самое важное!.. — повторял Рамила чуть ли не автоматически. — Роса Гавидиа, или Малена Табай — это, впрочем, одно и то же, будет схвачена, если ее имя упоминается в тех бумагах, которые капитан не успел прочесть. Может быть, мы не сумеем предупредить ее и спасти… Но самое важное сегодня, именно сегодня, — это Каркамо. Вы понимаете меня? Мы обязаны помочь ему избавиться от мундира, который отгородил его от народа и мешает ему сделать шаг…

— Я очень благодарен вам за то, что вы оценили должным образом мужество этого офицера. Мне кажется, ваши слова сняли камень у меня с души…

— Временами мне кажется, что мы все закрыты в какой-то огромной темной комнате. Мы тщетно ищем друг друга в темноте…

— Если я смогу чем-нибудь вам помочь, можете рассчитывать на меня…

— Этот китаец, нет, не тот, не молодой, а пожилой… — показал Рамила на двух пассажиров, которые продолжали сидеть в полной неподвижности в конце вагона, — сейчас, между прочим, они были почти единственными пассажирами в опустевшем вагоне — все условия для того, чтобы Моргуша смог разделаться со священником без свидетелей.

Рамила только успел указать священнику на старого китайца, но досказать не успел. Послышались шаги, раздались голоса у дверей туалета. «Одежду, ботинки, воды, мыла! Поскорее вымыться, немедленно переодеться!..» — требовал Моргуша от своих подчиненных; агенты наконец появились один за другим, осведомляясь, не нужно ли начальнику чего-нибудь…

— Чего-нибудь? Мер…завцы… сукины дети!.. — орал Моргуша, вне себя от ярости.

— Еще осмеливаются спрашивать, не нужно ли чего-нибудь, когда начальник сидит тут, как в тюрьме, в этом… и не может выйти!

Полицейские агенты поспешили на розыски. Вода, мыло, нижнее белье, костюм, туфли…

— Это его люди, — проронил Рамила сквозь зубы, не выпуская изо рта зажженную сигарету, — но не беспокойтесь, у нас тоже есть люди, они вооружены и готовы на все…

По спине священника пробежал холодок. Побережье дышало всеми легкими, а он — боже мой!.. только он, маленький, ничтожный человечек, не может дышать, не может говорить…

Не словом, а жестом он спросил у Рамилы, что тот хотел сказать по поводу старого китайца.

— Ах да, простите, я забыл… Китайцы поедут вместе с вами… вместе с вами пересекут границу, и там старый китаец вручит вам кое-какие документы…

— Документы?.. — с трудом вымолвил священник.

— Не тревожьтесь. Это копии телеграмм, которыми обменялись «Тропикаль платанера» и министерство внутренних дел…

— Телеграммы?

— Я же сказал вам, не тревожьтесь. Китаец вручит их вам, когда вы пересечете границу и будете у себя на родине. Телеграммы подтверждают, что вы были высланы из страны не по просьбе, а чуть ли не по приказу «Платанеры». Компания обвиняет, вас в подстрекательстве католического населения, будто вы призывали выступать в поддержку всеобщей забастовки…

Из туалета доносилось какое-то бормотание, какой-то шум, возня. Моргушу мыли два полицейских агента, засучив рукава, тогда как остальные его подручные ждали возле двери, держа в руках одежду и ботинки.

— Содержание телеграмм столь недвусмысленно, — говорил Рамила, — что они могут служить доказательством. Располагая ими, вы можете открыть властям своей страны, прессе и своему церковному руководству подлинную причину вашей высылки, и таким косвенным путем вы поможете распространить правду. Нужно, чтобы за пределами нашей страны узнали, что здесь делается и о чем молчат информационные агентства…

— И тогда меня уже не смогут обвинять в поджоге?..

— В каком?.. В поджоге часовни американских евангелистов?

— Хотя…

— Но ведь это наших рук дело…

— Ваших?.. Тех, кто организует забастовку?..

— Наших…

— Порой что-то слышишь, но поверить трудно. Вы, таким образом, дали оружие нашим противникам, чтобы они незамедлительно расправились со мной, выслали меня по обвинению в поджоге. И, собственно, ни для вас, ни для меня это…

— Мы решили сделать это, когда в наши руки попали копии телеграмм, которые вам вручит китаец…

— Ничего не понимаю! Что же, для вас было бы лучше, если бы меня высылали из-за забастовки?..

— Нет, нет! Мы подожгли барак евангелистов-янки для того, чтобы они не использовали сам факт вашей высылки в своих целях. Они хотели запугать наших людей. Они, конечно, хотели представить дело так, что-де люди наши — покорные существа, вялые и нерешительные, уж если священника — обратите на это внимание, — священника и иностранца выбрасывают на границу… то с нашими людьми церемониться нечего… что же ждет тогда остальных?.. — Он поднялся с места. — Я пойду к себе, вот-вот появится Моргуша… Как одеколоном несет… пытается заглушить зловоние… Ну, счастливого пути, и не забывайте!..

— Дайте мне руку, — попросил падре.

— Обе руки. Одной мало. И я даю вам обещание, что если мы победим, то ваша Гуадалупская дева вернется на свой алтарь и мы пригласим вас на празднества.

Рамила пошел на свое место, а священник беззвучно шевелил бледными, жухлыми, как высохшие листья, губами, будто смаковал мед надежды.

Душно. Небо казалось песчаным. Моргуша водрузился на свое место рядом с Феху и все что-то нюхал и нюхал вокруг себя, не переставая мигать. Китайцы сидели по-прежнему неподвижно. Феху пощупал уши. Казалось, от бесконечного монотонного шума колес и сами уши стали колесами. Неосторожный жест. Ужасная неосторожность. Ведь агентов тайной полиции в народе прозвали «ушами». Но, к счастью, Моргуша ничего не замечал, он все принюхивался — его преследовало зловоние, и ни на что другое он не обращал внимания. Падре решил, что самое благоразумное сейчас — помолиться. Из кармана сутаны падре Феху вытащил «Божественные службы», но тут же отложил книгу: похоже, надвигался ураган. Пыльная завеса на глазах превращалась в горячий ливень. Зарницы разрезали небо залпами расстрелов. На горизонте в багровом закате тонуло солнце, а далекие молнии сверкали, обгоняя одна другую. Падре Феррусихфридо зажмурил глаза. Он был уже не в поезде, а летел в беспредельном пространстве…

1 ... 94 95 96 97 98 99 100 101 102 ... 141
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Глаза погребённых - Мигель Астуриас бесплатно.

Оставить комментарий