Генеральный штаб в годы войны - С Штеменко

Второй неприятный срыв произошел у него 7 июня. В этот день на командном пункте И. Т. Гришина было созвано совещание командиров корпусов и дивизий. Имелось в виду заслушать их доклады по обстановке и поставить некоторые задачи по подготовке войск и органов управления к наступлению.

Собрались в большой палатке госпитального типа. Все с повышенным интересом приглядывались к новому командующему. Г. Ф. Захаров уловил это и начал совещание с подробного рассказа своей биографии, особенно налегая на боевую практику. Потом вдруг без заметного повода пустился в рассуждения об отличии строевого совещания от собраний. Слово "строевого" было произнесено с подчеркнутым пафосом, и затем прозвучала такая тирада:

- Здесь говорить буду я, а вам надлежит только слушать и записывать мои указания.

Тут же командующий потребовал показать, на чем кто собирается вести записи. Поднялись руки с листками и потрепанными блокнотами. Г. Ф. Захаров распорядился немедленно раздать заранее заготовленные рабочие тетради и довольно пространно объяснил их значение.

Вооружившись тетрадями, все, естественно, приготовились записывать указания, но таковых не последовало. Вместо указаний командующий стал поднимать участников совещания и поочередно задавать каждому вопросы по уставам, по тактике общевойскового боя. Многие смущались, отвечали невпопад. Захаров взвинчивался все больше и больше, перешел на грубости. Атмосфера накалилась. Нужно было принимать какие-то меры. Поскольку совещание длилось уже достаточно долго, я предложил сделать перерыв.

Пока командиры, выйдя из палатки, курили и сдержанно обменивались впечатлениями, мы с Захаровым успели объясниться. Я с большим трудом убедил его, что продолжать в таком духе и тоне не следует. После перерыва он повел себя по-иному. Говорил дельно и действительно дал ряд важных указаний по подготовке к прорыву неприятельской обороны.

Вскоре почувствовалось, что, несмотря на все шероховатости первой половины совещания, между командующим и аудиторией начинает устанавливаться контакт. Командиры успокоились и слушали его внимательно. Но когда в качестве образца для подражания без каких-либо оговорок была названа "Памятка по прорыву обороны", составленная и применявшаяся в боях за Крым, люди опять заволновались. И это понятно: ведь в Таврии местность типично степная, ровная, как стол, позиции сторон на фронте 2-й гвардейской армии, которой командовал там Захаров, сходились почти вплотную. В такой обстановке "Памятка" резонно рекомендовала стремительным броском преодолевать расстояние до траншей противника вслед за перемещением артиллерийского огня. Но здесь-то, в Белоруссии, перед нашим передним краем лежала низменная пойма реки Прони почти в два километра шириной, и только за ней располагался противник, скрытый к тому же лесом. Такое пространство броском не проскочишь. Здесь не годились методы действий, оправдавшие себя в Таврии.

Волнение присутствующих не ускользнуло от внимания командующего. Он поправился: к использованию любого опыта следует, мол, подходить творчески. "Памятку", привезенную из Крыма, раздавать не стали, и закончилось совещание вполне нормально. В последующем Г. Ф. Захаров сам с пристрастием следил за тем, чтобы способы действий войск всегда отвечали условиям обстановки, согласовывались с ее особенностями.

Выбор наиболее целесообразных способов действий войск в предстоящем наступлении стал предметом особых забот командиров всех степеней. Над этим размышляли в каждом штабе. Много потрудились в этом отношении и представители Ставки.

Г. К. Жукова, например, в течение по крайней мере двух недель с утра до ночи занимал вопрос, как лучше разделаться с противником в районе Бобруйска. В поисках ответа Георгий Константинович выехал на правое крыло 1-го Белорусского фронта севернее Полесья и вместе с К. К. Рокоссовским собрал на совет командармов П. И. Батова, А. В. Горбатова, П. Л. Романенко, С. И. Руденко. Приглашены были также командующий артиллерией фронта В. И. Казаков и командующий бронетанковыми войсками Г. Н. Орел. Изучив характер местности и систему неприятельской обороны, все сошлись на том, что если из последней выхватить здесь обширный кусок и после прорыва окружить немцев, то обнажится основание всей их группировки в Белоруссии и она рухнет полностью. Но решиться на такое можно было лишь при полной уверенности, что окружение удастся осуществить в короткое время и в еще менее продолжительный срок противник окажется ликвидированным. В других случаях операция грозила затянуться, а это повлекло бы за собой тяжелые последствия.

Представитель Ставки поработал на местности в полосе каждой армии, еще и еще раз примериваясь и рассчитывая различные варианты операции, пока наконец не было признано окончательно, что наилучшим способом решения задачи 1-го Белорусского фронта будет окружение противника в районе Бобруйска с последующим уничтожением окруженных. Этот мучительный вопрос разрешился, можно считать, только 19 июня.

То же происходило и на других направлениях, в частности на 3-м Белорусском и 1-м Прибалтийском фронтах, где работал А. М. Василевский. Он с такой же тщательностью изучал обстановку в полосе каждой армии.

Специальному рассмотрению подверглись способы применения различных родов войск. Особое внимание было уделено артиллерии и авиации. Ведь по замыслу операции от них требовалось нанесение такого огневого удара по тактической зоне обороны немцев, который позволил бы нам быстро вырваться на оперативный простор.

Над тем, как лучше провести артиллерийскую подготовку атаки, думали все от представителя Ставки и командующего фронтом до командиров рот и батарей. Всеми путями уточнялись наиболее важные цели, рассчитывались возможности различных артиллерийских систем и приемы ведения огня, определялись условия и содержание взаимодействия артиллерии с авиацией, танками, пехотой.

Появились оригинальные приспособления. В частности, на 2-м Белорусском фронте была сконструирована так называемая летающая торпеда, очень простая по замыслу. На реактивный снаряд М-13 с помощью железных обручей крепилась деревянная бочка обтекаемой формы. Внутрь бочки заливался жидкий тол. Общий вес такого устройства достигал 100- 130 килограммов. Для устойчивости в полете к хвостовой его части приделывался деревянный стабилизатор. Стрельба производилась из деревянного ящика с железными полозьями в качестве направляющих. Ящик этот помещали предварительно в котлован и придавали ему нужный угол возвышения. При желании торпеды можно было запускать сериями по пять - десять единиц одновременно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});