Чёрная маркиза - Олеся Луконина

Решимость и растерянность.

Страх и страсть.

И прежнее неистребимое озорство.

Моран вдруг опустил руку на плечо Дидье и стиснул, поворачивая его к себе, как во время недавнего поцелуя. И почти сердито воскликнул:

— Ты вот только в жертву себя не приноси, как праотец Авраам своего первенца! Я-то помню, что было… тогда, на озере…

— Угу, — вымолвил Грир, так же крепко сжав другое плечо Дидье, который протестующе замотал головой. — Агнец хренов на заклание. Мы тебе не волки!

— Я знаю, — шепнул Дидье, блеснув глазами, и вдруг на мгновение прижался щекой к руке Грира, отчего тот так и вздрогнул. — Знаю, кэп.

Знает он, Господи Боже!

Не в силах удержаться, Грир неловко потянул рубаху с его плеча, торопливо запуская под неё пальцы, слепо и жадно касаясь тёплой кожи, вмиг покрывшейся испариной — то ли от испуга, то ли от возбуждения.

Дидье почувствовал, что сердце у него вот-вот разорвётся, так оно заколотилось. Он поспешно зажмурился, позабыв, как надо дышать, и так же вслепую, жадно притянул Грира к себе, ища губами губы. О да, он знал. Он мог не знать себя, но этих двоих он знал. И хотел узнать до конца — до самого что ни на есть.

До последней страшной, сладчайшей близости.

Неотвратимой, как смерть.

Прямо здесь.

Прямо сейчас.

«Вино берёт и даёт тебе… ты берёшь и даёшь вину… — прозвучал у него в ушах его же собственный голос. — Ты никуда не можешь уйти от него… ибо ты принадлежишь ему!»

— Это же навсегда… — дрогнувшим голосом выпалил Дидье, едва оторвавшись от губ Грира и откинув голову Морану на плечо. Любые слова были так бедны, так скудны и беспомощны по сравнению с обуревавшими его чувствами, что ему хотелось просто взвыть от досады. — Вы понимаете? Понимаете?! Это же навсегда. Пока… mon Dieu! — Он наконец нашёл подходящие слова. Единственно верные. — Пока смерть не разлучит нас.

Богохульством, сущим богохульством были сейчас эти слова брачной клятвы… но Дидье отчего-то твёрдо знал, что греха в них не было.

Не было греха, как не было похоти — только любовь.

— Смерть не разлучит, — сказал вдруг Моран срывающимся шёпотом — в самые губы Дидье. — С чего ты взял, что разлучит? Не-ет…

— Я вас ни в аду, ни в раю не оставлю, — эхом отозвался Грир, обхватывая за плечи обоих и неловко, блаженно ероша пятернёй и чёрные, и русые вихры. — Не знаю, что там на сей счёт есть в Священном Писании… но так и будет, не сомневайтесь, garcons!

И от глубокой убеждённости, звенящей в его словах, Дидье вдруг окончательно успокоился. Всё было таким, как должно — мир вокруг и люди рядом. Они ведь всегда были рядом с ним, эти двое, всегда, когда он нуждался в их помощи. Готовые умереть и убить ради него. Готовые его утешить и утихомирить. Вздуть, если провинится. Защитить, если ослабеет. Принять таким, каков он есть, ничего не требуя взамен.

И любить таким, каков он есть.

Любить.

— Залюбите же вы меня уже, garcons, — пробормотал Дидье, едва шевеля горящими губами, расплывающимися в неудержимой улыбке. — S'il vous plaНt, нам ведь суждено быть вместе, так что вы меня не бойтесь! Vous comprenez?

О да, они поняли, ещё как!

Дидье Бланшар расхохотался счастливо и безудержно, опрокинутый навзничь двумя парами крепких рук.

* * *

Месяц спустя Эдвард Грир, капитан пиратского фрегата «Разящий» и его канонир Моран Кавалли стояли бок о бок на эшафоте и молча смотрели вниз, на толпу, возбуждённо гудевшую в предвкушении интересного зрелища. Не каждый день на Фуэнте-Рок казнили пиратов, да ещё таких отъявленных, известных всем Карибам. Опасных смутьянов, которые, бывало, брали штурмом целые гарнизоны, а теперь, избитые и закованные в кандалы, беспомощно ждали позорной смерти.

Их так торопились побыстрее казнить, схватив в прибрежной харчевне Фуэнте-Рока, что это было даже смешно.

Всё происходило словно во сне — в том кошмарном сне, что снился Гриру несколько лет подряд.

Скрывая леденящую тоску, он с кривой презрительной усмешкой поглядел на грубо сколоченные доски наспех возведённого эшафота, на две толстые колючие петли, болтающиеся над его головой, и только потом — в синие спокойные глаза Морана. Левая бровь канонира была рассечена наискось, и кровь коркой запеклась на смуглой щеке. «Шрам останется», — машинально подумал Грир и тут же криво, тяжело усмехнулся собственной глупости.

И смерть их тоже будет не только позорной, но и глупой. Он, Эдвард Грир, попросту зарвался. Как беспечный мальчишка, он возомнил себя хозяином островов… а между тем здесь уже давно вовсю хозяйничала Ост-Индская торговая, со своим флотом и своими законами, вне которых он оказался, уйдя с её поганой службы и ограбив пару её посудин. Эмиссары Ост-Индской эдакого не прощали, и суд над пойманными пиратами был скорым. Очень скорым, даже без отправки в метрополию, на что Грир втайне надеялся — ведь на пути в Англию так легко можно было сбежать.

Но нет, сука-судьба не предоставила им с Мораном даже такого призрачного шанса. И теперь, после нелепой поимки и немедленного, на закате того же дня, суда, им предстояло умереть.

Что ж, Грир знал, что прожил славную жизнь, и на бессмертие, равно как и на райские кущи, никогда не рассчитывал. Но он ни на миг не желал, чтобы Моран последовал за ним. Адово пламя, ведь сорванцу и двадцати не исполнилось!

Под его отчаянным взглядом Моран слабо пошевелил запёкшимися разбитыми губами, и Грир скорее разобрал, чем услышал:

— Не разлучит нас…

В глазах у Грира потемнело, он скрипнул зубами и кое-как вымолвил:

— Да лучше б разлучила, проклятущая карга… я, знаешь ли, мог бы там и подождать… годков эдак пятьдесят!

— Нет, — с прежней безмятежно улыбкой откликнулся Моран и облизнул закровившие вновь губы. — Хочу с тобой. И буду с тобой. Хорошо, что мы вместе… и ещё лучше, что Ди здесь нет.

Грир молча прикрыл глаза, всей душой соглашаясь.

Благодарение Господу, рядом с ними на проклятом эшафоте не было чертяки Дидье, который, видно, не успел столько нагрешить, как они с Мораном, сбившие парня с пути истинного. Всевышний в безграничной милости своей решил, что огольцу ещё рано отправляться на небеса, что тот ещё не отсмеялся вдоволь, не допел всех своих песенок.

Не долюбил.

Пускай даже ему отныне придётся любить не их.

Какое счастье, что им довелось узнать любовь Дидье Бланшара — щедрую, верную и весёлую, как вся его простая жизнь! Какое счастье, что они, скрепя сердце, были вынуждены расстаться с ним неделю назад. Какое счастье, что его «Маркиза» сейчас мирно качалась на волнах в бухте Пуэрто-Сол, куда доставила индейское золото, снятое с испанского галеона — золото, которому суждено было стать приданым для дочки и сестрёнки Дидье. Какое счастье, что этот баламут сейчас веселит всю свою многочисленную семейку в усадьбе «Очарование» и узнает о казни канонира и капитана «Разящего», захваченных врасплох людьми Ост-Индской, только через пару дней, а то и позже!