Это смертное тело - Джордж Элизабет

Домой, подумал Линли.

— Разве он не поехал отсюда прямо в отель «Дюк»?

— Он всегда сначала заезжает домой. Говорит, что не хочет держать здесь форменную одежду «Дюка»: мол, здесь она запачкается. Хотя, зная Фрейзера, я бы подумал, что причина в другом. — Он сделал грубый жест руками, намекая на сексуальный контакт. — Полагаю, что между нашей работой и «Дюком» он успевает кое-кого обработать. Возможно, даже дома. Во всяком случае, я бы не удивился. Это в его стиле. Джемайма сказала, что оставила ему сообщения и она в панике.

— Она употребила это слово? В панике?

— Нет. Но я слышал это в ее голосе.

— Может, это был страх? Не паника, а страх? Она, в конце концов, звонила с кладбища. На кладбищах люди иногда испытывают страх.

Лангер отверг эту идею.

— Не думаю, что так было. По-моему, она боялась посмотреть правде в глаза.

Интересно, подумал Линли.

— Продолжайте, — подстегнул он собеседника.

— Кажется, ей очень хотелось верить в то, что Фрейзер Чаплин — «тот самый», если вы понимаете, о чем я. Но думаю, в душе она знала, что это не так.

— Почему вы так решили?

Лангер тонко улыбнулся.

— Потому что они всегда приходят к такому заключению, инспектор. Любая женщина, связавшаяся с ним, рано или поздно понимает, что это за человек.

Линли с большим интересом ожидал встречи с мужчиной мечты, о котором он был так наслышан. Он отправился в район Сент-Джеймс, в укромный тупик, в котором высился величавый отель «Дюк». Здание из красного кирпича было построено в форме буквы L, его украшали чугунные кованые решетки, эркеры и роскошная поросль виноградника, спускавшаяся с балконов. Линли прошел под внимательным взглядом швейцара в сдержанную тишину, характерную для молитвенных зданий. Попавшийся ему навстречу коридорный осведомился, чем он может помочь.

Линли спросил, где у них бар. Коридорный тотчас заулыбался. Уверенность и голос делали Линли желанным гостем в любом заведении из тех, где люди разговаривают шепотом, называют служащих «персоналом» и знают, что сначала нужно пить херес, а уж потом портер. Не может ли джентльмен пройти сюда?..

Стены бара были увешаны портретами моряков и гравюрами, на которых высились полуразрушенные замки; главенствующую позицию занимало изображение адмирала Нельсона в его послевоенные дни, а потому и все помещение было посвящено морской теме. В баре было три комнаты, две из них находились по обе стороны от камина (огонь в нем, к счастью, не горел). Повсюду стояли мягкие кресла; в это время дня за столами со стеклянными столешницами собирались в основном деловые люди. Они пили джин с тоником, а у нескольких человек, склонившихся над мартини, глаза светились стеклянным блеском. Один из барменов, итальянец, спросил у Линли с заметным акцентом, не желает ли он отведать их фирменный напиток. Бармен заверил, что он его не трясет и не размешивает, а потихоньку превращает в нечто сказочное.

Линли отказался и спросил «Пеллегрино», если он у них есть, подать с лаймом, но безо льда. Нельзя ли пригласить для разговора Фрейзера Чаплина? Линли показал свое удостоверение. Бармен — звали его совсем не по-итальянски Генрихом — и виду не подал, что удивлен, встретив полицейского с такой безупречной речью. Он равнодушно ответил, что Фрейзер Чаплин пока не появился. Его ожидают — бармен бросил взгляд на свои внушительные часы — в ближайшие пятнадцать минут.

Линли спросил, работает ли Фрейзер в одно и то же время. Может, он приходит сюда, лишь когда отель перегружен работой?

Нет, ответил бармен. Фрейзер работает по расписанию.

— Иначе он не стал бы сюда устраиваться, — прибавил Генрих.

— Почему?

— Потому что вечерняя смена самая оживленная. Чаевые больше. Да и публика получше.

Линли вскинул бровь в ожидании разъяснения, и Генрих с радостью его просветил. По его словам, Фрейзеру нравилось внимание дам разного возраста, которые по вечерам посещали бар отеля «Дюк». По той или иной причине сюда приходили иностранные бизнес-леди, а Фрейзер хотел дать им дополнительную причину для такого посещения.

— У него наметанный глаз на даму, которая будет обращаться с ним так, как он того хочет. — Генрих покачал головой, однако выражение лица у него было доброжелательным. — Он ведет себя как жиголо.

— И у него это получается?

— Пока нет, — хихикнул Генрих. — Но парень старается. Он мечтает стать владельцем маленького стильного отеля, такого, как наш. Но при этом хочет, чтобы кто-то купил его для него.

— Стало быть, он ищет большие деньги.

— Да, так уж он устроен, этот Фрейзер.

Линли подумал об этом и о том, как соотносится это с суровой правдой, которую хотела поведать Джемайма. Для человека, надеющегося получить деньги от женщины, известие о том, что она не сможет ему их дать, будет и в самом деле суровой правдой. Возможно, она хотела сказать ему, что не хочет больше иметь с ним дело, потому что узнала, что ему нужны только ее деньги… если, конечно, у нее были деньги. И снова, когда речь заходила о Джемайме, открывались другие истины. Для Паоло ди Фацио открылась суровая правда, когда он узнал, что, несмотря на его чувства к ней, Джемайма хочет связать свою жизнь с Фрейзером Чаплином. Так и со всеми, начиная от Эббота Лангера до Юкио Мацумото: стоит немного покопаться, и правда вылезает наружу.

Линли прикинул, в какое время Фрейзер Чаплин каждый день приходит в бар отеля «Дюк». У ирландца было полтора часа между временем, когда он покидал каток, и началом работы в баре. Достаточно ли для того, чтобы примчаться в Стоук-Ньюингтон, убить Джемайму Хастингс и успеть на вторую работу? Линли не знал, как это возможно. По словам Эббота Лангера, Фрейзер сначала ехал в Патни, откуда и отправлялся в «Дюк», но даже если в тот день он домой не заезжал, лондонское движение сделало бы его преступление невозможным. Линли не представлял себе убийцу, едущего на кладбище в общественном транспорте.

Когда Фрейзер Чаплин пришел в «Дюк», у Линли появилось смутное подозрение, что он где-то уже видел этого человека. Что-то крутилось у него в подсознании, однако он так и не смог вставить это лицо в соответствующее место. Линли стал вспоминать, где он был в последнее время, но ничто не отозвалось. Он решил на время оставить эти попытки.

Линли не разбирался во внешности мужчин, однако видел, что Чаплин должен импонировать женщинам, предпочитающим темноволосых и нервных мужчин, от которых исходит ощущение опасности, — нечто среднее между современным Хитклифом и Суини Тоддом.[62] На Фрейзере были темные брюки, кремовый пиджак и белая рубашка с красным галстуком-бабочкой. Линли стало ясно, почему он переодевался дома, а не оставлял такой костюм на катке и не таскал с собой. Как и у Эббота Лангера, волосы у него были черными, но в отличие от тренера причесывался он по-современному. Видно было, что волосы у него недавно вымыты, а сам он чисто выбрит. На руках у него был свежий маникюр, на левом безымянном пальце — кольцо с опалом.

Фрейзер подошел к Линли, как только его предупредил бармен. Линли выбрал столик поблизости от сверкающей стойки из красного дерева. Фрейзер опустился на стул, протянул руку.

— Генрих сказал мне, что вы хотите что-то узнать. У вас ко мне какой-то новый вопрос? Я уже разговаривал с другими копами.

Речь его была мелодичной, и Линли подумал, что она, должно быть нравится дамам, как и подчеркнутая мужественность Фрейзера.

Линли представился.

— Судя по всему, мистер Чаплин, вы последний человек, говоривший с Джемаймой Хастингс.

— Вот как. — Он произнес эти слова в форме утверждения, а не вопроса. — А почему вы сделали такое заключение, инспектор?

— Я посмотрел записи на ее мобильнике, — сказал ему Линли.

— А! — протянул Фрейзер. — Мне кажется, что последним человеком, говорившим с Джемаймой, должен быть убийца, разве только он обошелся без преамбулы.