Тропик ночи - Майкл Грубер

Я ничего не говорю, но чувствую себя униженной и несчастной, словно ребенок, пойманный на глупой лжи. К церкви Провидения мы подъезжаем в молчании. Лус я нахожу в окружении целой стайки подружек, они о чем-то оживленно болтают. Я машу рукой и окликаю ее. Лус подходит к незнакомой машине, рожица у нее озабоченная. Я выхожу из машины, обнимаю ее и говорю, что наша машина в ремонте, а добрый полисмен, который приходил к нам утром, собирается отвезти нас домой.

Это он и делает, но потом не уезжает, а выходит из машины и поднимается по ступенькам, словно его приглашали. Я подаю Лус печенье и лимонад, ее обычное лакомство, заглатываю еще пару пилюль, как обычно, и предлагаю Пазу перекусить с нами. Он соглашается, и вот мы трое сидим за столом как бы по-семейному. Лус сегодня необычайно тихая. Я начинаю расспрашивать ее о том, как прошел у нее день в детском саду. Она оживляется и рассказывает, что сегодня пела. Некоторые дети уже получили костюмы для постановки, а она еще нет. Она надеется быть дроздом или совой. Или рыбкой. Мы разговариваем, и я замечаю, что Лус то и дело искоса бросает быстрые взгляды на Паза, на свою маленькую ручонку, лежащую на столе, и на большую руку полицейского. Это не удивительно — ведь обе руки почти одного цвета. Лус спрашивает, можно ли ей пойти поиграть с Элинор, которая живет на другой стороне улицы. Я наблюдаю с крыльца за тем, как она переходит дорогу и звонит в дверь Доун Слотски.

— Милый ребенок, — говорит Паз. — Ей так хорошо с вами. Было бы жаль, если бы ей пришлось оказаться в каком-нибудь приюте.

— Почему? Вы намерены арестовать меня?

— Мог бы. Юридических поводов более чем достаточно. Обман, использование фальшивых документов, конспирация с целью избежать ответственности за убийство. Или убийства.

В худших моих кошмарах мне и не снилось, что я могу подвергнуться незаслуженному преследованию полиции, что кто-то может считать, будто я совершила преступление, которого на самом деле не совершала. В полной прострации я опускаюсь на стул напротив полицейского. Возможно, это часть плана, задуманного Уиттом. Связать меня с его убийствами. Да, такое мог замыслить именно Уитт: закрыть передо мной все двери, кроме той, которая ведет к нему.

Коп говорит:

— Вы должны понять, что на этом сходятся все концы. В расследовании этого дела нам предоставлены неограниченные возможности. К примеру, мы можем выяснить, откуда у вас этот ребенок, узнать, чем вы занимались каждый, буквально каждый день после того, как утопили яхту. Я здесь вовсе не за тем, чтобы напугать вас, я просто излагаю истинное положение вещей. Если вы не на нашей стороне, значит, вы на стороне убийцы. А значит, вас придется передать в руки тюремных юристов. Вы попадете в тюрьму. Вам это понятно?

Я ничего не говорю. Они считают меня соучастницей убийств? Мысли вихрем проносятся у меня в голове. Достать маузер, убить копа, взять его машину, схватить в охапку Лус и спасаться бегством. Нет, украсть катер, бежать водой, как велел Ифа. Ох, а еще цыпленок, желтая птица, взять ее с собой, а как же все остальное… нет, беда в том, что я не убийца… или все же убийца, может, я…

Меня начинает трясти как в лихорадке. Наверное, это действие амфетамина или еще и действие магии, какой-то химии во всяком случае. Коп смотрит на меня как-то по-особенному. Он читает мои мысли. Да, он проникает в мой мозг, и мне стыдно, даже более стыдно, чем стоять голой перед миссис Уэйли. Я не могу оставаться на стуле. Я вижу себя лежащей на полу, в отдалении. Я становлюсь маленькой, уменьшаюсь и уменьшаюсь. Теперь я вижу Долорес Тьюи у меня в кухне. На голове у нее монашеская накидка, на груди распятие из древесины акации, а в руке большая холщовая сумка, с которой она не расставалась; она уходит от меня по коридору, которого никогда не было при моей кухне… но это же тенистая крытая аркада, как при магазине «Пти-Марше» в Бамако. Я хочу окликнуть Долорес: «Эй, Долорес, куда же ты?» — но что-то во рту мне мешает, может распухший язык, или какое-то покрытое мехом существо, или птенец грифа. Я не могу кричать вообще, а Долорес уменьшается, останавливается, оборачивается, смотрит на меня с улыбкой и машет мне рукой точно так же, как делала это в Бамако, когда дороги наши пересекались. Прощай, Долорес, увидимся на небесах!

Я обнаруживаю, что и в самом деле лежу на полу и Паз обтирает мне лицо мокрым кухонным полотенцем, и делает это очень осторожно и ласково. Я быстро сажусь, потом встаю на ноги. Это фаза действия амфетамина, придающая уверенность в себе и смелость. Теперь я Джейн, целиком и полностью Джейн. Беглая и скрывающаяся. Я бесконечно рада, что не проснулась в своем гамаке при лунном свете. И я могу говорить!

— Ладно, детектив Паз, — произношу я. — Ваша взяла.

— Вы Джейн Доу.

— Да, Джейн Клара Доу, доктор философии. Из Сайоннета, штат Нью-Йорк.

Он кивает, явно довольный собой.

— Отлично, я сейчас вызову женщину-офицера, она позаботится о вашей девочке, а мы с вами поедем в даунтаун, и вы сможете сделать полное сообщение.

— Нет, к вашему сведению, мы останемся здесь, и я расскажу вам все, что вам нужно знать. Я настолько же заинтересована в том, чтобы остановить его, как и вы, может, и больше. Но первое, что вам следует сделать, — это забыть об обычной процедуре. Если вы будете настаивать на том, чтобы отвезти меня в даунтаун, я закрою рот, осуществляя мое право на молчание, за исключением положенного мне по закону телефонного звонка в юридическую фирму, которая занималась делами нашей семьи с одна тысяча восемьсот одиннадцатого года, и уверяю вас, они превратят ваш департамент полиции в дымящуюся руину. Итак, я вам помогу, но на моих условиях. Выбирайте.

Так хорошо снова стать смелой Джейн Доу. Быть может, я слишком многое себе позволяю, но Паз усмехается, кивает, садится и достает свой блокнот.

— Идет, давайте, но если я учую запах конского навоза, дело кончится маленькой комнаткой в даунтауне, и вызывайте тогда ваших законников в любом количестве. — Я сажусь за стол напротив него. — Вы сказали «остановить его». Имеется в виду ваш муж, Малькольм Де Уитт Мур?

— Да.

— И вы полагаете, именно он совершил все эти убийства беременных женщин — Уоллес, Варгас и Пауэре.

— Совершенно верно.

— Это он убил вашу сестру?

— Да.

— Зачем?

— Спросите об этом его.

— А вы сами что думаете?

— Он практиковался, набивал себе руку в совершении ритуала, которому научился в Африке. Это даст ему власть.

Я сообщила только часть правды, но это не существенно.

— Вы ему помогали?

— Нет. Ему никто не помогает. Это дело одной личности. Оно совершается в одиночку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});