Рерих - Максим Дубаев

Но никакое противодействие англичан не смогло поколебать Н. К. Рериха в его желании встретиться и обсудить многие планы с лидером индийского народа в его борьбе за независимость от Англии.

Целых две недели пробыл будущий премьер министр Индии вместе со своей дочерью Индирой в гостях у Рерихов. Все это время Николай Константинович с восторгом излагал Джавахарлалу Неру свои идеи и новые проекты: «Говорили об Индо-Русской Культурной Ассоциации (ИРКА)…Пора мыслить о кооперации полезной, сознательной, — читаем в дневнике Н. К. Рериха. — Махараджа Индор приедет к нам через три недели. Просит, чтобы Пандитджи [Джавахарлал Неру] слетал в Америку. Четыре с половиной дня туда, столько же обратно, и там один день — на беседу. Пандитджи, конечно, не поедет. Время ли, чтобы глава движения мог отсутствовать десять дней. Да и что родится из такой поездки?! Махараджа [Яшвант Рао Холькар] приедет к нам через три недели. Опять будет беседа об ИРКА»[399].

20 мая Джавахарлала Неру провожал весь маленький городок Кулу. «Все наше народонаселение вышло провожать с цветами, с добрыми пожеланиями, — писал Н. К. Рерих. — Добро, добро — около Пандитджи. Все чуют, что он не только большой человек, надежда Индии, но и честнейший, добрый человек. Эти два ощущения очень важны в наши дни. К доброму сердцу тянется и все доброе, естественно. Мечтают люди о справедливости и знают, что она живет около доброго сердца. Трогательно, как народ восклицает:

— Да здравствует Неру!»[400]

Святослав Рерих через много лет с особым трепетом вспоминал эту встречу с Джавахарлалом Неру:

«Вся наша семья всегда мечтала о том, как лучше сблизить русский народ и Индию. Это были мысли, которыми мы все жили и которые мы хотели видеть осуществленными как можно скорее. Помню, как мы впервые встретились с Джавахарлалом Неру. Он тогда только что вышел из тюрьмы и жил в Бомбее у сестры. Мы сидели вместе и беседовали, я сказал ему о заветной мечте Николая Константиновича сблизить наши народы. Помню, с каким интересом Джавахарлал Неру слушал об этом и сказал:

— Но как это провести в жизнь, как это осуществить?

И тогда родилась мысль, что перебросить мост между Советским Союзом и Индией можно сначала по культурным линиям; условия тогда были еще совсем другие. Это был 1942 год. Я попросил его приехать к нам в Кулу, чтобы они могли побеседовать с Николаем Константиновичем, ну и я хотел еще воспользоваться этим случаем и написать его портрет. Вскоре была сессия индийского Конгресса в Аллахабаде, я остановился у Неру, и мы каждый день обсуждали все эти интересные вопросы. Мы решили ехать в Кулу в мае месяце. Договорились встретиться с Джавахарлалом Неру в Лахоре и оттуда ехать в Кулу. Он приехал в Лахор с дочкой, с сопровождавшим его секретарем и еще одним другом семьи. Это было его первое путешествие в наши горы, никогда раньше он не бывал в этом районе. И вот мы ехали вместе, и на всех перекрестках нас встречали толпы людей, которые хотели побеседовать с Джавахарлалом Неру. Время было тревожное, и мы очень медленно двигались по дороге. На ночь остановились в маленьком княжестве, где была беседа с местными литераторами, а на следующий день приехали в Кулу.

Неру провел у нас дней двенадцать, мы ездили с ним по долине, она ему очень понравилась, и он ее полюбил. Каждый день он беседовал с Николаем Константиновичем, Еленой Ивановной, Юрием Николаевичем, а я писал его портреты и написал два или три портрета. Он очень хорошо мне позировал — ведь для большого, настоящего портрета ему приходилось стоять, и мы с ним, конечно, подружились, это были, так сказать, основы наших контактов. Николай Константинович обсуждал с Неру планы, как на культурных основаниях перебросить мост между нашими странами. Самыми лучшими были культурные связи, и мы видим: в жизни они и остаются самыми надежными.

Как вы знаете, Джавахарлал Неру был исключительным человеком — он был, с одной стороны, большим писателем и поэтом и, с другой стороны, политическим деятелем. Он любил свою работу, любил народ, контакты с народом. Неру был бесстрашный человек, он абсолютно ничего не боялся и в самые трудные моменты никогда не терял равновесия и всегда стремился сделать что-то особенное, необычное — то, что нужно было именно для этого момента. Джавахарлал Неру много лет, вплоть до самой своей кончины, оставался нашим близким другом. Перед самой его смертью мы послали ему черешни и вишни, которые растут у нас, и, как мне передали, открыв глаза, он сказал:

— Мне кажется, они лучше даже кашмирских.

Я счастлив, что судьба свела меня с таким замечательным человеком, как Джавахарлал Неру. Уважение и восхищение древней культурой Индии, ее народом, которые отличали нашу семью, тоже находили отклик в сердце великого сына Индии. Глубоко интересовался он дружескими связями своей страны и России. Советского Союза»[401].

Еще находясь в гостях у Рерихов, Джавахарлал Неру писал одному из своих друзей Яшванту Рао Холькару, тогдашнему махарадже центрально-индийского княжества Индора, который должен был в скором времени приехать в Кулу, чтобы помочь Николаю Константиновичу воплотить одну из его идей — создать Индо-Русскую Культурную Ассоциацию (ИРКА):

«Кулу, 19 мая 1942 г.

…Мы отправляемся из Наггара завтра после великолепного пребывания у Рерихов, которые могут служить примером самого совершенного гостеприимства. Я намерен приехать в Аллахабад в течение недели после коротких остановок в Лахоре и Дели»[402].

После того как в Кулу приехал Яшвант Рао Холькар, Николай Константинович невольно оказался в центре индийской революции. В начале июня 1942 года от махараджи центрально-индийского княжества Индора пришла телеграмма, которая поставила Н. К. Рериха в трудное положение:

«Ожидаем Ваше водительство в поддержке предложения Индора в письме к Рузвельту, которое даст новую надежду политического соглашения».

Николаю Константиновичу предлагалось выступить посредником в организации индийско-британских переговоров о независимости индийского государства. Об этой телеграмме Н. К. Рерих писал в дневнике:

«Рузвельт, два представителя русских и два китайца должны рассудить дело между Индией и Британией. Могут ли вмешиваться иностранцы в судьбу Индии? Она сама, только сама решит свое будущее. Слов нет, сложно оно.

Кроме неразрешимого Пакистана, уже появился Усиани-стан и Дравидистан, и могут проявиться и всякие другие станы. Все эти призраки разделения и раздора ужасают всех мыслящих о единении. „В единении — сила“. Газеты сообщают решение Ганди, чтобы каждый индус предлагал англичанам уехать домой. Вот до чего дошло!»[403]

Англия предпринимала все меры, чтобы подавить восстание, которое все сильнее разрасталось в Индии. В августе 1942 года были арестованы основные лидеры индийского движения за независимость, среди них был и Джавахарлал Неру. Поводом к аресту послужило его воззвание: «Англичане — вон из Индии!»

10 августа 1942 года Н. К. Рерих писал о происходивших событиях:

«Само пространство вопит. Гималаи плачут. Не запомнят здесь таких ливней. Переполняется чаша. Дорога обваливается. Смятение жизни растет. В Бомбее и в Аллахабаде уже убитые и раненые. Первомученики за свободу! В Бомбее осадное положение. Радио сообщило, что телеграммы в Бомбей не идут. Аресты повсюду, арестованные увезены в неизвестном направлении. Дальнейших сведений по радио не будет, кажется, и в газетах будет молчание. Можно представить, какие чудовищные слухи поползут!.. Не знаем, как русский народ относится к событиям в Индии? Знает ли? Если и здесь сведения пресечены, то что же просачивается там, вдали? По словам британского радио, — арестованные будут лишены газет и всех сообщений. Особенно волнует народ, что арестованные увезены в „неизвестном направлении“. При желании под этим можно многое предположить. Итак, Конгресс уничтожен, а коммунисты утверждены правительством. Такие комбинации трудно усвояемы народными массами. Также путаются люди между „доминионом“ и полным освобождением. К тому же и фантастический Пакистан с его неуловимыми границами остается энигмою. Ох, многострунные инструменты сложны для игры.

Во всем чуются грозные дни. Исчезновение сведений лишь усилит грозность»[404].

У Николая Константиновича в конце лета 1942 года начались нелады со здоровьем.

«Хотелось бы поскорей поправиться. Слишком все напряжено, и нездоровье совсем не ко времени», — писал Н. К. Рерих.

К сожалению, болезнь всегда приходит не ко времени. После того как из Калимпонга специально для Н. К. Рериха был вызван врач, в дневнике художника появилась очередная запись:

«…Из Калимпонга едет наш доктор… Британское радио сообщает, что по всей Индии введена порка! В Дели сожжен Тоун-Холл и несколько официальных учреждений. Бомбей, Ахмедабад, Аллахабад, Люкноу, Бенарес, Горакпур, Назик, Калькутта, Мадрас — в брожении. Число убитых и раненых не сказано. Умер в тюрьме Махадев Десай, секретарь Ганди. Арестована сестра Неру Лакшми Пандит. Сапру отказался от посредничества. Правительство жалуется на ползущие „дикие слухи“. Чан-Кай-Ши посылает особую миссию в Индию для переговоров об освобождении. Реакция Москвы неизвестна. Не забыл же русский народ об Индии? Об индусских собратьях? Конечно, радио о многом вообще не сообщает. Ни газеты — ничто не скажет об истинном положении. Каждый день новые осколки происходящего. Не перечисляю, ибо всего не знаем, а по осколкам судить нельзя. Ко всему надо прибавить: „Радио сообщает“! Газета окончательно отстала от происходящего, да и сама запуталась в своих измысленных заголовках. Ничего не знаем!»[405]