Башни Анисана (СИ) - Каверина Ольга

– Замолкни! – резко бросил он, – Уходи! И пусть белые сёстры займутся тобой, пока я не рассказал им, как ты преследуешь меня!

– Ты же никогда не верил им, Хиба! – упорно крикнул Гиб Аянфаль, тоже вставая, – это ты должен помнить! Ты был чёрным стражем и уже тогда пришёл к тому, что белые сёстры и техники волн имеют для каждого свою правду! Я понимаю, что мои слова кажутся тебе пустыми. Но молю – послушай свой внутренний голос, который есть у каждого асайя! Он никогда не обманет тебя в отличие от разума и прочих чувств, подверженных действию волн! Разве он не подсказывает тебе на самой глубине сознания, что я прав? Ты вышел из Низа, оставив там всего себя. А я помогу тебе это вернуть. Ради этого я готов спуститься туда по свей воле. Знаешь, у меня тоже есть провал в памяти, который я должен восстановить, я уже говорил тебе. Потому я понимаю, что это. И если бы ко мне пришёл кто-нибудь и рассказал о том, что было, я бы хотя бы попытался поверить ему, даже если бы он поведал мне совершенно невероятную историю. Прошу, послушай меня!

Хиба только покачал головой, глядя на него застывшим в негодовании взглядом.

– Уйдёшь ли ты когда-нибудь или нет?! – с клокочущим презрением в голосе произнёс он, после чего протянул руку и ткнул Гиб Аянфаля пальцем в лоб.

Гиб Аянфаль в тот же миг обмер, чувствуя, что с ним сейчас случится то, чего он всегда опасался, не веря себе самому. И тут же его лишённое сознания пурное тело мягко упало на траву у ног рослого асайя. Хиба-Багровый Ветер, равнодушно перешагнув через него, направился прочь в глубину замершего в ночи сада.

* * *

Гиб Аянфаль пробудился в одном из многочисленных покоев Белого Оплота, которые предназначались для гостей, посещающих места исцеления. Сюда его перенесли из пасочного сада и заботливо расположили в одной из комнат. Выглядела она как спальные покои в обители Зимнего Сумрака – обычное ложе заменяла ступень, правда рассчитанная на двух-трёх асайев.

Прислушавшись к мирно переливающимся волнам, Гиб Аянфаль понял, что утро только-только вступило в свои права. За широкими арочными проёмами шелестели листья пасочников, и вчерашние переживания несколько сгладились сами собой. Гиб Аянфаль лежал, тщательно вспоминая вечер, его разговор с Эньши, а затем визит к Хибе, пока не почувствовал чьё-то приближение. Он оглянулся и увидел, что в залу неслышно входит мать Саника. Она подошла к Гиб Аянфалю, внимательно на него взглядывая.

Гиб Аянфаль немедленно поднялся.

– Где Багровый Ветер? – тут же спросил он, так как судьба Хибы после такого поступка тревожила его больше собственной.

– С ним всё хорошо, Гиб Аянфаль, – ответила мать Саника, – он в храме. Там он сейчас проводит большую часть времени. Я же пришла, чтобы поговорить с вами.

После этих слов мать Саника неспешно опустилась на ступень. Гиб Аянфаль тоже сел, глядя на неё с нескрываемым недоверием. В его глазах обе матроны были одними из виновных в сложившейся ситуации, и сейчас он не знал, как вести себя с ними. От матери Саники его состояние, конечно же, не укрылось, но она не обратила на это никакого внимания.

– Зачем вы пришли к нему? – спросила она негромко, но с твёрдостью, которая на миг осадила Гиб Аянфаля.

– Я не мог не прийти! – горячо ответил строитель после короткой паузы, – Хиба мой друг! А там, в Низу, его всё равно, что уничтожили! Он ничего не помнит! Я хотел ему помочь, я думал, что если буду говорить с ним, то в нём откроется что-нибудь. Потому что вчера… я видел, что внутри у него что-то сохранилось…

Гиб Аянфаль замолк, изумляясь тому, как он вдруг смог так откровенно поделиться своими мыслями с асайем, о котором мгновение назад думал едва ли не как о враге. Он взглянул на мать Санику, но встретил в чуть грустном выражении её серебристо-фиолетовых глаз только глубокое понимание.

– Не так нужно вытаскивать это сохранившееся, Гиб Аянфаль, – тихо сказала она, – матрона Линанна не хотела, чтобы я подробно говорила с вами об этом, но я знаю, что вы не уйдёте, пока не услышите хотя бы часть правды. Поэтому послушайте меня, а потом делайте свои выводы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хицаби вёл очень непростую жизнь. Думаю, даже несмотря на то, что он сам считал вас своим другом, о многих вещах он просто не мог говорить. Такие обязательства наложил на него Салангур. Рабочая точка чёрного стража очень тяжёлая, это выбор, который делают единственный раз за всё воплощение, и потому освободиться от неё как от любой другой нельзя. Так что Хицаби фактически остаётся стражем даже сейчас, в одеждах очищенного, и тем более был им, когда трудился вместе с вами. Я думаю, вы замечали, что он порой начинал поглощать немереное количество зелёной амброзии. Это было одно из последствий выбора – его пурное тело просто не могло справиться со слишком быстрой пылью стража, поверх которой наложили рабочую точку строителя. Встать на новый путь ему могло бы помочь только глубокое пересоздание, но такого он не хотел. Он искал другого.

– Но разве он не имел на это права? – спросил Гиб Аянфаль, – разве он не был волен выбрать именно это?

– Именно потому, что у него было такое право, никто не воспрепятствовал ему прямо с самого начала. Но никто и не освободил его от последствий, – спокойно ответила матрона, – В законах Онсарры нет запретов, Гиб Аянфаль. Законы говорят о том, как должно быть. Баланс волн поддерживает существование того, что является истиной, а то, что приносит вред, рано или поздно будет уравновешено воздающим ответом. Хицаби осмелился пойти против чёткого разделения рабочих точек, введённого госпожой Ханаей, старшей дочерью самой Гаэ Онсарры. Её закон назначается для жителей поверхности и небес и разделяет чёрных стражей и белых сестёр. Хицаби пошёл против него, и вместе с тем отказался спуститься в недра, где к его выбору отнеслись бы иначе. Для этого он был слишком свободолюбив – не хотел ни перед кем преклоняться, и так же не хотел, чтобы поклонялись ему. Он взял на себя ответственность за приведение в жизнь, всю полноту которой способны понять только мы, белые матери. Многие удивляются тому, что вообще нашёлся некто, кто передал ему эти знания.

– Значит, этот кто-то поверил в него, – ответил Гиб Аянфаль, – захотел дать ему шанс! Но я всё равно не понимаю – как можно так поступать с асайями? И Голос, и родичи всегда учили меня милосердию. Но где сейчас оно с их стороны?

– Благо не всегда выглядит привлекательно в сей же момент, Гиб Аянфаль, – ответила мать Саника, – Хицаби ведь исправили совсем не так глубоко, как того просил собор. Нэны, управляющие Низом, воспринимают указы патрициев лишь как рекомендации, оставляя за собой право менять их на своё усмотрение. Его память незыблема, но воспоминания, хранящие в себе пути искажения, погружены во внутреннее забвение. Это непростое состояние, чтобы свыкнуться с обновлённой личностью асайю требуется время. И на самом деле он сейчас должен находиться за вторыми вратами Низа под опекой нэн. Его отпустили наверх только потому, что я и мать Линанна поручились за него, и теперь Хицаби останется здесь, рядом с нами. Если вы действительно являетесь ему другом, Гиб Аянфаль, то, прошу, выполните мою просьбу. Не приходите к нему и не провоцируйте. Вы были ему очень дороги, но теперь ваши слова и даже само появление для него вредны. Дождитесь времени, когда он сам выйдет на просторы Пятой твердыни как исцелённый.

Гиб Аянфаль печально опустил голову. Интуиция подсказывала, что в том, как сейчас следует отнестись к Хибе, мать Саника права. Но он так хотел скорее сорвать с друга эту безразличную маску, так хотел вернуть его прежнего! Теперь после всего, что пережито, он сможет понять его как никогда. Он помолчал некоторое время, глядя на яркие полосы света, падающие через арочные проёмы и стелющиеся по гладкому полу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Хорошо, – наконец произнёс Гиб Аянфаль, вновь взглядывая на мать Санику, – я сделаю, как вы просите. Но сможет ли он вспомнить себя прежнего?

– Я не знаю. Это его память. Если он захочет заново раскрыть её, то вспомнит. Но если он захочет начать новый путь, то я не смогу этому препятствовать.