Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

до полной бессмыслицы. Никому не приходило в голову ранжировать по важности все эти противоречащие и претендующие на приоритет права, да и самих субъектов права тоже с точки зрения главного критерия обеспечения выживания всего человечества в целом. Обострение взаимной нетерпимости разных социальных сил достигало бескомпромиссного накала, доводя его не только до грани боевых действий, но и заводя конфликты за эту грань. Словом, слушать и даже аргументированно оппонировать всей этой гадости и глупости давно уже стало тошно.

Михаил вполне отдавал себе отчет, что его оценки и мнения никого не интересуют. Везде хватало умников и без него. Тем более, что сойти за умника мог любой бойкий трепач, кому давали в руки микрофон или кого помещали перед телекамерой, а уж и то, и другое легко покупалось – было бы только чем платить. Решение задачи вхождения в правящий круг становилось самодостаточной целью для всех «господ», провозглашающих себя борцами за социальную справедливость и лучшее будущее человечества, а уж о «товарищах» и вовсе не стоило говорить.

Ни одна индивидуальность с благими намерениями и честными мозгами, не болеющая корыстолюбием, решись таковая выйти на социальную арену, не смогла бы пробиться наверх ни при каких обстоятельствах. Исключение – и то лишь по прямой воле Господа Бога – могли составить мессианские личности масштаба Будды или Христа. Для остальных, потенциально пригодных для честного управления мирскими делами, дорога к власти была перекрыта абсолютно во все времена. Конечно, Всевышний благословлял и других людей рангом пониже возвещать Его Волю, прорицать будущее или увлекать за собой массы доведенных до психического отчаяния или наоборот – воодушевления людей. Такие фигуры тоже были известны в истории. Библейские пророки, основатель ислама Мухаммед, Мартин Лютер, Ян Гус, Андрей Дмитриевич Сахаров. Однако были фигуры и другого рода, совсем неблагой природы, которым, однако, при попустительстве темных сил, испытующих человечество по Воле Всевышнего, но на свой лад – такие как император Ци Шихуан Ди, Александр Македонский, Ашока, Атилла, Чингисхан, Акбар, Наполеон, Ленин, Гитлер, Сталин, Мао Цзэдун. Во всяком случае им было разрешено проявить себя во всех своих аппетитах и властвовать над большими массами людей хотя бы некоторое время.

Но имелась еще одна категория, которой уже безусловно Милостью Божьей давалась возможность спокойно совершать важную мыслительную аналитико-синтетическую работу по осмыслению мира и всего, что в действительности происходит в нем, с тем, чтобы хотя бы жаждущие знаний о своей роли в социуме и Мироздании с их помощью могли распознать, что им допустимо делать, а что нет. В основном это были философы, идеи которых очень редко принимались кем-либо в качестве руководства к действию – хотя бы отчасти.

Сюда безусловно относились ведомые Михаилу только по именам индийские Махатмы и Махариши, Гермес Трисмегист, Пифагор, Платон, Аристотель, Кант, Декарт, Гегель, Николай Константинович Рерих, Елена Петровна Блаватская. Отнюдь не равняя себя со столь значимыми фигурами (равнять он считал – не его дело), к этой категории людей Михаил относил и себя.

Он прекрасно сознавал, что не смеет претендовать не только ни на какую социально значимую роль, но даже и на какую-либо известность в системе постигнутых человечеством знаний – во всяком случае еще при жизни. Таково было Небесное Предопределение, и Михаил не имел никаких сомнений на этот счет.

Михаил давно не вслушивался в то, что вещало радио, поскольку оно утомило его вызывающей трескотней, а музыки ни на одном канале все не передавали. Но однажды ему пришлось насторожиться и переключить мысли в другое русло. В очередной раз обшаривая эфир, он наткнулся на знакомый голос и заключительные слова какой-то передачи: «Текст читала Марина Ковалева». – Эту даму он немного знал – через Люсю, сотрудницу института, с которой у него была долгая взаимная симпатия, если не больше. Марина и Люся вместе учились в МВТУ. Потом Марина увлеклась театром и стала актрисой, затем переквалифицировалась в диктора на радио. Во время ее чтения никогда не бывало ошибок в ударениях и произношении слов, в отличие от громадного большинства ее нынешних коллег. Из этого Михаил заключил, что свою работу она уважает, да и сама работа ей нравится. А еще он хорошо помнил, что узнал о Марине от Люси еще до того, как познакомился с ней.

Однажды среди дня Михаил зашел в гости к Люсе и застал ее только что поднявшейся из постели (вернуть ее в постель он не пытался – не пришло время, хотя эта мысль совсем не казалась чуждой), но в ванную комнату вслед за Люсей зашел, тем более, что она не возражала. И пока Люся умывалась, склонившись над раковиной, легко сквозь пеньюар приласкал ее груди, затем спустил руки на талию, а потом и еще ниже. Люся была настроена благодушно, но все же попросила слишком уж сильно ей не мешать, а заодно не без иронии в голосе поинтересовалась, что он такого в ней находит.

– Прекрасные крупные формы! – с энтузиазмом отозвался он на вопрос

– Тебе действительно нравятся крупные формы? – переспросила она.

– Да, очень! – подтвердил он.

– В таком случае тебе надо ухаживать за моей подругой Мариной Ковалевой. У нее все вдвое крупней, чем у меня.

Михаил попытался мысленно удвоить Люсино великолепие, но ничего путного в уме не складывалось. Так он впервые услышал о Марине, голос которой донесся до него сейчас по радиоприемнику. В жизни она оказалась действительно крупнее Люси, но далеко не вдвое. У нее тоже было доброе лицо, но Люсю она отнюдь не превосходила.

А Люся ему действительно нравилась. С ней было приятно общаться. И однажды Михаил полностью раздел ее и замер было на месте, чтобы полюбоваться, посмотреть на ее впечатляющую прелесть, но едва он затем дотянулся до нее руками, эта рослая рыжеволосая красавица непроизвольно, как ребенок, вскрикнула: «Мама!» – и он отступил, поняв, что в ней еще что-то противится близости с ним, хотя мамы в это время не было дома, а сексуальный опыт у Люси, как он знал от нее, разумеется, был. Это выглядело странно, но он не привык вламываться к женщине против ее воли, в первую очередь потому, что не хотел обкрадывать себя. Любая женщина по своей воле отдаст мужчине несомненно больше, чем тому, кто не посчитается с ней. И, уже во-вторых, он считал, что мораль, запрещающая насилие, все-таки правомерна и верна. Оправдывать насилие над самкой, ссылаясь на биологическую природу вещей, на естество такого дела, мог только сугубый мужской человеческий эгоизм, ибо в природе ничего подобного в действительности не было – только готовая к совокуплению самка уступает самцу, который ей нравится. Насиловать самку безрукие звери не могут. По натурным наблюдениям биологов даже такой совершенный зверь как медведь, умеющий оперировать передними лапами, как руками, не может овладеть медведицей, которая того не хочет.

В общем, с Люсей у него не состоялось, но приятельство они сохранили. Люся имела все, что нужно, чтобы привлечь мужчину к себе. И все-таки осталась незамужней. Как и в случаях с другими хорошими незамужними женщинами, Михаил не мог добраться до причины. Если даже исходить из того, что мужчин брачного возраста на всех женщин не хватает, поскольку их до этого времени доживает меньше, то все равно остается неясным, почему гораздо худшие представительницы женского пола обзаводятся мужьями без особого труда, в то время как лучшие часто остаются без пары. Или многих мужчин останавливало от мысли о браке с такими именно то, что они были лучше и умнее потенциальных женихов?

Только одна из знакомых женщин, так и не вышедших замуж, отказалась от мысли о браке, скорей всего, по другой причине, нежели несоответствие представлений сторон о необходимых качествах возможного партнера. Сашенька была просто слишком хорошая дочь – видимо, как очень поздний ребенок, судя по возрасту ее родителей – они были заметно старше Михаила, в то время, как сама Саша была моложе его дочери Ани. Саша работала в смежном отделе института и как-то раз по делу зашла к нему. Михаилу понравились ее ум и речь, и, зная, чем ей сейчас приходится заниматься, он искренне пожалел, на что она вынуждена растрачивать свои способности, и даже предложил рекомендовать ее в другой институт, где у нее, по крайней мере, появилась бы возможность стать кандидатом наук. Его как раз просили оттуда рекомендовать человека с хорошей головой и непременно порядочного. Предложив Саше попытать счастья на другой стороне и, отыскивая в записной книжке нужный телефон, Михаил ей так и сказал: «Ваш ум виден невооруженным глазом, а остального я, естественно, знать еще не могу. Меня просили рекомендовать прежде всего порядочного человека. При отсутствии предметных знаний на этот счет могу полагаться только на свою интуицию. Как сказали бы в Одессе, вы будете смеяться, но я думаю, что вы – порядочный человек!» В ответ Саша с улыбкой сказала тогда: «Ну, я действительно буду смеяться!» В другой институт, куда она