Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

И это был печальный и недвусмысленный факт. В то время ему и в голову не приходило, что в конце концов он разведется с женой из-за того, что ей не надо большего от него и в еще большей степени – от себя в качестве очередного взноса в поддержание их любви. Ее нежелание позировать перед фото- и киноаппаратом сыграло в этом не последнюю, но отнюдь не главную роль. Он и в те времена, еще до развода, редко заглядывал в «секретную папку», чтобы еще раз, так сказать, отвлеченно, взглянуть на прелести жены, хотя там и было на что посмотреть. Особенно удались три фотографии. Лена сбоку-сзади, когда она стояла на коленях и вытянутых руках поверх постели; Лена в позе композиции Тициана «Венера с зеркалом» – лежа на боку спиной к зрителю и с лицом, отраженным в зеркале; и та самая, которую он заснял со шкафа сверху вся лицом вверх, головой к аппарату, с широко раздвинутыми ногами. Увидеть это и через тридцать пять лет, пусть и ненароком, все равно оказалось приятно. Красота все равно красота, даже если ты от нее отказался в пользу другой женщины и красоты. Михаил, глядя на Ленины фотографии, все равно не жалел о потере. Уже года через четыре после этих съемок он начал систематически снижать свою любовь к Лене, сознательно направляя на решение этой задачи усилия своей воли и ума. Он не хотел быть более зависим от Лены, чем она от него. И их отношения неуклонно выравнивались, покуда чаша весов с ее стороны вообще не пошла вверх от точки равновесия. Они с Леной поменялись ролями, и ее власть над Михаилом кончилась не только раньше, но даже как-то категоричней, чем его власть над ней. С тех пор он не испытывал к ней ни тайного тяготения, ни любви в память об общем прошлом. Прошлое с Леной как будто само собой ушло из его жизни, – после него остались лишь события без особой эмоциональной окраски; короче, осталась история – в таком-то году было то-то, в таком-то случилось то-то, и ему порой становилось даже удивительно, что он более полутора десятков лет любил эту женщину, хотел ее сильней всего на свете, обладал ею, радовался вместе с ней, иногда чувствовал себя счастливым с ней и в постели, и в походах, и при обмене мыслями, и в качестве одного из родителей их дочери. Действительно, все это имело место в его жизни и душе, пока не превратилось в историю их брака. Следы, конечно, остались, но только следы. Эмоциональная память очистилась, жгучих воспоминаний не сохранилось. Слава Богу, расстались они уважительно друг к другу, и уважение с обеих сторон сохранилось. Могло ли что-то другое быть лучше этого для двух людей, убедившихся, что они не вполне подходят друг другу? Видимо, нет.

В течение следующего дня Михаил тоже много думал, вспоминал и писал, время от времени отдыхая на надувном матраце поверх пуховика с почти отключенной от всего головой. Он никуда не отлучался со своего бивака, считая, что к нему еще могут подойти туристы за предложенными продуктами, но они так и не появились. Это кое-что да значило. Во-первых, то, что они не утратили гордость и поэтому не пожелали получать вспомоществование от одинокого странника-старика. Само по себе это было неплохо, даже похвально. Во-вторых, – и это выглядело уже не так хорошо – это значило, что они решили спешить, чтобы выскочить из ненаселенки до того, как останутся совсем без продуктов. А раз будут неумеренно торопливы, в суете непременно обо что-нибудь споткнутся и потеряют много больше времени, чем если бы не спешили и умеренно поголодали. Стало быть, ни советы Михаила, ни его предложение взять продукты к месту им не пришлись. В-третьих, – и оно вытекало из второго – это означало, что Михаилу скорей всего еще придется столкнуться с ними на предстоящем пути несмотря на все его попытки отпустить их вперед подальше от себя.

Получилось, что его намеренное промедление со сплавом совершенно не достигло цели. Хорошо хоть, что время, когда он мог в полную силу лететь на встречу с Мариной, не было потеряно совсем уж зря. Все же он много писал, а не бил баклуши из-за нелепых представлений о своем долге перед встречными путниками. Назавтра Михаил решил продолжить сплав и больше искусственно не притормаживать. Ожидания потеряли смысл, а, главное, отдаляли его от Марины. Этого он больше не желал.

На нормальный сплав без слишком частых дневок, хотя и с необходимыми для нормального отдыха, по подсчетам Михаила требовалось не меньше двух недель. На такой срок продуктов в компании Игоря еще должно было оставаться достаточно – или около того, если они ничего не утопили, не испортили водой или не съели прежде времени. Теоретически сохранялся шанс на то, что они смогут безбедно проскочить маршрут при условии, что не испугаются недоедания. Однако при разброде мнений, недовольстве ходом дел и при страхе перед Рекой и ограниченной голодовкой шансов на вполне достойное завершение похода не было совсем. Механизм устремления к цели вопреки разуму уже заработал вразнос.

Глава 15

Ближайшие восемьдесят километров до начала очередного каскада мощных порогов Михаил мог пройти без особого риска догнать компанию Игоря. Конечно, какие-то безымянные пороги и шиверы тоже способны были подложить сплавщикам свинью не хуже, чем знаменитые сложные пороги. Однако не стоило думать о коллегах по сплаву только плохое. Допустимо было предположить, что на этом сравнительно простом участке они обретут должную уверенность в своей способности безаварийно преодолевать препятствия, ради чего они, собственно, и явились сюда. Однако на что у них на самом деле хватит терпения, осмотрительности и ума, сказать наперед было невозможно.

Михаил продолжал думать о делах этой компании уже наплаву. Ее предводитель Игорь был главным лицом, от которого зависело, что предпримут эти люди и что их ждет после встречи с порогами, если он еще мог монопольно управлять большинством. Михаилу вспомнились очень обидные по форме Верины слова, которые она в верховьях Самбыла бросила ему в лицо как обвинение: «Пять человек, кроме тебя, смотрели путь, и все говорят, что пройти можно, и только ты один говоришь, что нет!» Пять к одному. Не простое, а прямо-таки подавляющее большинство. Что ж, попробовали… А кто оказался прав? Ему бы и тогда, и теперь впору было бы радоваться выигрышу в споре с большинством, но испытывал он одну только горечь. С тех пор Михаил уже никогда не сомневался, что постижение Истины не является плодом коллективного труда большинства, что идеология коллективизма вообще не имеет отношения к определению истинности в любой сфере, что Истина открывается прежде всего одиночкам, которые глубже и дальше других проникают в неведомое. Ну, а в этом походе при условии, что Господу Богу будет угодно, чтобы сам Михаил успешно прошел этот участок, по расчетам выходило так, что встреча с компанией Игоря произойдет где-то на третий-четвертый день, считая и сегодняшний. Раньше вряд ли. Форсировать сплав во что бы то ни стало Михаил не собирался. Он пришел сюда не для того, чтобы ставить свой личный рекорд. Словно в подтверждение своей решимости не спешить изо всех сил Михаил даже остановился на рыбалку в устье довольно солидного левого притока, но, потратив час, не поймал на блесну ничего и двинулся дальше.

Вечером, уже устраиваясь на ночлег, он ощущал неопределенное беспокойство и не нашел для его объяснения никаких причин, кроме одной – ему каким-то образом передаются на расстоянии страсти, кипящие в умах и душах людей из Игоревой компании. Гипотезу нельзя было проверить, покуда он не узнает о положении дел в ней (и скорей всего – от Гали, раз уж она заговаривала с ним на этот счет). Он еще раз взвесил, сколько дней ему самому может понадобиться на оставшийся путь без изнурительной гонки, чтобы решить, сколько продуктов из своих избыточных запасов он сможет отдать встречным людям. Получилось немало. А что еще он мог сделать для них? Видимо, ничего, если только его не попросят поскорей отвалить от них с предложениями о помощи. В любом случае забегать вперед даже в мыслях не стоило. Исходить надо было из другого: он никому не обязан, ему никто не обязан. Здесь, в тайге, каждый отвечает за себя – или ему тут нечего делать. Взрослые люди могут поумнеть, если заметят за собой ошибки и перестанут делать их. Это только молодость из-за нетерпения и наличия большого запаса сил может позволить себе делать одни и те же ошибки беспрестанно. Зрелости такое поведение уже не по карману. Растранжиривать нервы и здоровье в прежнем стиле уже непозволительно. Поневоле надо умнеть.

Пройдя за день километров шестьдесят, Михаил встретил только два несложных порога и три шиверы. Покуда это был самый простой участок пути. Завтра все должно было резко измениться. Михаил достал карту и стал вглядываться в особенности ближайшего