Берег тысячи зеркал (СИ) - Ли Кристина

Он резко поднимает на меня взгляд и чеканит:

— Надеть тепловизоры. К потоку лавы дистанция десять метров. Передвигаться в три цепи друг за другом. Цепи замкнуть, и следить, чтобы люди не отступали ни на шаг из шеренги. Главная задача — вывести первыми женщин и детей. Выполнять.

— Есть, — солдаты быстро выполняют приказ, а Сан хватает Юмая за плечо и быстро чеканит:

— Юмай. Скажи, чтобы каждый прикрыл рот любой тряпкой, лоскутом одежды, хоть чем-то. Объясни им, что нужно ступать след в след друг за другом, и держать руку на плече впереди идущего. Идти нужно медленно и спокойно, Юмай. Особенно дети. Они должны быть на руках родителей, а кто старше впереди матери, или отца. Не выпускать из виду детей. Передай им, что паника — это неминуемая смерть. Они должны быть собраны и спокойны. Мы выведем их.

Юмай кивает и немедленно объясняет все людям. Некоторые быстро пересаживают детей на спину. Даже достаточно взрослых детей они собираются нести сами. Подобное восхищает, и выглядит впечатляюще. Эти люди, будучи необразованными, живущими в условиях почти полной изоляции, сами выстраиваются в три длинные цепи, которые замыкают старики. Они быстро пропускают вперед всех молодых людей, буквально с криком толкая их в спину.

— Пора, — Сан, указывает себе за спину.

Длинными цепочками, мы достаточно быстро движемся к выходу из пещеры. Наверное, в такие моменты следует молиться, просить о милости, но в моей голове пусто. В ней только тревога и страх. Сердце колотится в груди, руки вспотели, а дыма снаружи стало только больше.

Делаю вдох с дрожью, а все, что слышу — движение воздуха внутри респиратора. Как только, позади слышится сигнал от солдат, что последний человек покинул пещеру, начинается самое трудное. Мы движемся буквально шаг в шаг и с такой осторожностью, будто ступаем по тонкому стеклу. Все, что способно успокоить в такой ситуации — крепкая спина идущего впереди мужчины.

Сан двигается плавно и не спеша. Для чего он достал оружие — оказывается загадкой. И надо бы мне голову действительно пеплом посыпать, ведь я — человек, который в первую очередь должен хотя бы в теории просчитывать все риски, даже не задумываюсь о подобном.

К тому моменту, когда Сан производит оглушительный выстрел, а за ним слышатся еще три, я понимаю, что не учла. Дикие животные в подобных условиях еще опаснее. Они не просто охотятся, а находятся в состоянии полной защиты, и стремления к выживанию.

А мы для них — пища. Еда, которой может потом и не остаться.

Потому, когда я слышу невозможно ужасный звук воя, понимаю, что мы едва не подверглись нападению диких животных. Но даже тот факт, что для них мы просто мясо, не умаляет того, как глаза щиплет от слез, вызванных мучением зверя.

— Чисто. Продолжаем движение, — Сан хватает мою руку, и закидывает обратно на свое плечо.

Я не вижу его глаз. Они скрыты прибором, а лицо респиратором. Это страшная картина. Хочется поскорее снять с него все это, и оказаться на берегу у серого моря, где невозможно ярко сверкают осколки зеркал.

Да. Именно туда я хочу. Именно туда мы уедем после этого ужаса.

Мысли внезапно занимает совершенно иное. На миг тревога в груди утихает, а перед глазами появляется нежная улыбка маленькой девочки. Какая она теперь — его Ханна? Наверное, выросла. Стала еще красивее, а на берегу уже не одна мозаика, а несколько. Я хочу узнать ее. Поговорить опять, и стать ближе. Мысль о том, что ступая среди покрытых пеплом и объятых дымом хижин, думаю о его дочери, ошарашивает. Странное чувство тревоги, что Сан должен быть не здесь, а рядом с ней, толкает собрать всю волю в кулак.

Вот же я дура. Едва не похоронила нас. Франко и ребят испугала.

— Сан, еще далеко? — быстро задаю вопрос, решая, что надо все же поторопиться.

— Мы почти у грузовиков. Моторы еще не успели остыть. Я вижу все десять машин в ста метрах от нас. Еще немного.

— Хорошо, — отвечаю, и оборачиваюсь к старику.

Шаман цепко держится рукой за мое плечо, и хмуро осматривает последние постройки у заезда. Они объяты дымом, а видимость почти нулевая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вы вернетесь домой, Юмай. Вернетесь, — решаю подбодрить его, а он поднимает на меня взгляд и кивает.

— Юмай и не улетать на птица. Юмай отправить своя людей. Это долг Юмай, и отца Юмай, и деда Юмай, и деда деда Юмай. Долг Юмай защищать люди эта деревня.

Спорить с таким человеком бесполезно. Не сядет? Заставим.

Через несколько метров, наконец, и я замечаю машины. Мы останавливаемся, а солдаты немедленно начинают направлять людей к кузовам грузовиков.

Помогая им, я улавливаю, как Сан замирает, повернувшись в сторону ущелья.

— Что там? — спрашиваю, ведь из-за дыма не разглядеть ничего.

Нам крупно повезло, что мы в тропическом лесу. Будь это широколиственный, или того хуже хвойный лес, мы бы задохнулись за считанные минуты.

Сан не отвечает на вопрос, а снимает тепловизор и передает мне. Я хмурюсь, а надев прибор, замираю всем телом. Широкий поток лавы вот-вот достигнет моста. Хлипкого и шаткого моста, который будет уничтожен за секунды, как спичка.

— Юмай. Подгоняйте людей. Пусть садятся в машины быстрее, — Сан отравляет старика к людям.

Наши взгляды встречаются молниеносно. Мы дышим глубоко, а Сан качает головой, чтобы я молчала.

— Ты сядешь в первую машину.

— Нет, я поеду с тобой, — парирую.

— Ты сядешь в первую машину, Вера, — он настаивает, и кивает старшине Ю.

Я знаю, что ты собрался делать.

— Сан.

Я пячусь к его грузовику, но он хватает меня под руку, и быстро сажает в салон к старшине Ю. Сопротивляться бесполезно, дверцы защелкиваются.

Я слышу только холодную команду:

— Трогай.

Хватаюсь за ручку, оборачиваюсь, и пытаюсь найти понимание в глазах Сана. Однако, поздно. Старшина так резко срывается с места, что вскоре все перед глазами превращается в размытые силуэты среди дыма.

Заставлять его остановить грузовик, и подвергнуть опасности столько жизней — чистый эгоизм.

Когда мы пересекаем мост, по телу бежит леденящий озноб. Он уже трещит по швам, что говорить, когда по нему решит проехать последний грузовик.

И за его рулем будет этот самоотверженный дурак. Мне бы злиться, но это дикость. Я должна понимать, почему он так поступает.

Я боюсь за него. Так боюсь, что ступор накрывает все тело.

Внутри поднимается алчность, эгоизм, злость и упрямство. Я не хочу, чтобы он рисковал своей жизнью ради других.

Не хочу. Хватит. Этого я уже не переживу.

Я не хотела, чтобы это делал Алексей. Не желала, чтобы он подвергал себя опасности, не воспринимала его стремления "исполнить долг".

Однако, сейчас все намного хуже. И мне, увы, не стыдно ни капли. После того, что я пережила, после того, что потеряла, и какую боль перенесла, плевать хотела на весь мир.

Сан не должен рисковать собой. Его жизнь бесценна для многих людей. Для его дочери. Для меня, в конце концов. Она бесценна для меня.

Однако же, проблема не в том, чего хочу я. Невозможно изменить отношение человека к тому, что он привык видеть, как данность. Сан живет подобной жизнью годами.

Он не Алексей. Сан, вероятно, видел намного большее, если привычно спит в тропических зарослях, а ночью не может подолгу уснуть.

Я до сих пор так мало о нем знаю. Не о том, что было между нами, а о нем. Подобная мысль, снова приводит в сознание. Ранит, задевает душу, прошивает ее острыми иглами, будто рубцы оставляет.

Заметив, как я дрожу в ознобе, старшина Ю на миг переводит взгляд на боковое зеркало, и басовито произносит:

— Он миновал мост. Командир едет за нами, профессор. Будьте спокойны. Он всегда выполняет то, что обещал. Всегда.

Я раздраженно закатываю глаза, и качаю головой со словами:

— Как можно быть уверенным в подобном на острове, который накрывает лава? Старшина Ю, вы мне казались сознательным человеком.

— Он спас мне жизнь во Вьетнаме и Афганистане, профессор. Дважды. Сказал, что я буду жить, и я выжил.