Глаза Ангела - Эрик Ластбадер

— Что-то не так, шеф?

Марс в это время уже внимательно следил за мониторами, подключенными к системе связи «Белой Звезды».

— Кажется, руководство этой организации, зная о том, что над ней сгущаются тучи, послало сообщение в одно из иностранных государств с просьбой о помощи, — сказал он. — Мы пока еще не полностью расшифровали их код, но знаем достаточно, чтобы понять общий смысл их послания. Как вы считаете, капитан, настолько ли плохо положение «Белой Звезды», что она осмелилась открыто просить о помощи?

— Но даже если она и попросила о помощи, кто отзовется? Дураков нет.

— Н-да. — Марс почесал в затылке. Всмотрелся в значки перед собой, словно собирался предсказать по ним судьбу, затем взял небольшой дневник, служащий для внутренних записей, открыл его, прочел вслух: «Американская дипломатическая миссия вылетает в Москву».

— Так что в этом особенного? Американские дипломаты постоянно летают в Москву.

— Так-то оно так, только эта миссия отличается от других. И знаете, чем? Тем, что она вылетает из Токио, а именно в Токио «Белая Звезда» послала сигнал о помощи.

Капитан Николаев пожал плечами.

— Не вижу ничего необычного. Простое совпадение. Марс, не отвечая, положил дневник обратно, посмотрел на капитана, спросил:

— "Волга" Пономаревой под наблюдением?

— Да.

— Если вдруг машина тронется с места, я хочу, чтобы вы немедленно мне об этом доложили. Если я буду спать, разбудите меня, понятно?

— Будет сделано.

* * *

К гостинице «Россия», огромному двадцатиэтажному зданию неопределенного стиля, — советские архитекторы хотели, видимо, сделать гостиницу в стиле модерн, но у них не очень-то получилось, — можно было выйти по улице Разина, и именно по этой улице шла Ирина Пономарева. Войдя через главный вход в гостиницу, она, как ее научила Татьяна, подошла к почтовому отделению и спросила, нет ли писем на имя госпожи Куйбышевой. Работница почты дала Ирине письмо. Взяв гладкий белый конверт, она поднялась по лестнице и вошла в один из ресторанов на втором этаже. Быстро пройдя в женский туалет, Ирина закрылась в одной из кабинок и вскрыла конверт. Пока женщина читала письмо, сердце ее так сильно билось от волнения и страха, что она удивлялась, почему его стука не слышат другие посетительницы туалета. Дважды внимательно прочитав письмо и запомнив его наизусть, она, опять же выполняя указания Татьяны, разорвала письмо и конверт на мелкие кусочки и выбросила их в унитаз. Затем дважды спустила воду и посмотрела, не плавают ли обрывки бумаги в унитазе. Выйдя из кабинки, Ирина вымыла руки и ушла, даже не взглянув на себя в зеркало — боялась увидеть свое лицо. Выйдя из гостиницы через другой вход, она остановилась и посмотрела вокруг. Невдалеке виднелись разноцветные нарядные луковицы куполов собора Василия Блаженного — Красная площадь была буквально в двух шагах от «России», но к Кремлю Ирине идти не хотелось, наоборот, при мысли о том, что там работает президент, бывший крупный партийный босс, она содрогнулась. Ей вдруг стало так холодно, словно внезапно ударил мороз.

Татьяна сказала, чтобы Ирина шла пешком, или ехала на автобусе, но другими видами транспорта не пользовалась, поэтому она пошла к автобусной остановке, заставляя себя не смотреть по сторонам, но все равно не могла удержаться и следила за машинами и людьми, отражавшимися в стеклах домов и витрин. Ирина поездила на разных автобусах, погуляла пешком по улицам, пока наконец не оказалась около кинотеатра «Ударник» на Большом Каменном мосту. Наклонившись с моста, она посмотрела в воду и не увидела там собственного отражения. «Вот и хорошо, — с облегчением подумала она, — а то увидела бы в воде совсем другую женщину. Я уж и не знаю, я ли это на самом деле?» Пройдя мост, Ирина направилась пешком по Большой Полянке и через несколько минут оказалась около своей любимой церкви.

В церкви Ирина долго молилась за Валерия, за себя, но больше всего просила она Бога помочь Одиссею. Она боялась: мысли о смерти, о том, что ее схватят, преследовали ее постоянно; она уже не пыталась определить, где зло, а где добро, не советовалась с собственной совестью и, чем дальше шла по опасному пути, который сама себе выбрала, тем меньше задумывалась о том, что она делает правильно, а что — неправильно, и желала только одного — чтобы кошмар, в котором она жила, поскорее кончился. Помолившись, Ирина прошла в ризницу, где было тихо и покойно, помещение заполняли плотные серые тени, сквозь них кое-где просачивалась черными нитями густая мгла. Ирина вздрогнула, когда тихо подошедший к ней сзади батюшка тронул ее за руку, и хотела что-то ему сказать, но он приложил палец к губам, призывая к молчанию. Лицо священника Ирина не разглядела и тихо шла, куда ее вели, через темные, пыльные коридоры. Впереди показалась деревянная дверь. Открыв ее, батюшка повел Ирину дальше, спускаясь вниз по истертым ступеням. Стало прохладно; в воздухе запахло сырой землей. Когда лестница кончилась, батюшка остановился и повернулся лицом к Ирине. И тут женщина с удивлением увидела перед собой юное лицо подростка с розовым родимым пятном на щеке.

— Сюда, — показал он, и Ирина последовала за ним. Имени своего юноша называть не стал, а Ирина и не спрашивала, Они довольно долго шли, плутая по извилистым коридорам, пока не пришли в помещение, где прятался Валерий. Первое, что увидела Ирина в полумраке, была девушка, спящая на деревянной скамье. Из темноты в полосу света вышел Валерий и сказал, указывая на девушку.

— Моя дочь. Я говорил тебе, что у меня нет детей, но это была вынужденная ложь. Тот факт, что моя девочка... нездорова, мог быть использован против меня моими врагами.

— Но почему она здесь?

— На Лубянке узнали, где она раньше находилась, поэтому я забрал ее оттуда.

— Они заставили Наташу сказать им об этом? Валерий кивнул.

— Господи, жива она сейчас или нет? — спросила Ирина.

— Не имею понятия.

— Валерий, она попала в беду из-за меня. Я такая дура...

— Успокойся. Ты за последнее время слышала столько лжи, что я не удивляюсь твоим поступкам: любой бы на твоем месте запутался. — Валерий ободряюще улыбнулся Ирине. — Не вини себя. Тебе нелегко пришлось. — И все из-за тебя и Марса Волкова.

— Ты права, — Валерий подошел к ней ближе.

— Но ты! — воскликнула Ирина. — Почему ты-то лгал? Зачем?

— Хотел тебе помочь, защитить. Так я себе говорил. Я читал личное дело твоего деда, знаю историю твоей семьи, и что ей в свое время досталось от чекистов. Я убедил себя в том, что, если скрою от тебя кое-какие сведения, то лишь выиграю от этого. То есть, я не хотел говорить тебе, что Марс работает на Лубянке, надеясь, что твое неведение будет тебе же на пользу, вернее, мне, — ты вела себя естественно и непринужденно, а если бы была в курсе насчет Волкова, то вряд ли смогла бы так хорошо сыграть свою роль, Я был настолько увлечен своими интересами, что долго не понимал, в какую опасную игру втравил тебя. Я был эгоистичен и глуп, кроме того лишь недавно понял, что полюбил тебя. И испугался. Стоило только Марсу заподозрить, что ты шпионишь за ним по моему поручению, и он стер бы тебя с лица земли. А я потерял бы женщину, которую люблю. — Валерий придвинулся к Ирине совсем близко. — Ненависть к Волкову сделала меня слепым.

— Не придвигайся ко мне, — резко сказала Ирина. — Я не уверена, что отношусь к тебе по-прежнему. Ты не очень-то хорошо обошелся со мной.

— Но я не хотел причинить тебе зла, поверь мне, Ирина.

Женщина молчала.

— Ты должна простить меня. И ты здесь, ты пришла сюда.

— Я пришла потому, что меня просил об этом Одиссей. Он говорил мне, если я выполню его просьбу, то помогу многим людям. И у меня будет возможность сделать благородное дело.

— Он абсолютно прав.

— Разве вы работаете вместе?

— Конечно, у нас одна цель.

— Тогда должна тебе сказать, что твои методы немногим отличаются от методов Волкова.

— Марс Волков почти ежедневно допрашивал Одиссея с тех пор, как тот вышел из состояния комы. Марс Волков схватил Наташу Маякову и подверг ее допросу с пристрастием. Я не знаю точно, что это такое, но наверняка допрос с пристрастием не обходится без побоев, людей лишают сна, еды, подвергают электрическому шоку, делают инъекции...

— Хватит, хватит! — крикнула Ирина, закрывая уши.

— Я только собирался объяснить тебе разницу между мной и Волковым.

— Ты объяснил замечательно.

— Спасибо на добром слове.

Наступило гнетущее, враждебное молчание. Когда оно стало почти невыносимым, Валерий вздохнул и сказал:

— И как только мы до этого договорились!

— Тебе лучше знать.

— Ты намекаешь на то, что виноват во всем я? Пусть так. Я виноват. Но не мог же я тебе довериться. Разве можно определить с первого взгляда, что ты за человек?

— По-моему, ты уже сам себя не понимаешь. Посмотри, что сделала с тобой твоя работа! Ты никому не доверяешь, никого не подпускаешь к себе близко из боязни, что люди, бывшие друзья, превратятся во врагов.