Наковальня льда - Майкл Роэн

— Это напоминает мне мой собственный городок, — прошептал он. — Хотя тебе это, наверное, кажется глупостью — ведь Эшенби целиком уместился бы в одном квартале Кербрайна…

Керморван покачал головой. Его лицо посерело и осунулось.

— Нет, не кажется. Малые тоже должны жить, иначе как выживут великие? Зло всегда одинаково, независимо от размеров злодеяния.

— Он прав, — сказала Илс. Раскрыв свой мешок, она достала оттуда тонкую кольчужную рубашку. — Каждая беззаконная смерть нарушает равновесие в мире. Это должно прекратиться!

Теперь они находились не более чем в полулиге от городских стен, на одном уровне с самыми высокими башнями. Как показалось Элофу, город рос наружу, от центрального холма. Высокая внешняя стена, начинавшаяся от гавани и выгибавшаяся внутрь в форме подковы, едва вмещала огромное скопище сланцевых крыш разнообразных оттенков серого, зеленого и желтого цвета. Кузнец подумал, что любую деревню или город, которые ему когда-либо приходилось видеть, можно опустить туда, и это останется совершенно незамеченным. Белые стены, плавно изгибавшиеся между крышами, отделяли одни районы города от других, на первый взгляд без всякого смысла и порядка. Но потом Элоф осознал, что видит историю города, запечатленную в развитии, подобно годичным кольцам на срезе древесного пня. Через каждые несколько поколений город перерастал собственные стены, и они протягивались дальше, либо возводилась новая стена, окружавшая предыдущие. Иногда старые стены разрушались, но чаще всего оставались стоять как дополнительная линия оборона. Элоф попробовал посчитать эти стены от края к центру и изумился их количеству. Город был древним местом, но ни одна его часть не выглядела более древней или благородной, чем центр, источник всего этого роста. Сердцем Кербрайна был скальный мыс, постепенно сужавшийся и выполаживающийся в сторону суши и падавший отвесным утесом в воды залива. На вершине утеса, подобно гребню на шлеме, стояла цитадель с семью высокими башнями. Стены цитадели, высеченные из монолитного камня, были тускло-серыми, но башни над ними сияли белизной, так же как и крыши строений между ними. Они были подобны прекрасной диадеме на каменном взлобье, и самая высокая из них стояла прямо над водами на вершине утеса. Верхушки башен сверкали в свете заходящего солнца еще ярче, чем море, лежавшее под ними, ибо они были отделаны бронзой и увенчаны золотыми шпилями.

Все это Элоф мог бы увидеть, если бы впервые окинул взглядом Кербрайн во времена мира и благополучия. Он увидел бы торговые суда, стоящие на рейде в гавани с поднятыми белыми парусами, или тонкие струйки дыма, поднимавшиеся над крышей огромной кухни в цитадели, где готовилось вечернее угощение. Но сейчас он видел совсем иное. Солнце по-прежнему мягко сияло на городских крышах, и многоцветные знамена гордо развевались на ветру, но против них восставали гораздо более многочисленные черные знамена. Запахи предвещали празднество не для людей, но для стервятников, и плюмажи черного дыма поднимались от выжженных полей вокруг города.

Зловещие признаки войны проступили с пугающей очевидностью: повсюду виднелись походные шатры, временные лагеря, траншеи, спешно возведенные укрепления и осадные машины. Группы одетых в черное воинов сновали между ними, как деловитые муравьи. То, что когда-то было домами за городскими стенами, превратилось в почерневшие скелеты, пригородные парки и сады бесследно исчезли под ударами топоров, земля превратилась в грязное месиво под солдатскими сапогами. Из срубленных деревьев были сооружены высокие платформы с приставными лестницами, которые толкались на катках к городским стенам, чтобы высаживать нападавших.

Гавань тоже была осквернена. Ее воды загромождали останки сгоревших кораблей, затонувших или выброшенных на берег. Черные паруса заполняли побережье и море вдали, словно болезнетворное пятно. Жуткие морды, нарисованные на бортах эквешских галер, стоявших на рейде, угрожали городу оскаленными пастями. С их палуб, как и с земли, баллисты и катапульты осыпали бастионы тяжелыми стрелами, гарпунами, металлическими и каменными снарядами.

Но знамена завоевателей развевались не только на море и в окрестностях города. Занялись новые пожары; война вступила за стены Кербрайна. Внешняя стена, еще вчера возвышавшаяся могучей преградой против расползающейся заразы, получила ужасную рану на северном фланге — огромную брешь, заваленную кучами щебня и рухнувших каменных плит, закопченных или покрытых пепельно-серым налетом, как после удара молнии. В эту брешь, подобно чуме, вползали черные эквешские знамена. Над серыми и кремовыми крышами за разбитой стеной танцевало торжествующее пламя, на улицах мелькали фигурки людей, сталкивавшихся в беспощадной схватке. Защитники стены по-прежнему пытались отразить врага, хотя их теснили со всех сторон. Черные знамена продвигались все дальше, и еще больше их приближалось снаружи — как будто гниль поразила прекрасный цветок и теперь распространялась вокруг, приближаясь к самому сердцу. Внешняя стена была потеряна, первый рубеж обороны пал. Эквешцы ворвались в город.

— Но как? — страдальчески прошептал Керморван. — Эта стена должна была продержаться много дней, даже против такого полчища. Однако они уже заняли башню Вайды! Они посмели… Что за чародейство могло совершить это?

Элоф долго и пристально смотрел на зияющую брешь. Угли, тлевшие в его памяти, внезапно вспыхнули ярким пламенем. Он как будто оказался на склоне другого холма, над другим обреченным городом, и эхо от удара молнии еще звенело в его ушах.

— Чародейство, можешь не сомневаться, — выдохнул он, охваченный черным гневом. — Ибо так пал и мой город. Если раньше у меня имелись какие-то сомнения, то теперь их не осталось. Он здесь! Это он вызвал молнию, обрушившую стену!

— Тот гром, который мы слышали? — пробормотал Керморван и недоуменно покачал головой. — Но обрушилась лишь внешняя стена, а ведь внутренние находятся в худшем состоянии. Почему он не разбил их все сразу?

— Потому что заклинание истощает его силу. Он должен танцевать до изнеможения, в тяжелом костюме и маске, и призывать великие силы — гораздо большие, чем в битве при Эшенби, когда ему нужно было поразить лишь одного человека, а не крепостную стену. Сегодня он уже ничего не сможет сделать, но завтра…

— Завтра на рассвете его танец прекратится навсегда, — хрипло прошептал Керморван. — Взгляните туда!

Острые глаза воина сузились. Он смотрел на крышу захваченной башни, находившуюся сейчас почти на одном уровне с ними. Элоф проследил за его взглядом. Даже на таком расстоянии можно было разглядеть фигуры захватчиков: некоторые были облачены в черно-белые доспехи и держали копья, но большинство носило просторные балахоны и широкополые шляпы эквешских шаманов. Среди них выделялся один человек в простой черной мантии без украшений, хотя его голову закрывала огромная маска с птичьим клювом. Он поднялся к зубцам бастиона и вскинул руку повелительным жестом. Эквешские рога нестройно взвыли, и дымный луч солнца блеснул на клинке, описавшем широкую дугу, словно коса самой Смерти. Одна из грубых осадных платформ с рокотом катилась вперед к обороняемому участку стены. Первые воины уже изготовились к прыжку, когда со стены полетели абордажные крючья, и дымящаяся бочка с дегтем была выкачена по канатам в самый центр платформы. Сооружение моментально вспыхнуло. Тени корчились в пламени и падали с лестниц, как муравьи, застигнутые лесным пожаром. Затем защитники стены дружно потянули за крючья; платформа накренилась, сложилась вовнутрь и рухнула на разбегавшихся эквешцев. Но уже в следующее мгновение с башни прозвучал новый сигнал. Катапульты, манголеты и другие орудия выкатились вперед для следующей атаки. Валуны с грохотом ударялись в стены, сокрушали бойницы, крепостные зубцы разлетались смертоносными осколками. Град дротиков сыпался на парапеты, и пронзенные воины падали со стены на трупы своих врагов. Вперед выдвинулась другая платформа, вокруг которой роилось множество эквешцев. Но, приблизившись к пылающим останкам первой платформы, они, казалось, застыли в нерешительности. Черный клинок снова рассек воздух; боевые порядки эквешцев на мгновение смешались, а затем устремились вперед, словно муравьи, потревоженные веточкой в руках шаловливого ребенка. Еще до того, как платформа подкатилась к стене, толпившиеся на ней воины начали бросаться на выставленные копья защитников, накрывая их спотыкающейся, безумной волной. В полях за городом занялись новые пожары, и облака дыма затянули всю сцену.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});