Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль - Мария Тортика (Лобанова)

Из установок объединенной оппозиции Раковский в наибольшей мере разделял те, которые были связаны с критикой государственного и партийного аппарата, с выводами о его перерождении и растущем расхождении политики Советского государства с интересами трудящихся, с установкой на необходимость возрождения политической демократии. Раковский, очевидно, еще настороженно относился к требованию оппозиционеров усилить наступление на капиталистические элементы, форсировать индустриализацию.

Х. Г. Раковский не присоединился к документам оппозиции, оглашенным на этом пленуме. Однако он совместно с И. Т. Смилгой, Г. Л. Шкловским, Н. О. Кучменко, Н. Осинским (В. В. Оболенским) представил пленуму проект резолюции по так называемому делу М. М. Лашевича и других.[736] Этот проект появился в связи с тем, что кандидат в члены ЦК Лашевич устроил в лесу нелегальное собрание, на котором критически обсуждалась политика руководства ВКП(б) (точнее говоря, это не было собрание, а просто прогулка группы единомышленников, во время которой дискутировались политические вопросы). Авторы проекта констатировали отсутствие в ВКП(б) внутренней демократии и, осуждая тех, кто организовал собрание в лесу, высказывали убеждение, что лишь при участии масс возможно преодоление разногласий, что в партии надо прекратить репрессии, восстановить коллективное руководство. Это не был оппозиционный документ, но симпатии к оппозиции и осуждение сталинского диктата в нем уже ощущались.

Потребуется еще почти год для того, чтобы логика внутрипартийной борьбы окончательно подвела Раковского к активной оппозиционной деятельности.

Проект резолюции, оглашенный И. Т. Смилгой, был отклонен огромным большинством голосов (205 против 5 при 12 воздержавшихся).[737]

Раковский участвовал в заседании Политбюро 29 июля, выступил с информацией о переговорах с Францией. Оба пункта решения свидетельствовали, что высший эшелон советской партократии вел дело отнюдь не к компромиссным решениям: «а) На данной стадии не фиксировать переговоров официальным подписанием предварительного протокола; б) Переговоры продолжить, но ни в коем случае не отступая от директив Политбюро относительно кредитов, предоставляемых правительству СССР».[738] На этом же заседании Раковский выступил с еще одним докладом – тема его не названа, а решение было отправлено в «особую папку».[739] Доклад посвящался тактике советской делегации на переговорах в Париже. Позиция полпреда была одобрена; пока еще близость к объединенной оппозиции на исполнение государственных функций не влияла.

Между тем во время командировки Х. Г. Раковского в Москву произошли серьезные изменения в политической жизни Франции. Утративший свои позиции в парламенте Левый блок потерял власть. Во второй половине июля лидер Радикальной партии Эррио попытался сформировать кабинет Республиканского объединения, но уже через два дня вынужден был уйти в отставку. 23 июля было образовано правительство Национального объединения в составе правых партий, поддержанных радикалами. Его возглавил достаточно твердолобый политик Раймон Пуанкаре.

В состав кабинета вошли представители партий широкого спектра, включая радикалов, однако общий сдвиг вправо был бесспорным. Это явно предвещало затруднения в ходе франко-советских переговоров. Впрочем, то, что министерство иностранных дел вновь возглавил А. Бриан, а де Монзи был оставлен главой делегации Франции на переговорах с СССР, внушало некоторые надежды.

Однако приход к власти правительства Национального объединения отодвинул переговоры назад. Пуанкаре потребовал, чтобы СССР согласился на выполнение всех обязательств, которые были взяты его предшественниками, и выступил против предоставления СССР кредитов. В течение еще примерно восьми месяцев происходили полуофициальные беседы. Раковский и другие члены советской делегации встречались с де Монзи, чиновниками МИДа, выдвигались разного рода компромиссные предложения.

Официальные же переговоры с ноября 1926 по март 1927 г. не велись, причем основная вина за это явно ложилась на советскую сторону. В октябре 1927 г. Раковский констатировал, что делегация «была распущена», что было «твердое намерение не договориться».

Только 19 марта 1927 г., после соответствующей директивы Политбюро, которая последовала вслед за предложением Раковского, удалось провести новое пленарное заседание франко-советской конференции. Советская инициатива была проявлена только тогда, когда началось существенное ухудшение отношений с Великобританией, предшествовавшее дипломатическому разрыву. Позже Раковский констатировал, что инициатива перешла в руки партнеров, что «нужно вести переговоры и договариваться тогда, когда чувствуешь себя сильнее, тогда можно заключить более или менее выгодное соглашение».[740]

Само заседание существенного продвижения вперед не дало (впрочем, сам его созыв являлся позитивным фактом). Де Монзи поставил советскую делегацию перед альтернативой: средняя сумма ежегодной выплаты долга должна составлять либо 60 млн франков без уменьшения в первые годы, либо 75 млн франков с сокращениями в первые годы уплаты. Раковский заявил о невозможности принятия такого плана в связи с состоянием советских финансов.[741]

Однако через несколько дней, 25 марта, Раковский с согласия своего правительства представил де Монзи меморандум, оцененный общественностью и экспертами как значительный компромиссный шаг. Главным в нем было предложение о 62 советских прогрессивных выплатах в среднем по 60 млн золотых франков. Правда, де Монзи высказал серьезную оговорку, настаивая, чтобы средняя сумма составляла 75 млн золотых франков. Он, однако, заявил, что его радует новый план. Сам де Монзи был весьма конструктивен. 20 мая он представил на рассмотрение главы правительства свои предложения, являвшиеся существенным шагом навстречу советским. Главным в предлагаемой французской уступке было согласие с общим объемом советских обязательств: речь шла и о 62 годовых взносах, и о сумме 60 млн франков в год. Серьезное разногласие состояло, однако, в том, что предполагалась выплата одинаковых сумм с первого же года, отвергался советский принцип ежегодного возрастания взносов. Это должно было лишить СССР за счет низких выплат в первые годы при возможных изменениях ситуации сократить общий объем возмещения. Французы хотели получить максимальные суммы как можно быстрее, и эту их логику вполне можно было понять в условиях, когда международная ситуация быстро менялась, да и политика СССР была не вполне предсказуемой, не внушала доверия западным партнерам. Но и эти предложения Пуанкаре не утвердил, они не стали официальными.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});