Иисус. Человек, ставший богом - Хосе Антонио Пагола

Христианский автор проявил смелую и завораживающую интуицию. Назвать Иисуса первосвященником было лучшим способом перестать мифологизировать храмовую религию и впечатляюще презентовать иудейскому миру личность Иисуса. Какой образ мог произвести большее воздействие на иудеев, совершавших паломничество в Иерусалим, чтобы принести жертву Богу Завета? Первосвященник был человеком, имеющим отношение к святому, отделенным от нечистых, с тем чтобы иметь возможность приносить угодные Богу жертвы за грехи[1226]. Иисус же, наоборот, принимал грешников и проституток, прикасался к прокаженным и больным, исключенным из Храма. Он не отделяется ни от кого, чтобы быть с Богом; он живет среди людей и близок ко всем, чтобы иметь возможность явить Своего любимого Отца тем, кто забыт и унижен. К тому же первосвященник предлагал жертвы, не способные искупить грехи: «Невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи»[1227]. Иисус же не предлагает никакой ритуальной жертвы; ведь не это радует Бога; он пришел «исполнить волю Отца»: его жертва — это «принесение его жизни»[1228].

Иисус замечательно описывается как «посредник» между Богом и людьми. С одной стороны, он «сияние славы» и «образ ипостаси Его»[1229]; он его «Первородный Сын»; он восседает на троне по правую сторону от Него, а не как ангелы, находящиеся у Его ног или вокруг Него[1230]. С другой стороны, Иисус, разделяющий жизнь Отца, является человеком в полном смысле этого слова; его солидарность с другими людьми абсолютна. «Он не стыдится называть их братиями»[1231]; он не похож на тех первосвященников, за которыми народ наблюдал издали, когда они осуществляли торжественный вход в самое святое и недоступное место в храме. «Он должен был во всем уподобиться братиям, чтобы быть милостивым и верным первосвященником пред Богом»[1232], и не быть похожим на семью Анны, на протяжении нескольких лет безжалостно эксплуатировавшей людей, утрачивая доверие в глазах бедняков. Более того, Иисус отождествляет себя со всеми, кто страдает, и «как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь»[1233]. Автор не находит слов, чтобы выразить эту удивительную солидарность: Иисус «не такой первосвященник, который не может сострадать нам в немощах наших, но который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха»[1234]. Он такой же, как мы. Он тоже, «хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию»[1235]. Он тоже должен жить верой, и поэтому нам нужно идти, «взирая на начальника и совершителя веры Иисуса»[1236].

Господь

Иисус с самого начала был назван Господом. И это не только уважительное обращение. Оно содержит в себе глубокий смысл. Согласно первым проповедникам, Сам «Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса»[1237]. У христиан нет никаких сомнений. Начиная с воскресения «Иисус — Господь». Для Павла это исповедание — синтез христианской веры: «Если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься»[1238]. И это исповедание настолько важно, что «никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым»[1239]. Чем определяется такая его значимость? Почему титул «Господь» превращается в центральное утверждение для последователей Иисуса?[1240] Христиане знают, что в Сирии, Греции, Малой Азии или Египте богам присваивают имя Kyrios («Господь»). Они также обращают внимание на то, как в Империи зарождается культ императора. Когда в конце 54 года Клавдий соглашается называться Kyrios, у этого титула, возможно, еще нет явного божественного оттенка, но вскоре Калигула, Нерон и, особенно, Домициан (81–96) будут требовать, чтобы их превозносили как «Божественных Господ». В частности, Домициана называли «Господом и Богом» (Kyrios kai Theos). У последователей Иисуса на это свой ответ. Годами раньше Павел уже писал: действительно, сейчас многим присваиваются такие имена, как «боги» или «господа», но «у нас один Бог Отец, из Которого все… и один Господь Иисус Христос»[1241]. Лука вкладывает в уста Петра базовое для веры первых поколений христиан утверждение как противопоставление имперской теологии, согласно которой именно императоры являются «господами», несущими свет. Это не так. Это Бог «послал сынам Израилевым Слово, благовествуя мир чрез Иисуса Христа; Сей есть Господь всех»[1242]. В свою очередь, в Евангелии от Иоанна представлена одна волнующая сцена, смело и явственно бросающая вызов поползновениям Домициана: Фома, присмирев перед воскресшим Иисусом, произносит как раз те слова, которые требовал произносить император по отношению к нему самому: «Господь мой и Бог мой!»[1243] Только Иисус — Господь. И не потому, что он сам самодовольно приписал себе это имя, как это сделали Калигула или Домициан, а потому, что, «будучи образом Божиим», «он уничижил Себя Самого», «приняв образ раба», подчинился Богу вплоть до того, что был распят, и потому «Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени», чтобы «всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца». Так поется в первом христианском гимне[1244].

Это господство Иисуса не представляет собой апофеоз власти. Иисус является Господом не для того, чтобы доминировать, угнетать, управлять или контролировать. Всю свою жизнь он провел в служении самым бедным и нуждающимся. Его господство не деспотично, не авторитарно и исполнено доброты. Оно дает силу, чтобы вернуть к жизни, и энергию, чтобы подарить жизнь. Римские императоры правят как «абсолютные господа», и великие подавляют народы своей властью. Но с Иисусом этого не происходит, как и не должно происходить с его последователями[1245]. Этот Иисус, прославленный Богом, единственный Господь для общины. И именно он должен сформировать жизнь своих последователей. «Живем ли — для Господа живем; умираем ли — для Господа умираем: и потому, живем ли или умираем, — всегда Господни. Ибо Христос для того и умер, и воскрес, и ожил, чтобы владычествовать и над мертвыми и над живыми»[1246]. Вот как жили первые поколения христиан: слушая «Слово Господа», вкушая «Трапезу Господню», ожидая «Дня Господня». Вот как призывали его в этих общинах: Marana tha, «Приди, Господь Иисус»[1247].

Воплощенное Слово Бога

Так называют Иисуса в своеобразном «прологе», которым открывается Евангелие от Иоанна. Затем это выражение исчезает, в том числе и со страниц этого же евангелия. Никто больше не будет говорить так среди первых поколений христиан. Однако позднее это выражение поможет глубже проникнуть с позиции христианской веры в самое ядро тайны, скрытой в Иисусе[1248].

В языке, используемом в прологе, перекликаются греческое понятие Логос, иудейская вера в «Слово» Божье и глубокомысленные размышления о Мудрости. Как известно, согласно традициям греческой культуры действительность подчинена разуму и сознанию; реальность — это не нечто хаотичное и беспорядочное; в ней есть Логос; у вещей есть их внутренняя «логика». Опять же, по иудейской вере, Бог не имеет видимого образа, его нельзя ни нарисовать, ни изваять, но у Него есть голос; силой Своего «Слова» Он создает Вселенную и спасает Свой народ. Поэтому, согласно мудрой традиции Израиля, мир и история человечества не являются абсурдной реальностью, поскольку все поддерживается и направляется Мудростью Бога.

Этот прекрасный гимн Иоанна прежде всего отражает иудейскую веру. Слово уже «в начале» всего. Мы не должны воспринимать это Слово как нечто созданное. Это Слово — Сам Бог, говорящий, проявляющий Себя в творении и в захватывающей истории человечества. Все создается и управляется Словом. Мы можем заметить его следы повсюду. В этом Слове — «жизнь» и «истинный свет», озаряющий всех людей, приходящих в этот мир. В мире есть также и тьма, но «свет во тьме светит».

Во все это верят иудеи, да и многие народы с языческой культурой вполне могут это понять. Необычно приведенное здесь же смелое заявление: «Слово стало плотию, и обитало с нами»[1249]. И теперь мы можем воспринять это воплощенное Слово Бога в галилейском пророке по имени Иисус. Это непросто. Фактически оказалось, что он пришел в мир, а мир не признал его; и даже свои не приняли его. Но в Иисусе Христе нам предлагаются «благодать» и «истина». Никто не может говорить с нами так, как он. В нем Бог стал плотью. В его словах, движениях и всей его жизни мы встречаемся с Богом. Бог именно Таков, как о Нем говорит Иисус; Он смотрит на людей так, как смотрит он; Он тепло принимает, лечит, защищает, любит, прощает так же, как это делает он. Бог похож на Иисуса. Более того. Иисус — это Бог, говорящий с нами изнутри хрупкой и уязвимой жизни человеческого существа.

Сын Бога

Было еще одно имя, которое помогло христианам значительно глубже ощутить отношения Иисуса с Богом. Это не отдельно взятое из какого-нибудь текста выражение. Очень скоро практически во всех общинах Иисуса стали называть «Сыном Бога». Наверняка это имя сохранилось в памяти людей вместе с воспоминанием об Иисусе, человеке, которого видели живущим в послушании, преданности и близком доверии Богу, Которого он называл Авва. В то же время это было имя, открытое невыразимой тайне Бога, позволявшее им связывать Иисуса с Отцом, который воскресил Иисуса, вдохнув в него Свою собственную жизнь.