Иисус. Человек, ставший богом - Хосе Антонио Пагола

В поисках имени для Иисуса

Еще даже до того как были написаны евангельские тексты, замечательно излагающие жизнь Иисуса в свете пасхального опыта, в среде последователей Иисуса произошло выдающееся событие. Испытанное после его воскресения потрясение толкает их на поиски «имен» и «титулов», чтобы попытаться выразить «тайну», которую они ощущают в этом пророке, за которым они следовали по дорогам Галилеи. Какова его истинная сущность? Как они должны его называть? Какое имя им использовать, чтобы возвещать о нем? В семитском менталитете «имя» наделено исключительной значимостью. Это не просто любое внешнее обозначение, которое дают кому-то. «Имя» указывает на сущность личности, ее миссию, ее судьбу[1210].

«Тайна», которую интуитивно ощущают в Иисусе, не может быть выражена только этим именем. Матфей, правда, обнаруживает глубокий смысл в имени «Иисус»: его отец дает ему такое имя по вдохновению «Ангела Господня», потому что ребенок родился, чтобы спасти «людей Своих от грехов их»[1211]. Но его недостаточно, чтобы выразить все, что им открывается в Воскресшем. Вскоре в христианских общинах появятся и распространятся различные титулы и имена, взятые из мира иудейской культуры и эллинизированных кругов[1212]. Несмотря на их многообразие, не наблюдается никакой разрозненности или смешения. Все имена относятся к Иисусу, выдающемуся пророку, с которым они познакомились в Галилее, и все они истолкованы в свете его личности и его служения: Иисус — это Господь, но Господь, умеющий лишь служить, а не властвовать; он «Мессия», но Мессия распятый, а не царь-победитель, уничтожающий своих противников.

Мессия

С самого начала христиане называют Иисуса Мессией, или Христом[1213]. Это основной его титул. Он используется чаще всего. Так его активно стали называть уже первые проповедники: «Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса»[1214]. Мессия, которого так ждали в некоторых кругах общества, был распят. Это кажется невероятным, но это так. Не нужно больше никого ждать. Иисус — Мессия. Поэтому последователи Иисуса совершенно спонтанно стали называться «христианами» или «мессианами». Впервые они получили это имя в Антиохии[1215]. Воскресение Иисуса должно было произвести сильнейшее впечатление, ведь у учеников хранилось воспоминание, что Иисус настаивал на том, чтобы его считали Мессией, или Христом. Образ Мессии, кстати, был довольно расплывчатым и даже сомнительным. Большинство видело в нем потомка из царского рода Давида. Некоторые считали, что это священническая фигура. В любом случае почти все представляли Мессию как бойца-освободителя: он покончил бы с римским владычеством, очистил бы Израиль от присутствия язычников, собрал бы воедино избранный народ и установил мир. Вполне вероятно, личность Иисуса породила ожидания, связанные с мыслями о Мессии: не он ли тот освободитель, которого так ждали? По-видимому, Иисус этому сопротивлялся[1216]. Он не хотел, чтобы его путали с Мессией-националистом. Его замысел о Царстве Божьем был чем-то гораздо большим.

Распятие положило конец всем недопониманиям. Уже невозможно представить Иисуса как партизана-националиста наподобие Иуды, сына Иезекии, Симона из Переи или Атронга. Павел говорит об этом вполне ясно: «Я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого»[1217]. Иисус — истинный Мессия, однако он приносит спасение не путем уничтожения римлян, а путем поиска Царства Божьего и его справедливости для всех. Это не Мессия-победитель, а «распятый» за то, что он стремился освободить людей от угнетений и несправедливости. Таким его знали все. Постепенно, под влиянием Павла, слово «Христос» стало превращаться в собственное имя Иисуса. Христиане говорят об «Иисусе», о «Христе» или об «Иисусе Христе», не делая различий. К сожалению, вследствие привычного использования имя «Христос» утратило свою исконную силу. Вскоре забылось его истинное значение[1218].

Новый человек

Похоже, Иисус никогда не называл себя «Мессией» или «Христом». Наоборот, говоря о себе и о своем служении, он часто употреблял довольно странное выражение типично семитского стиля: «Сын Человеческий»[1219]. Это словосочетание было непонятно и таинственно для греческого уха, но даже тем, кто говорил на арамейском, было удивительно слышать, что кто-то обращался так к самому себе[1220]. «Сын Человеческий» — это не собственно имя, приписываемое Иисусу. В христианской общине никто его так не исповедует и не называет. Это лишь образ речи, который евангелисты вкладывают в уста Иисуса и который прежде всего подчеркивает его человеческую сущность: Иисус — уязвимое человеческое существо, «сын человеческий», не имеющий места, куда приклонить голову, пришедший не для того, чтобы ему служили, а послужить и отдать жизнь в качестве выкупа; он всегда идет позади отверженных и грешников, желая спасти то, что потеряно, «Сын Человеческий», который в конце-концов будет распят, чтобы воскреснуть на третий день.

Но в то же время Иисус говорит также и о «Сыне Человеческом, сидящем одесную силы и грядущем на облаках небесных»[1221]. Так говорил Иисус в течение своей жизни или это члены христианской общины в свете воскресения вообразили его как Сына Человеческого, который предстает во впечатляющем видении в Книге пророка Даниила?[1222] Согласно многим исследователям, именно первые христиане, наверняка отталкиваясь от привычки Иисуса определять себя как «сына человеческого», увидели в нем «Сына Человеческого», который теперь восхваляем и прославляем по правую сторону от Бога и придет как последний Судья мира. В любом случае Иисуса воспринимают как истинного человека, до самой смерти боровшегося за достойную жизнь для всех. Уполномоченный Богом быть судьей на Последнем суде, он придет однажды установить справедливость в мире. Его суд не будет произвольным; Иисус знает, из чего состоит человеческое существо. Поэтому он будет судить человечество изнутри. Все будет сопоставлено с правдой Божьей, воплощенной в человеческом облике Иисуса. Тогда и выявится истинно человеческое. Наконец-то можно будет увидеть, где правда, а где ложь, кто действовал по справедливости, а кто был несправедлив и бесчеловечен.

В начале 58 года Павел из Тарса пишет из Греции письмо христианской общине Рима. Он также видит в Иисусе Человека, в котором проявилось все истинно человеческое. Однако его богословские размышления протекают в другом оригинальном русле. Павел считает Иисуса «новым Адамом», новым Человеком, положившим начало новому человечеству[1223]. В его религиозном видении первый Адам своей «непокорностью» Богу дал начало истории греха, неизбежно ведущей к разрушению и смерти. Но Иисус, «новый Адам», своим верным и преданным «послушанием» Богу породил новую эпоху справедливости, которая приведет к спасению. С первым Адамом в историю человечества все глубже проникали несправедливость, страдание и смерть. С Иисусом стали всем доступны прощение и спасение. Павел не скрывает своей радости и воодушевления. Действительно, начиная с Адама изобилуют грех и зло, но начиная с Иисуса «как грех царствовал к смерти, так и благодать воцарилась через праведность к жизни вечной»[1224].

Первосвященник

Несмотря на свою емкость, название «Сын Человеческий» вскоре кануло в Лету. Оно едва о чем-либо говорило новым христианам Империи. Нечто похожее произошло и с другим именем, предложенным в одном тексте, где Иисуса называют Первосвященником[1225]. Оно не получило распространения. Однако это странное и даже скандальное звание отражает посредническую роль Иисуса между Богом и людьми. Во времена Иисуса первосвященники были сильно дискредитированы. Первосвященник продолжал оставаться великим «посредником» между Богом и Его народом, однако многие ощущали, что он больше защищал интересы Империи и свои собственные, чем защищал бедняков Божьих. Как можно было отнести этот титул к Иисусу? Что общего у него было с Анной и Каиафой?

Христианский автор проявил смелую и завораживающую интуицию. Назвать Иисуса первосвященником было лучшим способом перестать мифологизировать храмовую религию и впечатляюще презентовать иудейскому миру личность Иисуса. Какой образ мог произвести большее воздействие на иудеев, совершавших паломничество в Иерусалим, чтобы принести жертву Богу Завета? Первосвященник был человеком, имеющим отношение к святому, отделенным от нечистых, с тем чтобы иметь возможность приносить угодные Богу жертвы за грехи[1226]. Иисус же, наоборот, принимал грешников и проституток, прикасался к прокаженным и больным, исключенным из Храма. Он не отделяется ни от кого, чтобы быть с Богом; он живет среди людей и близок ко всем, чтобы иметь возможность явить Своего любимого Отца тем, кто забыт и унижен. К тому же первосвященник предлагал жертвы, не способные искупить грехи: «Невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи»[1227]. Иисус же не предлагает никакой ритуальной жертвы; ведь не это радует Бога; он пришел «исполнить волю Отца»: его жертва — это «принесение его жизни»[1228].