Искушение генерала драконов - Мария Павловна Лунёва

цветы, чтобы совсем то место не затерялось, - пожилая женщина тяжело выдохнула. - Убили её в её же спальне.

— Кто? — у меня в горле пересохло от такого ужаса.

— Одна Дара и ведает кто, — нянюшка пожала плечами и отвела взгляд. — Она в комнате была. Но темы этой никто здесь не касается. И ты, Астрид, не лезь во всё это. Однажды Комир сказал, что найдется тот, кто залатает её раны. Так что поверим ему и оставим её в покое.

— И пусть она живет со своей болью, варится в ней и прожигает душу? — усмехнулась я. — Нет уж… Не будет такого.

На замок опустилась ночь. Лежа на старом матрасе без одеяла и намека на хоть какое-нибудь постельное бельё, вглядывалась в потолок. На столе медленно догорала лучина, отбрасывая оранжевую тень на стену.

Мне было страшно.

Я словно вернулась в детство. В тот роковой вечер, когда лерда этих земель не стало. Когда брат вероломно предал брата, вонзив в его спину кинжал. Когда не дожидаясь прихода войны с востока, её развязали здесь, решив казнить ни в чем не повинного генерала армии драконов и его сына.

Словно я так и не сбежала тогда. Осталась здесь, и вся моя жизнь с того момента и до этого была просто сном.

И тут выясняется, что хорошим сном. Просто чудесным!

В нем была любовь и дружба, долг и веселье. Там, выходит, я была по-настоящему счастлива. И вот теперь мне было страшно. Чем дольше я лежала на этой твердой кровати, тем больше мне верилось в то, что жриц, Ярвена, Тагара и Ксани, дорог и путешествий... Всего, что было у меня — не существовало. Это просто вымысел несчастной пленницы.

Ужас охватывал мой разум.

Из-за двери раздались мужские крики и пьяные вопли. Подскочив, вытащила из-под подушки нож и замерла, готовая ко всему. Но дальше лестничной площадки чужаки не пошли. Некто их спровадил. И это было немыслимо! Отец — лерд Фахар — никогда не допускал, чтобы не члены семьи поднимались выше второго яруса замка. Исключение составляла только личная прислуга. А сейчас всякий сброд гуляет, где ему вздумается.

И снова вопли только теперь на улице. Кто-то яростно рычал. Поднявшись, я подбежала к окну и попыталась рассмотреть, что там происходит. И была не удивлена, узнав в очертаниях бушующего красноглазого Шафата.

Он снова кидался на магов. Его теснили к стенам замка, позволяя воинам Рамси уйти. Но те подначивали его и кричали ругательства.

Неожиданно всё стихло. К костру вышел невысокий светловолосый мужчина. Хрут. Он вытащил свой короткий меч и что-то рявкнул задирам. Те отступили на шаг. Приподняв бровь, я всё не могла увязать этого сильного перевертыша дракона с тем образом рабоглазого, что прочно засел в моей голове. Хороший притворщик, ничего не скажешь.

Тем временем Хрут обернулся к Шафату. Вытянул руку и приставил острие меча к груди медведя, к тому месту, где билось его почерневшее от ненависти и жажды мести сердце.

Слов не слышала, но и без них понятно — дракон явно угрожал красноглазому расправой.

Я тихо отошла от окна.

Тревога усиливалась.

Обняв себя руками, растерла озябшие плечи. Холодало. Оглядев комнату, попыталась найти, куда могли убрать одеяло. Нянечка не догадалась мне его вытащить.

Я прошла от одного угла к другому. Заглянула в один сундук, во второй и, смутившись, откинула крышку. Деревянный тяжелый короб был пуст. Ну почти. На дне лежали кучкой сухари. Но смутило меня не это, а обклеенные детскими рисунками внутренние стенки.

Я осторожно сорвала один из них и перевернула. На обратной стороне листа выведенные столбцы и цифры. Явно какие-то расчеты. Это из рабочего кабинета. Дара или Комир воровали там бумагу для рисования и старательно угольком выводили свои картины. Я снова перевернула лист и улыбнулась. По штрихам легко можно было различить травку, солнце и человечков, держащихся за руки. Мама, папа, девочка с цветочком и мальчик. Я нахмурилась, сообразив, что за руку держат только малышку, а малыш словно в стороне.

Заглянув в сундук, сняла еще один рисунок.

Снова семья, судя по квадратику на травке, здесь старались изобразить пикник. Всё та же мама и папа, девочка и снова с цветами, а мальчик стоит рядом с женщиной и протягивает ей руку.

Рассматривая рисунок за рисунком, вдруг поймала себя на мысли, что изображенный на каждом из них малыш словно боится, что его не примут в эту семью. Опасается, что ему не будет в ней места.

Бедный Комир, сколько же страха в его маленькой душе.

Убрав очередную картинку, сделала глубокий вдох. И согнулась, ощутив резкую боль. Кольнуло в области груди. Мир вокруг меня подернулся. Никогда раньше я так не опасалась увидеть момент своего будущего. Замерев, вгляделась во внезапно появившийся пустырь. Несколько земляных насыпей, и прямо передо мной могильный камень. На нем ни имени, ни дат. Просто надпись — «Любимый отец и муж». И всё.

Меня передернуло. Из-за моей спины вышла Дара в скромном белом платочке и коротком платьице и положила перед булыжником три полевых василька.

На мои глаза навернулись слёзы, сердце сжалось от непонимания, чью могилу я вижу.

Выдохнув, затрясла головой в дикой ярости. Ненавистный, бесполезный дар. Сжав пальцами виски, подлетела к окну и уставилась на высокую каменную стену. Теперь уже не понимала, хочу ли я, чтобы Ярвен явился за мной или нет.

Неизвестность просто рвала душу в клочья.

Не знаю, сколько простояла вот так, уперевшись ладонями в грязный подоконник, высунувшись в открытое окно. Окоченев, глядела просто в никуда. По полу комнаты сквозняком раскидало детские рисунки. У костров во внутреннем дворе всё стихло.

Но краем глаза я всё же уловила движение. У стены справа за зарослями кустов вдруг словно из ниоткуда появились худые, невысокие фигуры в платках. Женщины! Моргнув, я подалась вперед, придерживаясь за раму окна. Они будто выползали откуда-то, поднимались и двигались бесшумными тенями в сторону казарм. Никем не увиденные и незамеченные. Местные девушки так на работу пробираются? Или это крестьянки? Одна из них подняла голову, нашла взглядом меня и приложила палец к губам.

Кивнув, отошла от окна и вернулась на кровать.

Этой ночью так и не уснула.

Над горизонтом медленно обозначилась светлая полоса. Сначала бледная, её света