Шкатулка с бабочкой - Санта Монтефиоре

— Нет, я настаиваю, — отрезал он. — Если ты желаешь учиться, литература является единственно приемлемым предметом.

— Хорошо, я буду изучать литературу, — выдавила она. Лучше уж это, чем ничего.

— Значит, решено, — резюмировал он, опустошая стакан. — А сейчас, любовь моей жизни, иди ко мне и одари меня поцелуем. Мне ненавистна сама мысль, что между нами возможна размолвка.

Погрузившись в ванну, Федерика мысленно вернулась к их разговору. Ее охватило тревожное состояние, но вместо того, чтобы попытаться докопаться до первопричины своей тревоги, она стала находить оправдания нежеланию мужа дать ей возможность самой выбрать себе занятие по душе. «Это потому, что он любит меня и хочет для меня только лучшего», — думала она, лежа в душистой пене, как на облаке. Фотография может подождать, решила она, намереваясь вернуться к этой теме в другое время, когда будет чувствовать себя в замужестве более уверенно.

Позже, когда Торквилл завернул ее в большое пушистое белое полотенце и понес заниматься любовью, все оставшиеся сомнения улетучились, оставив только безоговорочную привязанность и сильное желание сделать все так, чтобы он остался доволен.

В тот вечер она оделась и сделала первый шаг в бесконечной череде последующих обедов и вечеринок с коктейлями. Она познакомилась с новыми людьми, безуспешно пытаясь запомнить их всех по именам, и быстро выучилась искусству восприятия светской болтовни, когда говорят много, не сказав, в сущности, ничего. Торквилл всегда заботился о том, чтобы она оказалась самой элегантно одетой женщиной в том обществе, где они бывали, и горделиво улыбался, когда ее осыпали комплиментами. Но он мгновенно раскалялся от бешенства, если видел, что она с кем-нибудь флиртует, и запрещал ей танцевать с кем бы то ни было, поясняя, что для него оскорбительно наблюдать, как посторонний мужчина обнимает его жену.

Поэтому Федерике приходилось проявлять осторожность, чтобы не выйти за пределы рамок, оговоренных мужем. Она инстинктивно чувствовала, когда он за ней следит, и меняла свое поведение. Едва Федерика замечала, как на его лицо набегает туча ревности, она подходила, брала его под руку и стояла рядом с ним как любящее приложение. Если же ее чувства бунтовали против его команд, она внушала себе, что он — представитель другого поколения, и, соответственно, подстраивала свое поведение так, как он этого хотел.

— Все тобой просто очарованы, Феде, — сказал Торквилл, когда они садились на заднее сиденье автомобиля, чтобы вернуться домой после очередной вечеринки. — Я так горд тобой, — добавил он, проводя рукой по ее щеке. — Ты прекрасна и светла. Сегодня не меньше десятка людей говорили, насколько я должен быть счастлив, что нашел тебя.

— Я тоже счастлива, что нашла тебя, — ответила она, взяв его руку в свою и целуя его пальцы.

Затем он долго смотрел на нее, будто пытаясь разыскать нечто в чертах супруги.

— А ты счастлива, любимая? — спросил он, покачивая головой. — Я ведь не знаю, так ли это.

Федерика вздрогнула и засмеялась в ответ на такое неожиданное высказывание. Значит, Торквилл все же заметил ее озабоченность и попытку скрыть ее. К собственному удивлению, это обстоятельство дало ему странное ощущение удовлетворения. Однако он никак не мог интерпретировать это новое ощущение или понять, почему испытывает его. Он был в действительности слишком толстокож, чтобы заметить, что временами начинает негодовать на жену за все те качества, которые заставили его на ней жениться. Ее чистота начала возмущать, а ее совершенство — раздражать. Она заставляла его чувствовать себя не соответствующим этим требованиям. Более того, ему захотелось столкнуть ее с мраморного пьедестала, будто это могло помочь ему возвыситься самому.

* * *

С целью усиления контроля Торквилл заявил, что не одобряет ее дружбу с Генриеттой.

— Она тебе не пара, дорогая. Ты слишком интеллигентна, чтобы растрачивать свою привязанность на какую-то продавщицу. Ты попала в другое общество, и у тебя должны быть другие друзья. У меня есть кое-кто на примете, она тебе понравится, — радостно сообщил он. — Это Лючия Сарафина.

Лючия тоже была рада стать полезной.

— Я подружусь с твоей женой, если ты сможешь выкроить для меня время, — кокетливо торговалась она, когда он ей позвонил.

Торквилл наслаждался ее вниманием.

— Ей нужна такая женщина, как ты, — сказал он. — Слишком уж она белая и пушистая.

— Понимаю, что ты хочешь сказать, — согласилась Лючия, радуясь мысли, что он, возможно, потихоньку охладевает к жене. — Но она так молода и будет набираться опыта.

— С твоей помощью, маэстро. Надеюсь, что так и будет.

— Предоставь это мне, дорогой. Но я ведь могу захотеть, чтобы ты отблагодарил меня персонально, а, каписки?

— Каписко. — Он засмеялся. — Ты злостная грешница. — Затем он тяжко вздохнул, но этот вздох прозвучал почти как рычание. — Боже, как я соскучился по тебе.

— Ты не должен скучать, милый, — прошептала она. — Ты ведь знаешь, где меня искать.

— Я буду держать эту мысль в памяти, — ответил он, — так что скоро у тебя появится работа.

Федерика делала героические усилия, чтобы подружиться с Лючией. Она должна была сделать это, чтобы доставить удовольствие мужу. Лючия пригласила ее в бар «Гарри», где им предоставили лучший столик в дальнем углу ресторана.

— Каждый из мужчин, находящихся в этом зале, после ланча отправится прямо домой и будет заниматься любовью со своей женой, — размышляла вслух Лючия с легким итальянским акцентом. — Видишь, как все они на меня смотрят. Я заставляю их ощущать себя сладострастниками. — Она томно вздохнула и облизала свои кроваво-красные губы. — Ты, вероятно, не помнишь о встрече со мной на свадьбе, ведь тебе представили слишком много новых людей сразу.

— Конечно, я помню тебя, — дипломатично ответила Федерика. — Ведь ты ближайшая подруга Торквилла.

— Мы очень давно знакомы, — задумчиво сказала она.

— Как вы познакомились?

— Это было в Италии. Я жила в Риме, а Торквилл приехал на свадьбу общего знакомого. Мы мгновенно подружились, — сообщила она, поглаживая свои наманикюренные ногти и вспоминая бурные любовные схватки в одном из темных коридоров палаццо.

— Когда ты переехала в Лондон?

— Вскоре после первой встречи, — ответила она. — А вот и меню. Давай сейчас что-нибудь выберем, а потом приступим к более серьезному разговору. «Кровавую Мэри», а моя гостья будет… — Она посмотрела на Федерику и вопросительно подняла свою черную бровь.

— Мне спритцер, пожалуйста, — ответила Федерика и изящно поблагодарила официанта.

— Ты себе не представляешь, как я рада, что Торквилл нашел свое счастье, — продолжила Лючия.

Федерика улыбнулась.

— Я рада, что сделала его счастливым, — отреагировала она, — а он заставил меня почувствовать себя такой счастливой, как никогда.

— О, это уникальный мужчина, — согласилась Лючия. — Я никогда не встречала такого преданного близким людям человека. Ты такая чистая и непорочная. Это он в тебе и ценит. Никогда не теряй этого качества, — вкрадчиво добавила она. — Тебе необычайно повезло. Он уже много раз влюблялся, но не так, как это случилось у него с тобой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну… — Она медлила, играя прядью черных волос, упавших на плечо и похожих на хвост разжиревшей крысы. — Он всегда мечтал жениться на невинной девушке, не испорченной светской жизнью, такой, как ты. Он встречался с искушенными женщинами, но хотел, чтобы к его жене не прикасался никто другой. В этом и состоит твоя сила.

— Понимаю, — кивнула Федерика, сражаясь с ощущением неловкости.

Ощутив ее дискомфорт, Лючия положила свою мягкую ладонь на ее руку.

— Я не подразумевала это как критику, — заверила она. — Он поклоняется тебе, дорогая. Он в жизни не встречал такого совершенства, как ты, и обожает тебя. Но только я хочу дать тебе добрый совет, как женщина женщине. В этом мире нужно проявить чудеса ловкости, чтобы удержать своего мужчину. Тебе необходимо знать, что именно ему в тебе нравится, и использовать это в своих интересах.

— Я не могу всю жизнь оставаться молодой и невинной, — возразила Федерика.

— О, ты не права, ты — можешь, — кивнула Лючия и подмигнула ей. Чем более «белоснежной» будет Федерика, тем больше Торквилл будет ценить любовную изощренность своей итальянской любовницы. — Ты можешь быть всем, чем только захочешь.

Федерика пожала плечами и натянуто улыбнулась. Лючия заставила ее снова почувствовать себя неловко. Ее уже тошнило от бесконечных заверений в том, что она — сущий ангел и само совершенство.

— Я хотела бы выйти за такого мужчину, как Торквилл, — вздохнула Лючия, мечтательно гоняя салат по тарелке. — Он сам решает абсолютно все вопросы. Мне это очень нравится. Невероятно романтично и так необычно для англичанина. А вот у итальянцев мужчина все управление берет на себя, и это позволяет его избраннице чувствовать себя очень женственной.