Несомненная реальность - Евгений Лотош

«Что ты стоишь, идиот?» – вспыхнула в голове мысль. — «Они сейчас доберутся сюда! Полагаешь, они задумаются, кто стоял в толпе, а кто просто проходил мимо?»

Раздвигая руками густой воздух, Олег словно в ночном кошмаре развернулся и изо всех сил, едва переставляя ноги, побежал от надвигающейся на него опасности. Дорогу он не разбирал. Мелькали какие-то проходные дворы, скверики, мрачные многоэтажные доходные дома и полуразвалившиеся частные домишки… Сердце колотилось все сильнее, бухало в такт догоняющим шагам, в левом боку возникла острая боль, словно от загнанного в печень шила. Сколько он пробежал, он не знал, но вскоре боль и нехватка воздуха вынудили остановиться. Он оперся о забор, тяжело хватая ртом воздух и стараясь не думать о саднящей боли в боку и центре груди, а шаги набежали сзади и затихли. Тяжелая рука хлопнула его по плечу.

— Что, товарищ, душа в пятках, а? — весело спросили из-за спины. — Ну все, все, ушли. Отстали, сатрапы. Отдышись толком, теперь можно.

Олег обреченно повернул голову. Ему во все тридцать два зуба улыбался здоровый парень в кумачовой рубахе под кожаным жилетом, широких штанах, заправленных в начищенные сапоги, и кожаном же картузе. Физия у парня явно была из тех, от которых млеют все красные девицы, а возраст едва ли перевалил за двадцать даже с учетом местных особенностей взросления.

— Перетрухал, ага? — спросил парень. — Я тоже слегка спужался. Петька, дурак, из револьвера стрельнул, и кто просил, спрашивается? Не, дурак он, дурак, ему лишь бы пострелять. Оторвут голову когда-нибудь. Ну, зато сатрапа он подстрелил, ужо будут знать!

Он залез за пазуху, извлек клочок бумаги, кисет и начал ловко сворачивать самокрутку, снисходительно посматривая на пытающего восстановить дыхание Олега. Сам парень, казалось, почти даже и не запыхался.

— Ты-то, я гляжу, прилично одетый, ага? — добродушно спросил он. — Скажи, дядя, тебя-то чего на митинг занесло? Ты из сочувствующих, аль просто любопытство заело?

— Любопытство, — вяло кивнул Олег. Жжение в груди ослабело, и говорить было уже не так больно. — Послушать хотел, о чем говорят, да вот, понимаешь…

— Ага, еле ноги унес, — сочувственно кивнул парень, поджигая самокрутку и выпуская длинную струю вонючего дыма. — Случается. Только ты, дядя, не туда слушать ходишь. На митинге мы против сатрапов выступаем, а они нас за то лупят. Сволочи, — он сплюнул на землю, — мы их словами, а они нас ружьями да нагайками!

Олегу совсем не казалось, что стрельба из «бульдога» проходит по классу словесной борьбы, но свое мнение он благоразумно оставил при себе.

— Ну ничего, — парень картинно выпустил еще одну дымную струю, — недолго царским прихвостням осталось. Народ сбросит ярмо, и тогда казачки попляшут под нашу музыку. Ты, дядя, как, знаешь что о народе? Раз митингами интересуешься, значит, в правильном направлении мыслишь, ага?

Олег кивнул. Похоже, удача в очередной раз столкнула его с кем-то, мягко говоря, находящимся не в ладах с законом на революционной почве. Интересно, и что он мне предложит?

— Правильно! — одобрил его кивок парень. — Правильно мыслишь, товарищ. Однако же тебе просвещаться надо, а не просто по улицам от казачья бегать. Хочешь, приходи к нам, послушаешь умных людей. Я-то что, я красиво говорить не обучен, а вот есть у нас люди, так их слова до самого сердца пробирают. Что, хочешь послушать, ага?

— Ну… не знаю… — Олег замялся. С одной стороны, как раз то, чего он хотел: понять ту, мятежную, сторону. С другой – наверняка Зубатов заставит его стучать и на этих ребят, делать из них «секретных сотрудников». А хочет ли он превращаться в вербовщика?

— Вот и молодец, дядя, — широко ухмыльнулся парень. — Несознательный ты еще, ну да дело поправимое. Значица, завтра вечером, часам к пяти, приходи в Колокольников переулок, дом три, неподалеку от Рождественского монастыря по Трубной улице. Скажешь, Васька Еркин звал. А пока бывай, мне в лавку пора возвращаться, не то хозяин убьет.

Парень выпустил еще одну струю дыма и вразвалочку пошел по переулку. Только сейчас Олег понял, что не имеет ни малейшего понятия, куда его занесло и что за глухие заборы его окружают. Он открыл рот, чтобы окликнуть словоохотливого парня, но передумал. В конце концов, не маленький, не заблудится.

Колокольников переулок, дом три… Да уж, ну и дела. Идти? Или не идти? Он повернулся и побрел в ту сторону, откуда прибежал. Определенно, тот, кто его засунул сюда, обладает весьма странным чувством юмора. Или у него самого с головой не все в порядке? Еще и Крупецкий на его счет пройдется. Чего, спрашивается, он вообще бежал? Прижался бы себе к стеночке, авось и не тронули бы…

Крупецкий, однако, злоехидничать не стал. Услышав о происшедшем, филер пришел в ярость. На мгновение Олегу почудилось, что тот сейчас ударит его. Однако поляк сумел сдержаться. Несмотря на багровую физиономию, его голос звучал почти ровно:

— Если пану Кислицыну угодно добиваться, чтобы меня выбросили на улицу, словно никчемную собаку, пусть пан так и скажет! По крайней мере, я смогу заранее подыскать другую работу. Дворником, например, в приличном доме – больше после такого позора никуда не возьмут.

— Я не хотел… — попытался возмутиться Олег, но Крупецкий оборвал его:

— Когда ребенок разбивает вазу, он тоже говорит, что не хотел. Пан Кислицын, попытайтесь поставить себя на мое место. Меня приставили к вам в непонятно каком качестве – то ли стражника, то ли экскурсовода. Начальство в категорической форме приказало мне ни на шаг от вас не отходить. В то же время я то и дело теряю вас из виду. То вы сидите в комнате наверху, и мне остается лишь догадываться, там ли вы еще и не сбежали ли через окно, то ускользаете от меня неожиданным манером. А я получаю от начальства выволочку, что мне до крайности надоело. Я сейчас же иду к пану Зубатову и прошу его освободить меня от обязанности вас сопровождать. Видит бог, отделение отчаянно нуждается в филерах, и я нанимался сюда совсем не за тем, чтобы разыгрывать из себя няньку.

Следующие пять минут Олег убеждал его в том, что случаев, подобных сегодняшнему, больше не повторится, пустив в ход все свои сценические таланты. Наконец, краска потихоньку сползла с лица филера, и тот, облегченно вздохнув, согласился не докладывать об инциденте Зубатову.

— Но помните – в последний раз! — угрожающе пошевелил он усами.

— Да-да, в последний! — быстро согласился Олег. — Однако же что мне делать с приглашением?

— Пся крев… — пробормотал Крупецкий себе под нос. — За него пан Медников взгреет меня отдельно. Я обязан доложить ему о случившемся, и он обязательно спросит, как же я не оказался на месте, чтобы срисовать вашего Ваську Еркина…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});