После любви - Виктория Платова

С облегчением задвинув дверь гардеробной, я нацеливаюсь на ванную, где, по моим расчетам, должны находиться вполне исправный унитаз и расколотое биде.

…С биде все оказывается в порядке, роль ванны с блеском исполняет джакузи со множеством форсунок и задвигающимся стеклянным пологом, а белоснежный кафель унитаза заставляет вспомнить об улыбке Слободана Вукотича. Дно ванны пересохло, в ней нет ни капли влаги – так же, как нет ни капли влаги в раковине; ее поверхность свободна от кремов, гелей, зубных паст, зубных щеток и мыла, зато есть целый рулон туалетной бумаги в держателе.

И – зеркала.

В этом не было бы ничего странного, если бы зеркало было одно. Но их восемь: два вмонтированы в потолок, еще два – на стене, к которой примыкает джакузи, еще два – на стене напротив, еще одно – над раковиной, еще одно – против унитаза: едва усевшись, я обнаруживаю в нем свою физиономию и застывшее на ней выражение неземного блаженства. Да-а… Скрыться от своих отражений в самой интимной части дома невозможно. К тому же все система зеркал устроена так, что они замкнуты друг на друге и множат пространство внутри, одна лже-Мерседес прямо на глазах превращается в восемь лже-Мерседес, а затем и в шестнадцать, и тридцать две, и… и… и… фас-профиль, профиль – фас – три четверти, и… и… и…

Эти зеркала – верный путь в психушку. Таков мой вердикт.

Я выбираюсь из ванной комнаты с плотно зажмуренными глазами, а теперь – вон!.. Вон из этой странной квартиры, даже перспектива новой встречи с пупсом, подвергшимся линчеванию на перилах пятого этажа, меня не остановит.

Вон!..

Рысью промчавшись по залу и выскочив в прихожую, я уже готова взяться за ручку входной двери, когда меня останавливает телефонный звонок. В пустых гулких комнатах безобидная, в общем, трель звучит как удар бича, как серия следующих один за другим выстрелов, в них слышится угроза и торжество: ты попалась, попалась!..

А вот и нет!

Сейчас я толкну дверь – и только меня и видели! Накось выкуси, как сказали бы мои питерские друзья. Кажется, я проговариваю это вслух, после чего следует сухой щелчок автоответчика. И женский голос – глубокий, сильный (и кажется – когда-то мною слышанный) начинает речь, больше похожую на тронную:

«Абла пура мьерда35, но черт с вами, продолжайте. Только покороче, у вас есть ровно пятнадцать секунд. Время пошло».

«Мьерда» – дерьмо по-испански, вот и все, что я вынесла из вступительной части. Куда запропастился чертов телефон? Идя на звук, я обнаруживаю его стоящим прямо на полу, за диваном. На черном корпусе базы мигает красная кнопка.

«Вы как всегда неподражаемы, Мерседес. Это Слободан, мы сегодня виделись с вами…»

Слободан. Его голос слегка подрагивает, и даже телефонные помехи не в силах пригасить дрожь, что это ему взбрело в голову звонить Мерседес прямо домой? Полное нарушение субординации, более того – несусветная наглость!.. И откуда он узнал номер телефона? Ах да, оттуда же, откуда он знает адрес, – Слободан сам говорил мне, что привозил Мерседес какой-то пакет с документами и позвонил снизу, а Мерседес… нет, не так – царственная Мерседес, рыже-черно-белая Мерседес, Мерседес почти миф попросила… нет, не так – велела ему бросить пакет в почтовый ящик.

Зачем он звонит?

Чтобы проверить – на месте ли Мерседес. И что его не обвела вокруг пальца самозванка, только прикидывающаяся Мерседес. На его месте я бы тоже призадумалась.

Спросить бы у Ширли, у которой собрана самая достоверная информация о расах и национальностях, чего стоит ожидать от сербов. Впрочем, я и так в курсе, что услышу в ответ: сербов чуть меньше, чем китайцев, они расползлись по всей Европе, они сосредоточили в своих руках все канатные и монорельсовые дороги, они монополизировали продажу новогодних фейерверков, они делают подкоп под Монблан и уже перепилили ножовкой одну из несущих конструкций Эйфелевой башни и – если и не едят кошек – то знают толк в их приготовлении.

Зачем он звонит?

Я могу выяснить это, если сниму трубку. Но если я сниму ее… Слободан сразу же обнаружит полное несоответствие моего (самого обыкновенного) голоса и того царственного, что произнес «абла пура мьерда».

У меня остается не больше трех секунд на принятие решения.

Прокашлявшись, я (не надо, не нужно, не стоит!) снимаю трубку.

– Да! Слушаю! – Я стараюсь говорить тихо, с несвойственными мне глуховатыми интонациями – как раз в стиле очков от мотоциклетного шлема, как раз в стиле розы на шифоновом поясе.

– Мерседес?

– Да.

– Вас плохо слышно.

– Помехи на линии. Разве мы договаривались о звонке?

– Нет, но…

– Тогда в чем дело?

– Я просто хотел поблагодарить за то, что согласились встретиться со мной.

– Вы уже благодарили. Что-то еще?

– Нет, но… Мы увидимся?

– Я ведь сказала, что сама вас найду.

– Я буду ждать.

– Всего хорошего, Слободан.

– Всего хорошего, Мерседес.

Он медлит, и потому я кладу трубку первая, йес! йес! йес!.. я была неподражаема, я ни на секунду не выбилась из роли, мотоциклетный шлем может мной гордиться, роза на шифоновом поясе может мной гордиться, видел бы меня Алекс!..

Вот этого хотелось бы избежать.

И мне больше незачем оставаться в этой квартире – разве что голос, записанный на автоответчик. Меня по-прежнему не покидает ощущение, что я уже слышала его, абла пура мьерда, абла пура мьерда – нет, испанский мне не поможет. Присев на корточки перед телефоном, я несколько раз прокручиваю запись: абла пура мьерда, но черт с вами, продолжайте, и так далее, – чем больше я слушаю, тем меньше вероятность того, что голос когда-нибудь будет узнан. И вообще, не исключено, что он просто пригрезился мне вместе с историей о Мерседес, сладкой, как яблоко.

Такие голоса у всех на слуху.

Одна часть человечества хочет обладать чем-то похожим, а вторая – обладать обладателями. Я же, как всегда, не вписываюсь в контекст и коротаю время на обочине, рядом с Домиником, Ширли, котами и китайцами. И Королевством Марокко, съежившимся до размеров корзины для пикника.

Вот и все.

Культпоход завершен.

В последний раз я бросаю взгляд на кожаный диван, на недопитую бутылку «Chateau pape Clement» и на два бокала на журнальном столике. Прощание с прихожей будет еще короче, кроме мертвого монитора в простенке смотреть там не на что.

НЕ ТАК УЖ ОН МЕРТВ.

Об этом свидетельствует красный глазок на нижней панели, чтобы разглядеть ее, мне приходится несколько раз подпрыгнуть, а все из-за отсутствия в квартире стульев или хотя бы кухонных табуреток. Третий по счету прыжок позволяет увидеть панель целиком, она схожа с телевизионной. Монитор с телевизионной панелью, я безнадежно отстала от технического прогресса; Фатима с ее проспектами и прайс-листами электронных новинок могла бы мне помочь, но она слишком далеко. К тому же в кое-чем я могу разобраться и сама. Например, в кассете: наполовину выплюнутая, она торчит в щели, почти сливаясь с черным фоном самой панели. Немудрено, что я не заметила ее сразу. Что будет, если я засуну ее обратно и нажму кнопку «play»?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});