Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт - Фаня Шифман

Встрял Гай: "Ты что себе думаешь? Небось, не раз и не два трахал нашу сестрёнку!

Обесчестил её, а теперь не знаешь?" – "У вас, видно, голова только на эти темы и работает? Да ничего подобного у нас с Ширли не было, и быть не могло!.. Перед тем, как мы потеряли друг друга, я её впервые в жизни поцеловал. Вообще, впервые поцеловал девушку! И почти сделал ей предложение…" – "Ах, ты, мразь фиолетовая!..

Да за нашу сестру, за семейную честь!.. Грязный фиолетовый мерзавец!.. Как ты смел дотронуться до Ширли!" – "Ширли тоже меня любит! Но наши отношения совсем не таковы, как вы себе представляете!" Его последние слова заглушил громовой хохот. Лениво подпирающие дверь дубоны встрепенулись и начали гоготать: "Да он же импотент! Сам признался!" – "Ничего, скоро тебе вообще не нужны будут девушки!" – свирепо прорычал Галь, вскочил, резко обогнул стол, подошёл у Ноаму вплотную и… схватившись за цицит, потянул на себя. Раздался треск – и вот уже он накручивает на руку разорванный талит-катан Ноама. Ноам сделал резкое протестующее движение корпусом. Но со скованными за спиной руками он мог только с бессильной яростью и гадливостью сверкать глазами на обоих близнецов.

Гай зашёлся кудахтающим смехом, но глаза его не смеялись. Дубоны от хохота согнулись пополам. "У нас в гвардии порядок, и тебе, фиолетовая сволочь, придётся его придерживаться!" – пояснил с издевательской ноткой Галь, намотал на руку растерзанный талит-катан, примерился и съездил им Ноаму по лицу. Затем, не дав тому опомниться и выдавить возмущённо-протестующий возглас, нанёс ему резкий удар тяжёлым кулаком в солнечное сплетение. Ноам тихонько охнул и согнулся пополам. И тут же получил следующий удар, сильнее предыдущего. Невысокий, почти на голову ниже Ноама, но непомерно накачанный, широкоплечий парнище зверски избивал беззащитного парня. "Б-же! Брат моей Ширли!" – только успел подумать Ноам, после очередного удара выхаркнув с кровью несколько выбитых и сломанных зубов. Мучитель шипел ему в лицо: "Это тебе за нашу сестрёнку, которую ты совратил… и за братков-антистримеров! Где они? А-а?!" – неожиданно пролаял Галь. Ноам с гадливостью глянул на него сквозь невольные слёзы – и ничего не сказал.

"Ну, сознавайся, что с нашей сестрой сделал, куда сестру нашу девал?" – Галь неожиданным искусным взмахом ноги засадил носок своего сапога прямо в локоть правой руки Ноама и тут же, не сделав паузы, врезал по косточке левого локтя.

Ноам задохнулся от боли, его мучитель удовлетворённо ухмыльнулся и процедил: "Ну, всё, теперь он нам неопасен. Наручники можно снимать!" Дубоны тут же бросились исполнять приказ и как бы нечаянно вывернули ему руки, причинив уж и вовсе нестерпимую боль. Ноам побледнел и охнул, хотел закусить губу, но понял, что его лишили этой возможности. Руки повисли, как плети.

***

Лицо Ноама уже превратилось в сплошной вздувшийся синяк, из носа хлестала кровь и залила всю рубашку, синяками было покрыто всё тело, а Галь, зверея всё больше, продолжал наносить жестокие удары, приговаривая: "Куда сестру дел? Где братья-антистримеры?

Ты не юли, а то…" Голова Ноама бессильно моталась из стороны в сторону, он уже не вслушивался, что говорил его мучитель. Тот прорычал своему близнецу: "А ты что? Так и будешь стоять и смотреть?" – "Нет, я не буду бить… – неожиданно пробубнил, отвернувшись к окну, Гай. – Ширли никогда мне этого не простит… И ты оставь его… Довольно…" – "Ну, хор-р-р-ошо же! Я с тобой ещё разберусь…" – "Мне всё равно… Ты знаешь…" – "Да ничего она не узнает… Она и не увидит больше эту грязную скотину! И никто не узнает, где он и что с ним!" – откуда-то издали доносился до Ноама ломкий, холодный фальцет. Он уже не видел, как в комнату вошли ещё несколько человек, что-то сказали. Близнецы куда-то исчезли.

На Ноама навалилась тяжёлая тишина…

Потом его тащили куда-то по полутёмному, извилистому коридору, награждая пинками под зад. Наконец, его втолкнули в какое-то мрачное помещение и захлопнули за ним дверь. Он растянулся у двери, мечтая только том, чтобы ему дали так вот лежать на жёстких камнях и не трогали больше, потом попытался подняться хотя бы на четвереньки, повернуться на бок…

Но тут его с силой схватили за загривок, рывком подняли и вытолкнули в центр круга. Вокруг как в тумане мельтешили несколько крупных густо заросших лиц, свирепо и с устрашающей алчностью поглядывавших на него. В душу Ноама заползла чёрная тоска, он начал понимать, что отсюда ему уже не вырваться. Несколько голосов нестройным хором, с хорошо известным, пугающе знакомым, гортанным акцентом, завопили: "О, мальчика привели! Это хорошо!" – "Не, мужики, сначала пофутболим! Мальчика разогреть надоть! Его не слишком разогрели… А потом уж, потом уж!.. Всем достанется – не волнуйтесь!" Ноам не успел опомниться, как вся эта компания накинулась на него. Они били его ногами, стараясь ударить посильнее и попасть в самые чувствительные места. Из его горла вырывался уже не крик, а хриплый стон, а они продолжали пинать его, как мячик.

Вдруг Ноам услышал чей-то хриплый густой, как из бочки, голос, взревевший: "Портки, портки с него сымайте! Ну!.." – и не сразу сообразил, о чём это они. Он всеми силами пытался не дать снять с себя брюки, сжимал колени, брыкался, даже получив сильный удар по коленным чашечкам… Зажмурившись, он принялся шептать строки псалмов, которые ему приходили на память, мешая их с обрывками слов молитвы, всплывающими в угасавшем сознании… Потом замолк, решив, что в этом месте и в таком виде он не может произносить эти слова…

Один из мучителей зашёл сзади и захватил его за горло, с силой надавив на спину.

Ещё двое крепко ухватили руки, вывернув их наверх и резко потянув вперёд на себя.

Ноам закричал нечеловеческим голосом и – отключился, погружаясь в грязную, кровавую пучину дикой боли, унижения и позора.

***

В комнате, где совсем недавно Галь избивал Ноама, Тим выговаривал близнецам: "Лапуль, всё хорошо в меру, а вы малость увлеклись! Вам не для этого дали с ним разобраться. Мы через него хотели выйти на его братьев, сорвавших нам победу на Турнире, на их главарей, на всю кодлу антистримеров! Но зачем вы его к братьям Навзи потащили?.." – "Ну, Тимми! Я хотел, чтобы он сказал, где наша сестра… и что он с нею сделал! За сестёр убивать полагается… таких вот соблазнителей!

Честь семьи… честь фамилии…" – возмущённо ныл Галь. – "Охота тебе руки пачкать, детка! У нас же идёт игра по-крупному, а ты опять смешал личное с общественным! Пойми, котик: "Цедефошрия" была задумана как "компи-казино", именно оно в центре наших интересов. Но!.. – Тим важно поднял палец: – этого никто не должен знать. Поэтому для широких масс сформирована струя подобающей цветовой гаммы, и её символ – силонокулл, без которого угишотрию не запустить! И вдруг так фашлануться с этим Турниром!" Галь исподлобья глядел на Тима и вдруг спросил: "Всё понимаю, но не возьму в толк – зачем ты нам это рассказываешь в тысячу первый раз? А как это связано с твоей нынешней крупной игрой, ради которой мы должны были вроде как простить этого фиолетового дохляка?" – "Да не простить… Не простить, лапуля! Но совершенно ни к чему вырубать его… Если эти… его не замучают до смерти, считай, ему повезло!" – "Как будто тебя больше всего волнует его жизнь и здоровье!" – "Не хочу отвечать за то, что с ним могут сделать. Как ты не понимаешь?" – "Угу… я тоже не хотел бы…" – пробурчал Галь, злобно поглядывая на Гая. Тим покачал головой: "Беседер… Сейчас мы прежде всего должны ответить на их вчерашние художества на Турнире. В создавшейся ситуации "компи-казино" нам придётся до времени прикрыть. Мы так надеялись, что после этого Турнира, который, нам казалось, у нас в кармане, мы уже сможем выйти на поверхность с идеей "компи-казино"!.. А теперь – снова зарываться в подполье…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});