Гроза на Шпрее - Юрий Дольд-Михайлик

Григорий возвращается к креслу, но от печки пышет жаром, непреодолимо тянет в постель. Он действительно не выспался, промерз в холодном вагоне, вконец устал. Да и нервное возбуждение, вызванное неприятными открытиями, спадало. Незаметно он задремал.

Громкий стук в дверь вырвал его из забытья. Мгновение Григорий стоит, пошатываясь, не понимая, где он и что с ним В голове еще снуют обрывки виденного во сне. Громада какого-то здания со множеством дверей, крутые, почти отвесные, лестницы, по которым он взбирается, удирая от погони. Черный ворон закрывает свет, бьет крыльями по голове, старается выбить из рук пистолет… Острое чувство опасности и безысходности пронизывает Григория насквозь и заставляет окончательно проснуться. Он и впрямь сжимает в руке пистолет, неизвестно когда выхваченный из-под подушки. В комнате темно. Кто-то дубасит в дверь.

— Кто там? Слышу, слышу… подождите!

Думбрайт, хохоча, вваливается в открытую дверь.

— Ну и сон у вас, дружище! — восклицает он. — Скорее мертвого можно поднять! А теперь быстрей собирайтесь, мы опаздываем.

Думбрайт отодвигает кресло от печки, садится и, нетерпеливо постукивая туфлей об пол, наблюдает, как одевается Шульц.

«Хоть бы отвернулся, скотина!» — сердито думает Григорий. Ему неприятно одеваться в присутствии постороннего человека, и он ищет, чем бы допечь босса.

— А знаете, — бросает Григорий, — боюсь, нас ожидает неудача. Такая чертовщина приснилась.

— Какая именно? — встревожено интересуется Думбрайт. Как и многие уроженцы южных штатов, он суеверен, верит во всякие приметы.

— Будто мы с вами от кого-то удираем, то ли кого-то догоняем, а над нами, угрожающе каркая, кружит черное воронье. Они все снижаются и снижаются, бьют крыльями по голове, стараются клюнуть в глаза. Бог знает что, а не сон!

Лицо Думбрайта мрачнеет.

— Плохой сон! Происхождение интуиции, механизма ее действий, мы еще не постигли, а она часто предупреждает нас через сны, предчувствия. Возможно, тут срабатывает инстинкт самосохранения, доставшийся нам в наследство от первобытного человека, а теперь приглушенный веками цивилизации. Вот почему во сне, когда ослабевает контроль над разумом… Ведь и психологи, возьмите Фрейда, считают, что подсознательное значительно сильнее влияет на наши поступки, чем нам кажется. Вы согласны со мной?

— В данном случае реальность подсказывает мне, что не надо терять здорового юмора. Хорошее настроение — это половина успеха. Сговорились со своим приятелем?

— Конечно. Обещал помочь. В девять он будет в ресторане, поглядит, кто там есть, а потом познакомит с подходящим человеком.

— Прекрасно! Может, мое присутствие излишне?

— Крайне необходимо. Вы умеете создавать вокруг себя непринужденную атмосферу, оживлять разговор уместной шуткой. А от первого впечатления при знакомстве многое зависит. Да и развлекать нашу даму вам больше к лицу.

— Значит, дама будет?

— Мы за ней заедем по дороге.

— Что ж это за дама?

— Один мой подопечный, да вы его знаете, Хейендопф, предложил мне в спутницы свою знакомую актрису.

— Случайно, не синьору Джованну? Певичку?

— Значит, вы ее знаете?

— Очень мало, как-то познакомился в Италии.

— Что ж, тем лучше. Ну, вы наконец готовы?

— Почти. Осталось только завязать галстук и взять носовой платок.

Григорий открывает дверцу шкафа, и снова в глаза бросается беспорядок на полках. Воспоминание об обыске окончательно портит ему настроение.

Над столиками плывет мелодия модного блюза. Вкрадчивые звуки гавайской гитары нежно рокочут, ненавязчиво вплетаясь в лейтмотив песенки об утраченной любви. В ней нет ни скорби, ни тоски — всего лишь печально-нежное воспоминание о давно прошедшем, и так же, как воспоминания, звуки уплывают и тают. Оркестранты кладут смычки на пюпитры, гитарист поднимается и кланяется. Публика награждает оркестр сдержанными аплодисментами, так же сдержанно аплодируют и гитаристу. Снова звенят ножи и вилки, словно все торопятся вместе с едой переварить только что услышанное.

— Как это обидно, — вырывается у Джованны. — У нас в Италии хороших музыкантов встречают не так. — Вытянув вперед руки, она продолжает азартно аплодировать. На нее оглядываются.

— Неплохо исполнено, — снисходительно хвалит Думбрайт, — но, милая моя, пожалейте свои ладони! И уши присутствующих. Мы привлекаем внимание.

— Внимание привлекает каждая красивая женщина, — Григорий приходит на помощь Джованне. — Нам с вами, мистер Думбрайт, попросту завидуют.

— Спасибо, Фред! — Джованна бросает на своего защитника благодарный взгляд. — Вы, как всегда, готовы встать на защиту.

— Ибо отлично усвоил одну очень простую истину: единственный способ иметь друга — самому быть другом.

— Прекрасные слова, Фред! Совсем просто, лаконично и в то же время…

— Берегитесь, Джованна! — прерывает Думбрайт. — Слова для того и существуют, чтобы прикрывать мысли. Так, по крайней мере, утверждают дипломаты. Не полагайтесь на слова.

— Это смотря на чьи…

— На мои, выходит, нет?

— Я этого не сказала. Потому что знаю вас очень мало, вернее, почти совсем не знаю.

— Тогда выпьем за то, чтобы мы тоже стали друзьями!

— Вы только что нагрубили мне. Плохое начало для дружбы.

— И вы обиделись? Обещаю быть вежливым, обещаю…

— Теперь я скажу: берегитесь, Джованна! — Григорий предостерегающе поднимает руку. — Вежливость стоит дешево, а дает много. Смотрите, чтобы вам не пришлось оплачивать крупный счет.

— Это не по-товарищески, Фред! Не положено восстанавливать против меня синьорину в самом начале нашего знакомства. Предубеждение — плохой советчик, если люди хотят стать друзьями, когда речь идет об установлении отношений между людьми. Так выпьем за дружбу, Джованна?

Два бокала, коснувшись друг друга, тихо зазвенели. Думбрайт склоняется и целует руку молодой женщине. Поверх его головы Джованна вымученно улыбается Григорию.

В ресторане уже много народа. Теперь заняты почти все столики. Думбрайт внимательно оглядывает их, с досадой кривит челюсть, словно от ноющей зубной боли. Снова заиграл оркестр, и пары танцующих, закружившись в проходах между столиками, мешают боссу смотреть.

— Уже четверть десятого, — бросает Думбрайт, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Не советовал бы Кригеру со мной так шутить! Неужели, — лицо его вдруг расплывается в широкой улыбке, он поднимает руку, и кому-то приветливо машет. — Простите, я на минуточку вас покину!

Григорий следит за его крепкой фигурой. Думбрайт достаточно бесцеремонно расталкивает танцующих. Невысокий кругленький человечек катится ему на встречу, тоже сияя улыбкой. На ходу он кланяется то одному, то другому, к некоторым подходит, чтобы пожать руку, жестами прося у Думбрайта прощения за опоздание. Григорий отворачивается.

— Как вам живется в Берлине, Джованна? — спрашивает он.

— Сами видите. Хейендопф распоряжается мною как вещью. Сегодня подсунул вот этому, — молодая женщина кивает на стул, где только что сидел Думбрайт. — Еще бы, новый начальник! Лучше уж Гордон, тот хоть был вежлив… вел себя прилично.

— Бросьте Хейендопфа. Неужели вы себя не прокормите?

— У меня ведь до сих пор нет ангажемента. Он забрал мои документы, якобы для переговоров с антрепренерами. Но это все ложь, чистейшая ложь! Вы представляете, Фред, в каком я оказалась положении, какие мысли меня преследуют…

— Хотите, я поговорю с Хейендопфом?

— Упаси бог! Он считает вас своим врагом, вспоминает всегда с ненавистью, считает, что вы в чем-то обошли его, грозится вывести на чистую воду… вас… и… меня… — Джованна краснеет, нервно вертит кольцо на пальце. — Мою привязанность к вам он расценивает, как… как…

— Понимаю…

— Фред, помните, вы говорили о вашем друге, который должен приехать из Италии?

— Конечно, я не забываю своих обещаний. По ряду причин мы не можем переписываться, но я знаю, он должен приехать.

— Сколько же ждать?

— Не так долго. Надо набраться терпения. И постараться за это время вырвать у Хейендопфа документы, чтобы они были у вас, когда мой друг приедет.

— Не знаю, хватит ли у меня сил.

— Надо, чтоб хватило. Всего три-четыре месяца. Ну, будьте мужественны! Держитесь Хейендопфа, чтобы усыпить его подозрения.

— Когда я вас слушаю, мне все кажется гораздо проще. Если б мы могли хоть иногда видеться.

— Я тоже хотел бы этого. Попробую наладить отношения с Хейендопфом. Или прищемить ему хвост.

Джованна рассмеялась. И очень своевременно — к столику приближался Думбрайт.

— Вижу, вы не скучали без меня, синьора и синьор! — погрозил пальцем Думбрайт. — Обидно. В дальнейшем не стану брать в спутники более молодого и привлекательного. Я шучу, шучу, Джованна! Не хмурьте свое хорошенькое личико. Особенно теперь, когда я жду гостей. Веселье вам больше к лицу. Оставайтесь такой, как были только что. В этом я полагаюсь и на вас, Фред. Так и быть, разрешаю вам ухаживать за моей дамой.