Сообщество разума - Марвин Мински

разными по своему содержанию, хотя в них употребляются одни и те же слова? Полагаю, все дело в том, что наш языковый агент, едва услышав первую цепочку слова, точно знает, как ее обработать, поскольку она соответствует хорошо усвоенному фрейму предложений. Вторая строка нарушает знакомую форму. Но как мы воспринимаем эти фреймы предложений? К этому вопросу мы вскоре вернемся, а пока давайте просто предположим, что наш юный слушатель каким-то образом научился классифицировать слова по типам, вычленять среди них существительные, прилагательные, глаголы и наречия. (Будем игнорировать тот факт, что детям предстоит многому научиться, прежде чем они получают навык употреблять слова так, как это делают взрослые.) Значит, первая строка имеет следующую форму:

Прилагательное / Существительное / Глагол / Наречие

Допустим, наш слушатель освоил некую систему распознавания, которая активируется при прослушивании этой строки, состоящей из слов конкретных типов. Данный фрейм побуждает к выполнению специального сценария, который заполняет терминалы трансфрейма. Нема для «кражи» назначается терминалу Действие, нема для «квадратов» назначается терминалу Деятель. Далее фрейм активирует сценарии, которые изменяют действие «красть», прилагая сюда нему для «честно», и изменяют объект «квадраты», используя нему для «круглые». До этого момента все идет гладко: языковый агент подобрал применение для каждого слова. У нас имеются особые обозначения для цепочек слов или строк, которые мы обрабатываем с такой легкостью: мы называем их «фразами» или «предложениями».

Цепочка слов кажется «грамматической», если все ее слова легко и быстро укладываются во фреймы, которые соответствующим образом сочетаются друг с другом.

Однако теперь возникает серьезный конфликт в ряде других агентов, вызванный очевидной несовместимостью условий. Фрейм для «кражи» требует, чтобы Деятель был одушевленным. Квадрат не может украсть, потому что он не является живым существом! Кроме того, действие «украсть» считается предосудительным, то есть противоречит модификатору «честно». Вдобавок ситуация усугубляется тем, что агент описания формы не принимает полинемы для «круглых» и «квадратов», если они обе активируются одновременно. Не имеет значения, что наше предложение грамматически правильно: в нем столько противоречий, что большая часть значения как бы ликвидируется, и мы признаем его бессмыслицей. Но важно отметить, что различие между смыслом и нелепицей лишь отчасти определяется грамматикой. Давайте посмотрим, что происходит, когда мы слышим эти три слова:

Вор – Беззаботный – Тюрьма

Пускай они не укладываются ни в один сколько-нибудь закрепленный грамматический фрейм, эти слова активируют некоторый смысл, возникающий «помимо» всех грамматических форм, соответствующий знакомому фрейму-истории, то бишь дидактическому рассказу о воре, который был пойман и справедливо пожал по заслугам. «Неграмматические» выражения часто обладают смыслом, когда порождают ясные и стабильные ментальные состояниям. Грамматика – служанка языка, а не его госпожа.

26.7. Фреймы для имен

На различных этапах своего развития большинство детей как бы внезапно осваивают новые варианты предложений. Так, научившись использовать одиночные прилагательные, некоторые дети быстро начинают строить более длинные цепочки следующего вида:

Собаки лают. Большие собаки лают. Большие лохматые собаки лают. Большие черные лохматые собаки лают.

Если бы это выполнялось с применением фреймов предложений, для каждого отдельного набора прилагательных потребовался бы свой фрейм. Другая схема не предполагает использования фреймов вообще: языковый агент преобразует каждое прилагательное, по мере их появления в цепочке, в соответствующую нему. А третья схема (до сих пор популярная среди некоторых теоретиков грамматики) предусматривает, что каждое последующее прилагательное активирует новый субфрейм внутри предыдущего. Однако, если внимательнее присмотреться к употреблению прилагательных в речи, обнаруживается, что эти цепочки слов далеко не так просты, как кажется. Сравните две фразы ниже:

Деревянных три тяжелых коричневых больших первых ящика…

Первые три больших коричневых тяжелых деревянных ящика…

Наши языковые агенты едва ли знают, как обрабатывать первую цепочку слов, поскольку она не соответствует шаблонам, по которым мы обычно составляем описания предметов. Отсюда следует, что мы используем фреймоподобные структуры для описания существительных, а также глаголов, то есть для описания предметов и действий. Чтобы заполнить терминалы этих фреймов, мы ожидаем, что их элементы будут поступать в более или менее строгом порядке. Нам трудно будет понять смысл группы прилагательных, если они окажутся расположены в ином порядке, чем показано ниже[39].

Рис. 132

Когда языковое сообщество может согласовывать применение форм наподобие вот этой, выражать мысли становится проще. Каждый человек может раз и навсегда узнать, куда обращать наиболее часто задаваемые вопросы – и где искать ответы на них. По-английски мы говорим «зеленая коробка» (green box), а по-французски – «коробка зеленая» (box green). Не имеет значения конкретный порядок слов, зато важно, чтобы все, говорящие на одном языке, выстраивали последовательности одинаково. Но что это за «наиболее часто задаваемые вопросы», те, которые «встроены» в наши языковые формы? Ответ, вероятно, покажется достаточно уклончивым, ведь языковая культура, в которой мы растем, скорее всего, оказывает влияние на вопросы, которые кажутся, так сказать, наиболее естественными. Тем не менее можно обнаружить полезные подсказки в характеристиках, общих для многих разных языков.

Многие ученые действительно задавались вопросом, почему так много человеческих языков используют схожие «сущности» – существительные, прилагательные, глаголы, придаточные и главные предложения. Вполне возможно, что некоторые из этих «сущностей» являются генетически унаследованным «богатством» наших языковых агентов. Но мне кажется еще более вероятным, что большинство этих почти универсальных языковых форм практически не зависят от языка; они отражают способы формирования описаний другими агентами. Наиболее распространенные формы фраз могли возникнуть не столько из «архитектуры» языковых агентов, сколько из механизмов, используемых другими агентами для репрезентации объектов, действий, различий и целей (как утверждалось в разделе 22.7), а также из способов, какими эти другие агенты манипулируют воспоминаниями. Если коротко, наш образ мышления должен оказывать сильное и универсальное воздействие на речь – хотя бы посредством влияния на то, что нам хочется сказать.

26.8. Фреймы для глаголов

Мы видели, как предложение из четырех слов («Круглые квадраты крадут честно») можно поместить в соответствующий четырехтерминальный фрейм. Но что насчет фраз наподобие «Вор, который украл луну, увез ее в Париж»? Было бы весьма неудобно и неприятно, доведись нам усваивать новый, специфический «десятизначный» фрейм для каждой конкретной десятисловной строки! Очевидно, что ничего подобного не происходит. Вместо того мы используем местоимение «который», чтобы заставить слушателя искать второй фрейм и заполнять его терминалы. Отсюда вытекает многоступенчатая, если угодно, теория. На ранних этапах обучения умению говорить мы просто заполняем терминалы фреймов немами для слов. Затем, позже, мы учимся заполнять эти терминалы другими, уже заполненными