Когда мы встретились (ЛП) - Шей Шталь

как мама держала ее в той башне?

Снова кивок.

— Вот на что была похожа моя жизнь. Я жила для других. И, как и Рапунцель, я освободилась из своей башни, и теперь могу впервые испытать все эти классные вещи. То, чего я никогда раньше не делала, чтобы найти себя.

Ее взгляд мечется по сараю, а затем возвращается ко мне.

— Так ты нашла себя?

— Да, именно так.

Кэмдин вздыхает, ее переполняют эмоции, которые она, скорее всего, не понимает. Она с нежной мольбой заглядывает мне в глаза.

— Мы можем снова украсть твой аккумулятор.

Я улыбаюсь. Однажды я увидела мой аккумулятор в комнате для запчастей. Я ничего не сказала, потому что обрадовалась тому, что они так хотят, чтобы я осталась, что ради этого готовы украсть детали из моей машины.

— Что?

Кэмдин нервно сглатывает.

— Я не должна была этого говорить.

Я поднимаю ее на руки.

— Наверное, нет, да?

— Нет.

Она обхватывает ладонями мое лицо, как это делает ее отец, когда целует меня.

— Ты вернешься после того, как найдешь себя?

К моим щекам приливает жар.

— Не знаю, но если вернусь, то первым делом приеду к вам, идет?

Ее глаза загораются, и на лице проступает точь-в-точь такая же улыбка, как у Бэррона.

— Договорились. Но на этот раз не беги в магазин.

— Идёт.

Когда мы возвращаемся в дом, Бэррон проверяет в моей машине масло. Я смотрю, как Кэмдин исчезает в доме, и за ней закрывается дверь.

— С Сев все в порядке?

Бэррон кивает.

— В этом вся прелесть детей — они легко забывают.

Эти слова не должны меня ранить, но они ранят. Я бы хотела забыть все те времена, когда из-за мамы чувствовала себя недостаточно хорошей. Мне хочется забежать в дом и обнять Сев, но я не хочу делать им хуже.

Улыбаясь Бэррону, я наблюдаю за его лицом, ожидая, какой будет его реакция. Он прячет эмоции, глядя на поле позади меня. Я обхватываю пальцами его предплечье.

— Ты украл мой аккумулятор.

Бэррон опускает капот моей машины, и на его красивых губах проступает легкая улыбка Капот с лязгом закрывается, а Бэррон поворачивается и опирается на крыло автомобиля.

— Да, украл.

Я стою перед ним с ключами в руке.

— Почему?

— Потому что я хотел, чтобы ты осталась.

Мое сердце ускоряет ход.

— А теперь?

Бэррон тяжело вздыхает, его голос робкий, как будто он надеется, что в любую минуту я скажу: «Шучу, я остаюсь».

— Сейчас… Я думаю, тебе нужно испытать себя. И если в какой-то момент это приведет тебя обратно в мою жизнь, то, полагаю, это судьба.

От его слов у меня щемит сердце.

— Неужели такой парень, как ты, и правда существует?

Я едва могу на него смотреть, боясь потерять. Как бы мне ни было очевидно, что должна уйти, я не хочу этого делать.

Лицо Бэррона искажает то, что я могла бы назвать мучительной болью, и он отворачивается, зарывшись руками в волосы.

— Черт, — горько бурчит Бэррон.

Я хватаю его за рубашку и притягиваю к себе, отказываясь оставлять между нами пространство.

Самое худшее — это когда он меня отпускает. Наши глаза встречаются, и на мгновение замирают друг на друге, вспоминая скрепившую нас связь. Бэррон поднимает руку и теребит в пальцах прядь моих волос. Он смотрит, на зажатые в руке волосы, а затем отпускает их.

Я обнимаю его крепче и выдыхаю сдерживаемый в легких воздух. Я поднимаю руку и упираюсь подбородком ему в грудь, глядя на него снизу-вверх.

Бэррон не улыбается.

— Я всегда буду помнить это… с тобой, — говорит он, пытаясь улыбнуться, но это не стирает из его глаз боль.

— Я тоже.

Он осознает реальность моего ухода, на это больно смотреть, но еще труднее отвести взгляд. Бэррон переводит глаза на мою машину.

— Можешь кое-что мне пообещать?

Я киваю.

Бэррон проводит рукой по моим волосам и не сводит с меня глаз.

— Если ты когда-нибудь снова окажешься в Амарилло, ты приедешь ко мне?

Я утыкаюсь лицом ему в грудь, наслаждаясь связью, которая, как я знаю, исчезнет, как только мы расстанемся. Я не пытаюсь сдерживать слезы, и Бэррон тоже. Его глаза налиты кровью, и кажется, что этот закаленный ковбой может пролить слезу. Но он этого не делает.

— Спасибо, что ворвалась в мою жизнь, — медленно произносит Бэррон, его дыхание касается моей кожи, его слова заполняют мне сердце.

Впитывая его слова, я зажмуриваю глаза, по щекам бегут горячие слезы. Затем он отпускает меня и, отстранившись, поднимает руку, чтобы коснуться моего лица.