Огнедева - Елизавета Дворецкая

Раскрасневшись от воодушевления и радостных надежд, Вольга рвался немедленно подойти в Дивляне — если не рассказать ей, что Прибыня решительно запретил ему делать, то хотя бы взглянуть на нее, уже с новой надеждой на скорое счастье. Но и этого свояк не советовал и вскоре сам увел Вольгу к себе в избу, обсудить предстоящее дело.

Всю ночь Вольга почти не спал, горел от нетерпения и изнывал в ожидании счастливого дня. Когда это случится, зависело только от Дивляны и ее выздоровления, потому что себя он чувствовал вполне здоровым для новой битвы. Ему пришло в голову, что Дивляна, вероятно, нарочно притворяется больной и тянет время, чтобы не возвращаться в Ладогу. Теперь же надо предупредить ее, чтобы, наоборот, постаралась ускорить отъезд. Они в Словенске уже почти две пятерицы, вот-вот Домагость, утомленный ожиданием, снарядит из Ладоги новую дружину, и тогда весь замысел рухнет.

Поэтому, когда утром к нему пришла Любозвана, он обрадовался сестре в три раза сильнее. Через нее он мог послать весть Дивляне. Пустят ли его сестру к ней, неизвестно, но через женщин она может подать какой-то знак! Тем более что Любозвана пришла не одна, а с Остряной, Вышеславовой дочерью.

— Послушай, Любашенька! — Вольга схватил сестру за руки и бросил на Остряну неуверенный взгляд, не зная, стоит ли говорить в ее присутствии, поскольку Прибыня наверняка собирался сохранить предстоящее дело в тайне от женщин своей семьи. — Ты можешь сходить Дивляну навестить?

— Сходить-то могу. — Любозвана тоже взглянула на Остряну. — Да будет ли толк?

— Будет, будет! Прибыня Вышеславич со мной говорил вчера…

— Вот видишь! — воскликнула Остряна, выразительно посмотрев на невестку. Молчать дальше у нее не хватило терпения, и она горячо продолжила: — А хочешь, скажу тебе, о чем он тебе говорил, а, Судиславич? Говорил, что помочь тебе хочет по-братски, по-родственному и ради родственной любви поможет тебе твою невесту вызволить от Велема Домагостича и в Плесков увезти. Так?

— Ты тоже знаешь?

— Я знаю! Я еще не то знаю! Я гораздо больше тебя знаю! Знаю, какую невесту тебе приготовили. Не Дивляну Домагостевну, а Марену саму тебе в суженые назначили!

— Ты о чем? — Вольга нахмурился.

— О том, — так же хмуро ответила Остряна. Ей не хотелось плохо говорить о своих родичах. — Никто тебе помогать невесту отбивать не собирается. Хотят… люди… совсем другого. Хотят, чтобы ты и Домагостич убили друг друга. Или он убил тебя, а за тебя уж родичи ему отомстят, с места не сходя! И что тогда будет, понимаешь?

— Да ты с ума сошла! Что ты несешь? — Вольга смотрел на нее во все глаза, и впрямь убежденный, что Вышеславова дочь повредилась рассудком. Он и раньше знал, что нрав у Остролады нелегкий и доброго слова от нее не дождешься — а отец спрашивал, не посватать ли ее? — но убийствами она еще никогда не грозила! — Что ты мне за басни сказываешь? Убили друг друга! Кто кого должен убить? Сон тебе, что ли, такой привиделся?

— Сон, сон! — Остряна закивала, многозначительно округлив свои большие серые глаза, — дескать, хочу успокоить дурачка. — Я знатная сновидица у нас, даже в Перынь просят меня идти служить, да не хочу… Так и привиделось мне, будто Прибыня нарочно тебя ведет Домагостича догонять, чтобы там он тебя в драке за невесту убил. А Домагостич не справится — помогут, стрелой с берега достанут, и разбирай потом, чья была стрела, — продолжала она, повторяя слова своего хитромудрого отца. — А как падешь ты на сыру землю, сокол сизокрылый, и как закатятся твои очи ясные, тут Прибыня с братьями за родича встанут стеной — зарубят Домагостича либо застрелят, как Перун даст. Огнедева у нас останется, потому как вся дружина ладожская там же поляжет, а то вон братец Горяша неженатый ходит. Зато Плесков с Ладогой воевать начнут и будут биться-ратиться, пока хоть где мужики живые останутся. И никого сильнее нас, словеничей, не останется потом, то ли не хорошо? Вот такой сон мне привиделся.

— Что она говорит? — Вольга встревоженно посмотрел на сестру. — Любаша! Что вы вдвоем затеяли?

— Мы вдвоем затеяли спасти головушку твою бедовую! — Любозвана вздохнула и боязливо оглянулась на дверь, не войдет ли кто. — А она правду говорит. Задумали погубить тебя… лихие люди.

— Да кто?

— Кто, кто… — Любозвана страдала, но не могла вслух обвинить в таких коварных замыслах собственного мужа и свекра. — Кто тебе предлагал невесту отбить?

— Кто? Да муж твой, сестра, Прибыслав Вышеславич!

— Ну, а что ж тогда спрашиваешь?

Уклончивые ответы, как ни странно, отчасти помогли делу: отчаявшись добиться толку, Вольга отвернулся от обеих «сновидиц», сел на лавку, сжал голову руками и начал думать. Прибыня хочет его убить… Вернее, устроить так, чтобы его убил Велем… А что, в этом-то ничего невозможного нет: Вольга и сам был готов убить того, кто вырвал из его рук любимую невесту, почти жену… Его искорку… Правда, его жажда убийства была из тех, о которых много говорят, но до дела никогда не доводят. Он еще помнил, как они с Велемом вместе бились против русинов Игволода Кабана, помнил, что сын Домагостя приходится Дивляне родным — и любимым — братом, и его смерти она, конечно, не обрадуется. Да и сам по себе Велем ему нравился: они были одного поля ягоды. Он даже начал, поразмыслив, где-то его понимать: укради кто-нибудь Любозвану, еще когда она не была замужем, Вольга сам бы этого удальца в дугу согнул! Любишь — сватай как положено, а из вора доброго родича не выйдет! Себя Вольга оправдывал тем, что Дивляну собирались отдать другому, а он сам без нее жить не может, да и она без него тоже!

Но теперь, если им придется драться за девушку дружина на дружину — что никак нельзя сравнить с глупой дракой в избе Добролюты, — вполне вероятно, что один из них погибнет. Правда, Вольга при этом собирался по возможности не причинять Велему большого вреда. И если он увезет-таки Дивляну без большого кровопролития, то рано или поздно Ладога и Плесков помирятся. А это Словенску невыгодно. Ему выгодна война между ними, Вольга знал об этом и потому не стремился искать поддержки у Вышеслава. Если бы не болезнь Дивляны и все, что за ней последовало, он бы предпочел, чтобы словенская старейшина вовсе ничего не знала. А война… Война будет, если погибнет хотя бы один из них. Сам Вольга погибать не собирался. Убивать Велема, учитывая последствия, ему хотелось еще меньше, поскольку он надеялся на примирение с родней будущей жены, пусть и не сразу. А вот Словенску это примирение совсем ни к чему… Значит, словеничам лучше, если примирение станет невозможным…

Если он, Вольга, убьет Велема, то ему словеничи ничего не сделают — с какой стати? Ведь Домагость им уже не родич, в его род опять свататься можно. А вот если Велем убьет Вольгу, то Прибыня получит право вмешаться и отомстить за шурина. Никто его не упрекнет, а в будущей войне Словенск выступит против Ладоги заодно с Плесковом, с могучим «старшим племенем» плесковских кривичей. А ведь Вышеслав спит и видит, как бы прибрать к рукам Ладогу, подчинить тамошнюю старейшину и объявить себя словенским князем. И он, Вольга, своим бегством с дочерью ладожского воеводы дает Вышеславу такую возможность.