Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест

нам уходить, чтоб добраться до своих, я уверяю тебя кусок медивского говна, я прострелю твою сраную голову если ты сию минуту мне всё не скажешь!

– Мы из шестой дивизии генерала Тутарга, добровольцы фавийского экспедиционного корпуса. Мы продвинулись к вокзалу и зачищаем очаги сопротивления в северных районах, вам не пробраться к своим, вы в глубоком тылу, до фронта более десяти километров, а может уже и больше, прошу вас не стреляйте, я сказал всё, что знаю, честно.

– И что нам теперь делать? – сорвались слова с девичьих, напуганных губ. – Куда нам идти теперь Чак?

Чак молчал, на полу кряхтел от боли солдат, растекалась лужа крови из пробитой головы фавийского офицера, за окном грохотали взрывы и стрельба. Секунда сменяла секунду и вот-вот в дом могли ворваться другие фавицы, что ждали своих у входа.

– Мы будим прорываться к вокзалу, там наши части, соберите оружие, боеприпасы и гранаты, мы уходим немедленно, – ответил он.

– А что делать с ними? – спросил сержант, кивнув в сторону пленных.

– Нам они больше не нужны.

Чак снял пистолет с предохранителя и раздался хлопок, солдат, что минуту назад выдал всё, что знал, словно мешок шлёпнулся на землю, следом прозвучал ещё один выстрел и Зит добил, кряхтящего солдата с раненой ногой. Не один мускул не дрогнул на его лице, движения были чётки и отточены за годы службы в горохране, где ему уже не раз приходилось выносить приговор. Для него это были военные будни, необходимость и обязательная безопасность, но не для Китти, её взгляд застыл, остекленевшие глаза, не моргая, смотрели на утопающих в крови трёх мертвецов.

– Ты, что натворил, Чак Зит! Что ты сделал, они ведь не представляли нам угрозы, ты их убил! – срываясь в истерику, заорала девушка.

Чак резко подскочил к ней, схватил за руки и уже был готов заткнуть ей рот ладонью, но тут же подлетел сержант и оттолкнув лейтенанта, схватил в руки автомат, ещё мгновение и ствол обернулся на него и Зит в удивлении замер.

– Да что вы понимаете? Что вы понимаете? Я спас ваши жизни и стараюсь доставить вас к своим, вы же без меня погибните под первой же пулей. Китти, не будь ты дурой наивной, пора бы уже проснуться ото сна в котором ты до сих пор витаешь. Это война мать его! Тут люди умирают, и если бы мы этих медивов оставили бы в живых, то они всё доложили своим, и тогда бы нас тут же поймали! А вы! Вы, мать вашу, даже шевроны до сих пор с формы не содрали, да вас за километр видать, штабные вы идиоты, вас в плен возьмут и тебе же, сержантишка ты недоделанный, к яйцам провода подцепят и выпытают из тебя все, что можно и нельзя. Кончайте строить из себя правильных и умных, нет здесь таковых, здесь все сволочи вроде меня, неужели ты Китти не поняла этого ещё в Ирке? Нам выжить нужно, а без меня вам дорога лишь на тот свет, я не обещаю, но я постараюсь вас вывести к своим, кончайте дурью страдать, убери свой автомат идиот. Иначе я тебя пристрелю и спасать буду лишь её, без тебя мне будет даже легче.

Чак был в ярости и уже был готов перейти от слов к делу, в голове его мелькнул план, как обезоружить или пристрелить сержанта и с Китти пробираться дворами к фронту, но Верн опустил ствол и отошёл в сторону, девушка плакала, а Зит думал, как же тяжело ей будет впредь. Он не нашёл ничего лучше как подойти к ней, обнять и прижав к себе тихонько сказать:

– Так было нужно, тебе сейчас нужно успокоиться и следовать со мной, я знаю немного этот город, я доставлю тебя живой в штаб. Ведь ты встряла в это дерьмо из-за меня.

– Чак Зит.

– Что Китти.

– Ты чудовище, ты не меняешься, – сорвалось с дрожащих губ, по щекам текли слёзы.

– Пусть так, но я тебя спасу, обещаю, спасу.

– А Брена?

– Он Верн. Хотя какая разница, он меня бесит и если будет мешать я его пристрелю честное слово. Ведь я чудовище. А теперь, дорогая моя подруга, вытирай слезы, бери себя в руки и пора валить.

За окном нарастал гул реактивного мотора. В следующее мгновение облако огня взмыло в воздух. Котивский самолёт сбросил возле здания несколько напалмовых бомб, колона фавийцев моментально обратилась в прах, горело всё, что гореть даже в принципе не могло, даже серые бетонные стены объяло ярко оранжевым огнём. В небо повалили кучерявые облака едкого, чёрного дыма. Выходя с запасного выхода, Чак проводил взглядом самолёт, что серебристой стрелой взмыл в небо и за несколько секунд сделал резкий манёвр и, оставляя за собой белый след, начал заходить на очередной сброс. Ноги котивов тут же побежали быстрее, дабы не оказаться в облаке очередного взрыва, но ракета с медивского истребителя быстро прочертив в небе белую черту, нагнала муринский самолёт и тот, яркой вспышкой озарил небо. Чак ещё секунд пять наблюдал, как в облачном небе качается белоснежный парашют пилота, успевшего покинуть борт.

Генералу Пфлюку удалось разворошить потерявшего бдительность Тарму, но прорвать фронт или более того сломить крепкую котивскую оборону у него не было шансов, к тому же этого от него не требовал штаб его величества. Основной его целью было лишь сковать брелимскую группировку войск Муринии, дабы дать основным силам выйти из гетерского мешка и спасти ценой невиданных потерь фавийскую армию и часть боеспособных гетерцев.

К вечеру на руины города обрушился сильный ливень, он затушил пожары и заставил смолкнуть гул сражения. Фронт стабилизировался. Солдаты по обе стороны сидели на позициях. Среди бетонных руин, кусков стекла и грязи, утопая по колено в холодной жиже, они мечтали о мире, о доме, своих семьях, во сне они видели лики своих детей и жён, а наяву глядели лишь на хмурые лица товарищей, уставших, голодных и израненных. Их окружала смерть и она тянула к ним свои цепкие костлявые пальцы, и многих ей удалось забрать за этот день, словно грибы росли братские могилы над которыми редко писались имена, лишь таблички из деревянных щитов, которые скудно гласили «здесь похоронено 218 муринских солдат из 23 и 12 дивизии 2 армии Брелимского фронта» и тому подобное.

А пока солдаты воюющих армий латали раны и хоронили погибших, где то среди разрушенного квартала панельных домов, что повалились словно карточные, плелись голодные и промокшие насквозь