Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест

Шмель, наконец, она сделала последнюю попытку.

– Доброе утро Тель.

– Я не Тель, а сержант Верн Тири, – с некоторой обидой ответил молодой парень, смотря на подвыпивших с явным неодобрением. – Капитан Лина, думаю Маунд не будет рад, если узнает, что вы были в таком состоянии и пили с каким-то проходимцем. Это же пехотный офицер, что он тут забыл? – с презрением смотря на сонного Чака, говорил Верн.

–Я думаю, что ты Кель…

– Верн, – тут же перебил он её.

– Пусть так. Но я думаю, что язык свой ты будишь держать за зубами и не станешь болтать никому, а особенно Маунду. К тому же этот парень не абы кто, а мой старый приятель. Мы давно не виделись и встретились совершенно случайно. Да и вообще, чего я перед тобой распинаюсь, кончай ворчать и помоги его уложить в машину. Он тяжёлый.

Верн вылез из машины, всем своим видом, выдавая недовольство и неприязнь, к такой помощи. Он помог уложит сонного Чака на заднее сидение, после чего уселся за руль и молча уставился на Китти, которая с трудом открыла дверь и уселась рядом. Водитель покачал головой, как бы не одобряя легкомысленный поступок девушки, на что в ответ получил просьбу не совать свой нос в чужие дела, тем более если эти дела офицерские.

– Куда ехать-то? – буркнул сержант, скорчив недовольное лицо.

– Его нужно отвести на позиции у вокзала, там батальон майора Марта. Туда и поедим, – заплетавшимся языком говорила она.

– Ехать будим долго, напрямую никак, там одни руины.

– Езжай уже как хочешь, главное довези, – сказала Китти и отвернулась.

Машина тронулась, под колёсами захрустела каменистая дорога, пахло кожаным салоном и какой-то мазью, которой водители обильно смазывали приборную панель, дабы она блестела. Сон нежно обволакивал слабое тело Китти, лёгкая утренняя свежесть щипала прохладой, вздрогнув в полусне она спрятала голову в плечи и задремала. По бокам мелькали унылые пейзажи некогда великого города, многоэтажные дома без жителей, магазины без покупателей, и лишь пронырливые уличные собаки бегали по пустотам в поисках пищи. Которой часто служили погибшие от голода горожане и убитые, метким огнём снайперов, котивы. Много было и крыс, они отъедались до таких размеров, что порой их можно было спутать с собакой. А аппетит их был не менее хищным. Город великой славы и истории превратился в зловонную, кишащую разными тварями, помойку, за которую уже не хотели проливать кровь даже самые патриотичные горожане, большая часть которых бежала в западную часть Брелима. Там ещё хоть как-то функционировала гетерская администрация. И никому не было дела до тех миллионов брелимцев, что в панике бежали из горящего и умирающего города в поисках спасения на запад страны, а беженцев было без малого два миллиона. Страшный гуманитарный кризис поразил весь не оккупированный союз, к тому же всё громче звучали голоса о нецелесообразности защиты этой страны и выводе армии из гетерского мешка для спасения Фавии. В победе Маута в битве за союз всё меньше сомневались в стане Медивской унии, и от того желание спасти армию от окружения преобладало над мыслями о спасении пятидесяти миллионов гетерских медивов, чья судьба была незавидной.

А Чак впервые за последнее время видел сон, в котором не было: ни войны, ни смерти, ни боли. В этих грёзах, пропитанных ароматами цветов и детства, он видел себя со стороны, будто сидел в кустах и наблюдал за игрой десятилетнего мальчика, темноволосого, худого и длинного как шпала. Он мастерил из валявшегося во дворе мусора игрушки, из бутылки и веток получался самолёт, из сигаретной пачки машина, всё в его руках оживало. Он вспомнил себя в детстве, не покидая сна, вспомнил то самое время, когда мир ему казался простым и незамысловатым. То время когда весь мир также не замечал его, маленького не разговорчивого мальчишку, лишённого волей злой судьбы матери, и живущего в старом доме с отцом алкоголиком, который был строг и часто несправедлив, но любил его какой-то своей любовью. Сон кидал Чака из одного периода жизни в другой, то он видел себя ребёнка, то себя подростка, что вернулся с очередной уличной разборки домой с разбитой губой и синяком под глазом. Отец всегда устраивал скандал молодому драчуну, но парню было плевать на его мнение и уходя из дома вновь и вновь он возвращался то с синяками, то со ссадинами. Чак хорошо помнил эти уличные драки, он бился изо всех сил с подростками с соседнего двора, они дразнили его нищим оборванцем, помойным псом и это злило тощего парнишку. Побеждал он редко, но пару выигранных поединков всё же имелись за его спиной. В одном из них молодой Чак так исколотил светловолосого парнишку, что последний пролежал в больнице полгода с множественными травмами головы и переломами нескольких рёбер. Этот бой окончательно поменял его жизнь и после того, как к нему домой приехали полицейские и пригрозили отцу последствиями, отношения между родителем и сыном испортилось окончательно. Пятнадцатилетний парень ушёл из дома раз и навсегда. Это и была его последняя встреча с отцом, которая также промелькнула в его сне. Грёзы прошлого нарушил чей то крик и удары в плечо, сон развеялся и перед его глазами выросла фигура водителя. Глаза молодого сержанта были встревоженными, руки дрожали.

– Что случилось? Мы приехали? – сквозь пелену сна бурчал Чак, смотря по сторонам.

– Нет, мы не приехали, выходите из машины. Бегом.

– Какого же хрена ты остановился, Верн, – раздался сонный голос с переднего сидения.

– Капитан Лина, простите меня, но в городе начались бои и медивские самолёты бомбят северный город.

– Какого же хрена? – грубо выругалась Китти. – Они же должны отступать, что за дурость?

– Капитан, простите, но в любую секунду нас накроет снарядом или ещё, что-нибудь. Давайте переждём обстрел в укрытии, дальше двигаться крайне опасно. К тому же часть районов могла перейти под контроль медивов, ну же, пойдёмте, не надо подвергать себя опасности. Мне же Маунд за вас голову открутит. Бегом.

Китти с Чаком тяжко выбрались из машины, думать было сложно, голова работала будто непрогретый двигатель, сержант испуганно подгонял сонных офицеров, хотя на Зита ему было плевать с высокой колокольни, более того, он ему не нравился. Укрытием оказалось некое серое здание из бетонных блоков, стены которого пережили не один ожесточённый бой и покрылись интересными узорами от огня и копоти, разбавленные полосами пулемётных очередей. Китти вдруг вспомнила Берк и город художников, что запомнился её сердцу прогулкой с Маундом. Ей вдруг стало невыносимо хотеться увидеть его