Секстет - Салли Боумен

Женщина заплакала. От ее плача у Колина разрывалось сердце, и он с ужасом и изумлением осознал, что жалеет ее. Слова Корта вызывали в нем недоумение и тревогу. Почему-то они были знакомы ему. Он смутно помнил, что совсем недавно то ли слышал, то ли произносил подобные слова.

– Ненавижу тебя, – произнесла женщина. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу.

– Разумеется. – Корт взглянул на нож.

– Но я не всегда тебя ненавидела, – низким голосом добавила она. На миг лицо Корта выразило раздражение. Заметив это, женщина глухо застонала. В ее глазах мелькнула надежда, потом страх.

– Знаешь, чего я хочу, Тина? – Корт не сводил с нее упорного взгляда. – Я хочу держать тебя в объятиях, и сейчас я хочу этого больше всего на свете.

– Ложь! – Она сверкнула глазами. – Ложь, ложь, ложь!

– Нет, абсолютная правда. – Корт не отвел взгляда, но на его лице снова появилось раздраженное выражение. – Нам не надо спорить, Тина. Если хочешь, чтобы мне стало больно, ты можешь найти другой, более эффективный способ, чем тот, что ты выбрала. И когда я говорю, чтобы ты отпустила его, я не шучу. Сделай это.

– Нет. – Она смотрела на него с вызовом. Когда Корт равнодушно пожал плечами, Колин встревожился.

– Прекрасно, – безразличным тоном вдруг сказал он. – Прекрасно! Ты мне надоела. Прыгай!

Колин смотрел на Корта с ужасом.

– О Господи, – пробормотал он и двинулся вперед, потому что видел, как у женщины изменилось выражение лица. Она медленно начала поворачиваться лицом к бездне. Она начала поднимать мальчика, и Колин понял, что она готова бросить его. Ребенок издал всего один, короткий испуганный крик. Корт стоял неподвижно, и, когда Колин бросился вперед, женщина швырнула ребенка ему под ноги.

Колин перехватил дрожащее тело мальчика. И Корт, и женщина словно окаменели, они стояли безмолвно и смотрели друг на друга. Когда Колин сделал шаг к отступлению, Джонатан стал вдруг неистово вырываться. Он словно обезумел от страха, и это придало ему сил. Колин пытался оттащить его подальше от женщины, но мальчик противился ему. Он извивался, как угорь, колотил Колина по лицу, он впился зубами ему в руку, а когда Колин попытался приподнять его, начал пинаться, завизжал, вцепился Колину в волосы.

– Джонатан, Джонатан, – повторял Колин, стараясь его успокоить, но мальчик выгибался в его руках и дико кричал. Какое-то мгновение Колин не видел ничего, кроме его мельтешащих рук. Именно тогда все и произошло.

Колин увидел, что Корт держит женщину в объятиях. Он услышал стук ножа, упавшего на каменный пол. Колин начал говорить Джонатану, что ножа больше нет, что он в безопасности, что все кончилось, но тот продолжал вопить и царапаться. Чтобы уберечь лицо, Колин отвернулся и тут услышал глухой звук удара.

– Папа, папа! – закричал Джонатан, а Колин замер в ужасе.

Он успел увидеть, как женщина будто поднялась в воздух и с грацией гимнастки стала наклоняться над перилами, будто делая мостик. Голова ее была откинута назад, и тело медленно, словно нехотя, двигалось следом, влекомое собственной тяжестью. Колин видел, как у нее расширились глаза, руки хватались за воздух. Она невероятно долго висела в воздухе, потом исчезла из виду. Томас Корт отступил от перил. Брезгливым жестом он отряхнул пиджак. Один рукав пиджака был оторван напрочь.

Стало тихо, потом донесся слабый крик, потом глухой удар. Потрясенному Колину незачем было смотреть через перила, чтобы узнать, что произошло. Он знал, что она лежит внизу на каменном полу. Мертвая. Его затрясло, потом он услышал собственный всхлип. Мальчик, ощутивший, что что-то изменилось, теперь тихо лежал у него на руках, уткнувшись лицом ему в живот. Колин крепко прижал его к себе. Он смотрел на Томаса Корта.

– Зачем? О Господи, зачем? Томас, она же отпустила его. Он был у меня в руках. Она бросила нож. Томас, она была несчастным, безумным, жалким существом. Боже, Боже! Вы ее толкнули. Я слышал, вы ее толкнули.

– Нет, Колин. Я пытался отнять у нее нож. Она сопротивлялась – я не знаю, как это получилось. В какой-то момент я ее держал, а в следующий она уже перевалилась через перила. Перила здесь очень низкие – видите, они едва доходят до пояса.

– Вы толкнули ее! Вы приподняли ее и толкнули. Если бы я не видел своими глазами, никогда бы не поверил! Боже, Боже… – Настала тишина, которая казалась Колину слишком громкой, полной движения и криков боли. Он прижался мокрым от слез лицом к голове мальчика. Корт положил руку ему на плечо. Колин вздрогнул и крепче прижал к себе Джонатана.

– Колин, – тихо проговорил Корт, – Колин, у вас шок. Успокойтесь, прежде чем говорить. Не важно, что вы скажете мне, но, когда вы будете говорить с полицией, ваши слова будут иметь очень большое значение.

– Она поверила вам. – Колин поднял голову и посмотрел Корту в глаза. – Все эти слова, что вы говорили, вся эта ложь – она в нее поверила. В ней была эта ужасная, безумная надежда. Томас, она отдала мне мальчика, она уже не представляла никакой опасности. Почему вы это сделали? Почему вы ей лгали? Это было ужасно!

– Как ни странно, большая часть из того, что я говорил, – правда. – Лицо Корта исказилось болью. – Колин, вы сейчас не в состоянии ясно мыслить. Я говорил то, что она хотела услышать. А что еще я должен был делать? – У него сел голос. Колин видел, что теперь Корт тоже дрожит, в его лице не было ни кровинки. – Колин, я благодарен вам за все, что вы сделали, вы хороший человек, но… Дайте мне сына.

Колин посмотрел на мальчика, который доверчиво прижимался к нему. Он поцеловал Джонатана в голову и передал отцу. Корт судорожно прижал мальчика к груди и стал повторять его имя снова и снова. Мальчик шевельнулся. Он издал звук, похожий на жалобное мяуканье, вцепился в пиджак отца, потом обхватил руками его шею.

Колину показалось, что он ослеп – от слез и невыносимого эмоционального напряжения. Он радовался, что мальчик цел и невредим, но к этой радости примешивались тревога и недоумение. Он явственно слышал, как упал нож. И нож упал прежде, чем Томас обнял женщину. Сначала упал нож, а потом было это роковое объятие.

Нож лежал на полу в нескольких футах от перил, и его положение ни о чем не говорило. Колин напряженно смотрел на нож, и, пока он смотрел, последовательность событий, столь очевидная для него всего секунду назад, становилась все менее четкой. Он понял, что уже не может восстановить эту последовательность, разобраться в причинах и следствиях. Действительно ли нож упал до объятия? И почему он думает об этом взаиморасположении двух людей как об объятии? Это могла быть схватка, как утверждает Корт, борьба за оружие. Он смотрел на площадку, на которой все происходило, и чувствовал, что воспоминание о только что происшедших событиях неумолимо тускнеет, распадается на фрагменты, как забывается сон после пробуждения. Чем больше он старался восстановить в памяти события, тем более призрачные очертания принимало воспоминание. Остались лишь впечатления, и Томас Корт был прав: нельзя вводить в заблуждение полицию набором случайных впечатлений.