Театр китового уса - Джоанна Куинн

она.

– Когда ты бывала сентиментальной? – Он кладет ладонь ей на грудь. – Это не сантименты. Это то, что сохранит тебе жизнь.

Она кладет свою ладонь поверх его, довольно неловко.

– Мне кажется, будто я должна сказать что-то глубокомысленное. Как в книжке.

– Не хочу ничего из книжки. – Он наклоняется и целует ее, замирая на мгновение. – Найди меня, выпьем водки, когда вернешься.

Кристабель смотрит на него, его густые черные волосы, темные глаза, то, как шевелятся губы и меняется выражение лица, никогда не замирающее. Она знает, совершенно внезапно, точный вкус его рта. Затем она смотрит мимо него, на небо.

– Дождь кончился.

Диспетчер «Галифакса» появляется рядом, кивает на луну, теперь почти полностью видимую сквозь рассеивающееся облако.

– Похоже, тебе повезло.

Рядом вдруг появляется Джоан, и на пару они помогают Кристабель надеть тяжелый парашют, подтягивают лямки на плечах и застегивают на голове резиновый шлем для прыжка. Они проводят ее и Анри через лужи и по взлетной полосе к самолету, где пилот и команда приветствуют их пожатием рук, прежде чем уйти в глубины машины. Джоан крепко жмет ей руку и желает всего лучшего. Кристабель оглядывается только единожды, видит высокий силуэт на входе в амбар, а затем ее затаскивают в чрево «Галифакса».

Под фюзеляжем аэроплан представляет собой пустую трубку, пахнущую бензином, заполненную трубами и металлическими конструкциями. Сиденья сняли, чтобы освободить место для дополнительных топливных баков, поэтому Кристабель и Анри вынуждены сидеть на полу на спальных мешках, опираясь на громоздкие парашюты, рядом со стопкой почтовых голубей в картонных коробках, каждая из которых оборудована мини-парашютом. Контейнеры с оружием, которые сбросят вместе с агентами, висят под «Галифаксом» на подвеске для авиабомб. Пилот исчез в носу самолета, тогда как задний стрелок спустился в свой стеклянный шарик позади, Кристабель слышит обмен радиосообщениями, предполетную проверку.

Внезапнее, чем она ожидала, раздается треск запускающихся пропеллеров, одного за другим, а затем тягучий рев моторов, когда «Галифакс» начинает двигаться по взлетной полосе.

– Я бы на вашем месте вздремнул, – говорит диспетчер, накидывая простынку на голубей.

Кристабель кивает. Она не может говорить. Она бывала в аэроплане во время парашютной подготовки и нашла взлет особенно пугающим опытом. В воздухе она снова может дышать, но прыгучий, тряский переход машины от земли к небу она считает изнурительным.

– Все тип-топ? – спрашивает диспетчер, когда они набирают скорость на взлетной полосе.

– Да, – выдавливает она, прежде чем закрыть глаза и позволить реву машины убаюкать ее – шум четырех двигателей как вращающийся вентилятор, приближающийся и удаляющийся, круговой гипнотический звук, который перекрывает все.

«Галифакс» покидает Англию и летит над Ла-Маншем, набирая высоту при приближении к французскому побережью, чтобы избежать зенитных снарядов. Заградительный огонь немецких зениток будит Кристабель. Самолет резко взлетает, и все внутри скользит и трясется; она чувствует, как вибрация разносится по рукам, механические удары и дрожь, маленькое биение усилий. Диспетчер сидит рядом.

– Здесь они нас не достанут, – радостно сообщает он, и она гадает, сколько других агентов просыпалось в этот момент от шока, что в них стреляют во сне.

Она с усилием приподнимается, чтобы выглянуть из маленького круглого окна, и мельком видит далеко внизу Ла-Манш, наклоненный под странным углом. Его движущаяся поверхность, как иссеченная крест-накрест кожа с крапушками белых волн. Затем самолет резко наклоняется и море уходит из вида, электрический треск зениток, облака черного дыма. Она садится обратно, находит что-то, чтобы держаться.

Добравшись до Франции, пилот опускается ниже, ориентируясь по залитым лунным светом рекам. Диспетчер открывает десантный люк, чтобы сбросить голубей в ящиках, каждый с обрывком рисовой бумаги и карандашом, в надежде, что они вернутся с сообщениями в Британию. Холодный ветер врывается с таким ревом, что диспетчеру приходится перекрикивать его:

– Попадись мне такой, я б его в пироге запек!

Кристабель видит клочковатые пучки облаков, проходящих под ними, и тень «Галифакса», скользящую по полям и фермерским домикам как дракон. Она представляет, как люди слышат, что он летит над их головами. Французы. Немцы.

К трем утра они приближаются к зоне сброса, зоне, где приветственный комитет должен ждать Жильберту и Анри. «Галифакс» спускается еще ниже, скользя на высоте 900, 800, 700 футов, достаточно близко, чтобы команда могла разглядеть блеск фонарей.

Вдруг самолет замедляется, разворачивается. По интеркому приходит сообщение от пилота, и диспетчер снова открывает десантный люк и подзывает агентов:

– Мы их заметили. По местам.

Он затягивает лямки, затем подцепляет их парашюты к вытяжному лееру на фюзеляже – он раскроет парашюты, когда они выпрыгнут. Он прощально хлопает их по плечам, затем садится рядом на корточки, пока они ждут у люка.

Кристабель смотрит на сосредоточенное лицо Анри, не отрывающего глаз от земли. Она гадает, думает ли он о своей семье где-то в стране под ними. Она на мгновение кладет ладонь поверх его и сжимает ее, и он поворачивается к ней. Они неловко обнимаются, говоря друг другу в уши:

– Bonne chance[51].

– Сперва контейнеры, – инструктирует диспетчер, – затем Жильберта, затем Анри.

Кристабель кивает. На тренировках они всегда посылали женщин первыми, чтобы удостовериться, что мужчины пойдут следом, и ей это нравится. Меньше времени на нервы.

«Галифакс» делает еще один круг. Свет над люком мигает красным, и агенты, выглядывающие из люка, видят, как мимо проносятся контейнеры с парашютами. Кристабель подползает ближе, перекидывает ноги через край. Затем свет сменяется зеленым, диспетчер кричит: «Давай!» – и она без колебаний прыгает прямо в открытое небо.

Сердце останавливается, когда она летит в ничто, затем рывок, когда она попадает в воздушный поток от винта, придыхательный свист шелкового навеса, разворачивающегося над ее головой, и еще один резкий рывок, когда парашют раскрывается и крутит ее, звезды разлетаются вихревым пятном, диким танцем в лунном свете. Затем движение выравнивается, и она спокойно плывет, и это самая любимая ее часть, часть, которая никогда не длится достаточно долго. Невесомое возбуждение, когда она планирует над землей, парит как ястреб и ветер свистит мимо.

Слишком быстро земля стремится навстречу, и она приземляется с глухим стуком. Мгновением позже парашют падает на землю позади нее, с протяжным фллламп, будто охапка простыней. Она быстро поднимается на ноги и уже выбирается из сбруи, когда видит бегущие навстречу фигуры. На мгновение она задерживает дыхание, нащупывая пистолет, затем слышит крик по-французски:

– Bienvenue![52]

«Галифакс» над головой разворачивается, и она мельком видит смотрящего на нее из кабины пилота, прежде чем он с ревом уносится в ночь, чуть махнув на прощанье крыльями.

Бодрствуя

Июнь