Сокровища чистого разума - Вадим Панов

– Боезапаса у нас на одну стычку, – сообщил Бааламестре, который наконец справился с адреналином. – Возможно, завалим ещё один импакто, но не более. А скорее всего не завалим, потому что близко нас теперь не подпустят.

– Может быть… э-э… удерём, пока они не решили отомстить за крейсер? – предложил Мерса.

– Может, и удерём, но не сейчас, – медленно проговорил Гатов.

– Что ты задумал? – насторожился Каронимо.

– Я…

– Давайте… э-э… не будем увлекаться, – предложил алхимик, сообразивший, что затея Павла может оказаться опасной.

Не то чтобы Андреас был трусом, просто он не был героем. В смысле, защищаться – пожалуйста, но лезть на рожон алхимик не любил.

– Не знаю, обратили вы внимание или нет, но я не сразу вышел из кабины после остановки, – произнёс Гатов, по очереди оглядывая друзей. – Я решил послушать эфир, узнать, как среагировали вояки на гибель импакто.

– Надеюсь, они ничего не заметили, – коротко хохотнул Бааламестре.

– И наткнулся на разговор между неким Рубеном и неким Вениамином, – продолжил Павел, остановив неуместное веселье друга укоризненным взглядом. – Подозреваю, что эти синьоры – местные губернаторы.

– О чём они говорили?

– Обсуждали предстоящую встречу. – Павел помолчал. – Но главное заключается в том, что они упомянули одно имя… Рубен сказал, что в Карузо находится Холь.

– Тот самый Холь? – насторожился Каронимо.

– Вряд ли какой-нибудь другой Холь так сильно возбудил бы местных князей, – развёл руками Гатов.

– Проклятье!

– Кто такой Холь?

– Выдающийся инженер с Луегары, – ответил Павел, повернувшись к Андреасу. – И сюда, в Камнегрядку, он мог забрести только с одной целью: провести важный эксперимент, о котором никто не должен знать.

Бааламестре кивнул, показав, что согласен с другом, и вздохнул, погружаясь в тяжкие раздумья.

– Эзра сказал… э-э… что контрабандист придёт с юга, – нарушил тишину алхимик. После чего принялся протирать очки грязненьким платочком. – Мы можем обогнуть Карузо по большой дуге… э-э… уйти на юг, встретить цеппель капитана Хубы, объяснить ему ситуацию и подняться на борт вдали от зоны боевых действий. Точка перехода, насколько… э-э… я знаю, имеет несколько лиг в поперечнике, и мы можем прыгнуть на Кардонию с её края.

– И пропустить такое приключение? – изумился Каронимо прежде, чем подал голос Павел.

– Ты ведь это не всерьёз сказал, так? – Мерса водрузил очки на нос и строго посмотрел на толстяка.

– Ты можешь ненадолго вернуть Олли? – заинтересовался Бааламестре.

– Я искренне рад, что сейчас, когда мы должны принять трудное и взвешенное решение, среди нас нахожусь я, а не этот сорвиголова.

– Энди, – проникновенно произнёс Гатов, – пойми меня правильно: Алоиз – член клуба Заводных Игрушек. Он – наш товарищ, наш друг и, возможно, пребывает в затруднительной ситуации. Согласись, Энди, что элементарная вежливость требует предложить ему помощь. Хотя бы для того, чтобы потом не испытывать чувство стыда.

Мерсе очень хотелось ответить, что между стыдом и дракой с пятью крейсерами он, конечно же, после длительных и тяжких размышлений выберет стыд, но в очередной раз постеснялся. Помолчал, кисло глядя на Павла, вздохнул и поинтересовался:

– А этот Холь… он… э-э… он бы сделал для тебя то же самое?

– Понятия не имею. – Гатов жизнерадостно улыбнулся: – Но разве это важно?

– Нет, пожалуй, – признал Андреас. – Неважно.

– Давай поможем человеку, который оказался в трудной ситуации.

– А заодно узнаем, что за эксперименты он ставит, – добавил хитрый Бааламестре.

* * *

Подходящую для приземления площадку капитан «Пророка Вуучика» отыскал с превеликим трудом: валунов и скал в этом районе Камнегрядки оказалось настолько много, словно их специально стащили со всей пустоши, чтобы не позволить губернатору Лекрии ступить на бесплодную землю, и выбрать место для пятисотметровой махины крейсера казалось решительно невозможно. Но поскольку речь шла о жизни и смерти капитана – Рубен потерю лица не простил бы, – площадка, хоть и небольшая, отыскалась, опасное приземление свершилось, и сейчас огромная сигара «Вуучика» была крепко притянута тросами к неприветливым скалам. Справа и слева от пришвартованного флагмана с важной тяжестью висели «Пророк Лычик» и «Пророк Бочик», а за ними покачивались на легком ветру «Бурный» и «Резкий».

Гигантские размеры цеппелей превращали заурядное построение в величественное зрелище, достойное кисти выдающегося художника, но поскольку среди менсалийских военных творческих натур не отыскалось, картина, способная украсить батальный зал любого музея, не была ни написана, ни даже задумана. С другой стороны, вряд ли она, даже появись на свет, составила бы конкуренцию знаменитому на весь Герметикон полотну «Приближение адмирала дер Кензеля» кисти Иоахима Санского – гигантскому, десять на шестьдесят метров, для любования которым тинигерийский дар Шейло выстроил специальный павильон. Иоахим изобразил девять доминаторов адмирала, идущих на противника в битве при Катроне, настолько достоверно, что некоторые дамы падали в обморок, и потому полотно считалось образцом батальной живописи.

Впрочем, поскольку никто из собравшихся у Карузо шедевра Санского лично не видел, полноценного сравнения выстроившейся эскадры с великой картиной не случилось.

Лекрийский покинул «Пророка Вуучика» через гондолу, сел в коляску, которую прислал к флагману Мритский, и, сопровождаемый всего тремя телохранителями, отправился на встречу, местом которой определили середину пути между фортом и доминатором. Телохранители остановились в пятистах шагах от помеченной красным флагом поляны, возница удалился по приезде, и разговор оставшегося в коляске старика с подскакавшим на горячем жеребце Мритским получился действительно конфиденциальным.

– Приятно видеть тебя в добром здравии, Рубен. – Со времени радиопереговоров Вениамин успокоился, продумал линию поведения и выдал самую дружелюбную улыбку, на которую был способен. – А ведь все говорили, что старые болячки не позволяют тебе покидать дворец.

Личная встреча давала более молодому губернатору преимущество: на фоне энергичного и подтянутого Мритского Лекрийский выглядел конченой развалиной, не человеком даже, а рассыпающимся големом, однако острый ум Рубен не растерял и ответил нахальному коллеге более чем уверенно:

– Иногда я лично распускаю слухи о своих болячках.

– Чтобы подготовить окружающих к неизбежному? – продолжил в прежнем ключе Мритский. Он помнил, что старика выводят из себя разговоры о смерти, и с удовольствием давил на больную мозоль.