В водовороте века. Мемуары. Том 2 - Ким Сен

Короче говоря, думаю, что это и было то, чего хотели узнать сельчане Люцзяфэньфана, которым не переставала доставлять хлопоты Армия независимости и которым не раз приходилось испытывать чувства безвыходного отчаяния от ее неудач.

Я старался как можно легче и проще объяснять им, что к чему:

— Антияпонская народная партизанская армия — это не особая какая-то армия. Это в буквальном смысле армия народа, которая борется против японского империализма. Она создана из детей таких же, как и вы, рабочих и крестьян, из учащейся молодежи и интеллигенции. Миссия этой армии — ликвидировать колониальное господство японского империализма, добиться независимости и социального освобождения корейской нации. АНПА — это армия нового типа, она отличается и от Армии справедливости, и от Армии независимости. Если руководящей идеологией Армии независимости является буржуазный национализм, то Антияпонская партизанская армия руководствуется идеями коммунизма. Идеи коммунизма, говоря доступными словами, — это нацелено на то, чтобы построить новый мир, где нет разделения на богатых и бедных, нет различий между знатностью и низким происхождением, где все без исключения живут свободно на равных правах. Если идеал Армии независимости — построить общество, где хозяевами являются имущие, то идеал АНПА — построить общество, где хозяевами являются трудящиеся. Если Армия независимости считала вас, простолюдинов, помощниками движения за возрождение Родины, лицами, относящимися с симпатией к нему, то мы считаем вас участниками, хозяевами антияпонской революции. Если Армия независимости, возлагая большие надежды на внешние силы и пользуясь их помощью, стремилась добиться освобождения страны, то мы стремимся освободить страну своими силами, твердо веря в свои собственные силы. Конечно, это факт, что Армия независимости, приняв эстафету у Армии справедливости, очень хлопотала: в горах и на полях Маньчжурии и в северных районах Родины вела более десяти лет кровопролитные бои с японскими агрессорами. Но силы Армии независимости постепенно слабеют, а ныне и само ее существование оказалось в опасности. Вот почему мы создали новую армию. Мы решили завершить то священное дело возрождения Родины, которое Армии независимости не удалось осуществить. С этой решимостью мы и создали именно Антияпонскую народную партизанскую армию…

Выслушав меня, один из сельских юношей спросил: примерно сколько тысяч штыков насчитывает сейчас Антияпонская народная партизанская армия?

Я ответил ему, что пока она только что зародилась и ее численность не дошла еще и до нескольких тысяч, а достигла лишь нескольких сотен человек, пока она невелика в численном отношении, но рано или поздно численность ее увеличится до нескольких тысяч, а то и до нескольких десятков тысяч человек.

Внимательно выслушав мои слова, он спросил, какой порядок вступления в АНПА.

— Особого заведенного порядка и формальности у нас нет, — сказал я. — Примем всех, кто готов к борьбе, но физически эти люди должны быть подготовлены. Вступить в нашу армию можно и по рекомендации революционной организации, можно и непосредственно приходить в отряд и изъявлять свое желание.

Несколько сельских юношей тут же, окружив меня, спросили:

— Если мы изъявим желание служить в вашей армии, то вы сейчас же примете нас?

Для нас это было равно большому «выигрышу».

— Примем. Но пока у вас не будет оружия, хотя мы вас и примем. Оружие-то надо приобрести самим на поле боя. Если и с таким условием вы готовы вступить в армию, то мы удовлетворим вашу просьбу тут же на месте!

И эти юноши попросили принять их в партизанский отряд, хотя бы и без оружия.

Так мы и приняли в свой отряд многих сельских юношей в качестве новобранцев. Это был неожиданный подарок жителей этого села нашему молодому партизанскому отряду. Все мы очень радовались этому новому пополнению. В ту пору, когда ради одного товарища по революции порой приходилось терять двух или трех товарищей, мы приняли сразу с десяток юношей в свой отряд. Не трудно было бы представить себе, каковы были тогда наши чувства.

Революционерам приходится прокладывать непроторенный путь, живя и в мороз под открытым небом, утоляя голод одним снежком. У них есть присущее им наслаждение, какого никогда не изведать буржуям и обывателям. Это и есть духовная проникновенность, наполняющая сердце несказанной радостью обретения новых боевых друзей. Когда те, кто были вчера еще совсем незнакомыми, изъявляли готовность вступить в армию, пройдя через линию смерти, мы одевали их в военную форму и раздавали им ружья, испытывая поистине возвышенную, торжественную радость, какую никогда и нигде больше не изведать в этом мире. Мы считали это нашей радостью и счастьем.

В ту ночь партизаны устроили вечер песен в честь новобранцев. Пели и я, и Чха Гван Су.

То, что мы могли добиться такого большого «выигрыша» без больших усилий, объясняется тем, что после события 18 сентября душа народа так сильно потянулась к антияпонским партизанским отрядам. Общее настроение корейской молодежи того времени было таким: Япония захватила и Маньчжурию, корейцам и здесь невозможно стало жить спокойно. На что ей жизнь, если не удастся жить свободно и в Маньчжурии? Надо решать свою судьбу — либо жить, либо умереть.

Мы всю ночь напролет вели разговор обо всем этом и лишь к рассвету, разостлав соломенные маты и камышовые циновки, расположились на ночлег во дворе у костра. Это был наш первый ночлег под открытым небом после создания партизанской армии.

Сельчане шумели:

— А на что это похоже, что пришли партизаны в поселок, где живут корейцы, а ночевать-то ночуют на улице? Неудобно это нам, сельчанам Люцзяфэньфана.

Но мы не разместились по крестьянским домам, куда предлагали нам руководители местных организаций, так и переночевали под открытым небом. Конечно, это факт, что мы возражали в этом жителям, отказались от такого искреннего приглашения сельчан, ссылаясь на свою обязанность не посягать на интересы народа. Но, считаю, на нас действовало и своего рода романтическое настроение, что революционер должен предпочитать грубый ночлег теплому уютному приюту. Это, видимо, и заставляло нас отказываться от искреннего приглашения сельчан.

И при возвращении из южноманьчжурского похода мы остановились на ночлег в этом поселке. В то время ночлег был устроен перед домом китайского старика Люй Сювэня. Там было место большого погреба для хранения картофеля. Мы обнесли его забором из соломы, развели костер и переночевали.

Старик видел, как мы, не зайдя к нему в дом, варили кашу и устраивались на ночлег под открытым небом. Люй Сювэнь приходил ко мне и, приглашая меня к себе, говорил, что если всему отряду невозможно расположиться в доме, то хотя бы командир может у него переночевать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});