Путешествие Иранон (СИ) - Мелисса Альсури

с заката до рассвета в полях.

Мартин поднялся на ноги и, подхватив тарелку, развернулся к выходу. Чувствуя себя безумно неловко, я натянула рукава кофты на ладони, стараясь подобрать слова.

— Спасибо большое.

— Пожалуйста. Сиди тут и не показывайся лишний раз, пока на море шторм. Пикнуть не успеешь, как кто-то из моряков случайно с ног собьет или сама вылетишь за борт.

— Я поняла.

Дверь каюты звучно хлопнула за спиной Мартина, но стоило мне выдохнуть, как недовольный голос мужчины раздался в коридоре:

— И на щеколду запрись, дуреха, сидит с дверью нараспашку, приходи, кто хочет!

Подскочив как на пожар, я в мгновение ока добежала до выхода и трясущейся рукой сдвинула щеколду в паз. В моей маленькой комнатушке стало тут же спокойней и не так страшно, хотя стены заметно давили, не давая полностью расслабиться.

И как ты проворонила замок?

Не знаю, совсем не заметила его.

Оправив куртку и сняв шапку с головы, я вернулась к кровати в надежде немного отдохнуть и проспать весь шторм, но уже через половину часа захотела попить. Соленый морской воздух пропитал корабль, забрался в каждую его щель, в каждую комнату и каждый перевозимый ящик. Соль оседала незримым налетом на мебели, одежде и губах. Сон не шел, из-за качки казалось, что кружится голова, что съеденная еда была зря, а скрип досок то и дело соревновался в громкости с руганью матросов.

Сейчас бы спрятаться в домике, завернуться в плащ Вильгельма и проспать вообще весь путь до Ориаба, лишь изредка выглядывая из убежища за запасом сухофруктов под кроватью. Так и вижу, ясное солнце, бьющее в окна, крик чаек, сладость сушеных яблок и тяжесть «одеяла». Прикосновение меха на вороте если закрыть глаза, зажмуриться и вдохнуть поглубже, покажется отголоском прошлого, полузабытым и призрачным, напоминающим аромат теплой каши, снега, хвои и конечно оборотней. Тепло Вилла и его сильные руки.

Я совсем скоро вернусь, правда-правда, и больше не уйду.

Подтянув к себе край тонкого шерстяного одеяла, я всхлипнула, сдерживая слезы. Не хотелось думать, как надолго разлучила нас моя поездка и насколько неудачной она была, но тоска давила на грудь свинцовым покрывалом, стискивала горло и сжимала в своих объятиях сердце.

Мартин правду сказал, дуреха, глупая и наивная. Ничему меня жизнь не учит. Надо было остаться с самого начала в Тирио и держаться за Вилла как за свою спасительную ниточку.

В дверь поскреблись, подняв голову, я проследила, как Деми черным дымом просочился в щели и снова принял облик собаки в середине комнаты. Недовольно фыркнув, он бесцеремонно забрался в постель и разлегся, прижав меня к самой стене.

— Прости, стоило сразу забрать тебя.

Демон глянул на меня своим угольным глазом и, быстро лизнув лицо, отвернулся. Неприязненно поморщившись, я стала вытирать остатки слюны рукавом, но плакать уже больше не хотелось. Вредный пес разрушил весь настрой.

Вокруг тебя целое море, Иранон, к чему здесь твои слезы.

Ни к чему.

Я обняла собаку одной рукой и, зарывшись пальцами в черную лоснящуюся шерсть, уткнулась в него носом, вдыхая запах леса, дыма и костра. Деми всё меньше походил на своих сородичей и за столь долгий срок путешествий словно подстроился под меня. Уверена, попади он обратно в руки Давида, и маг не узнает своего бывшего питомца. Если вообще помнит, каким он был.

— Ты словно пропитался нашим приключением, ни демоны, ни псы так не пахнут.

Деми тихо фыркнул, но не повернул головы. «Глупости какие-то бормочешь», явно подумал он. Ну и ладно, собеседник из собаки всё равно никакой, стоит хотя бы взять морса, как предлагал Мартин.

— Ты ведь посторожишь каюту?

Тихое урчание стало ответом. Демон конечно и лапой не шевельнул, чтобы выпустить меня с кровати, но я отважно перелезла через него сама, чуть не растянувшись на полу при очередном наклоне корабля. Двигаться быстро и вообще прямо не получилось от слова совсем. Держась за стену, я кое-как добралась до двери, а там, обогнув проехавший по коридору табурет, направилась к кухне, следуя по большей части за запахом еды. Матросы при отправлении конечно показали мне расположение комнат на судне, но сделали это мельком, не вдаваясь в подробности, да еще и при солнечном свете. Сейчас этого света и в помине не было, лишь тусклый ореол желтоватого камня в клети у самого выхода на палубу. Воздух тут был влажный, мокрый даже, вся одежда мигом пропиталась им, а доски под ногами, словно каток, норовили увести меня, лишить опоры и сбросить на качающийся пол.

Возможно, действительно стоило послушать другой совет Мартина и посидеть в каюте, но пить хотелось сильно, и сон ко мне не шел, только грустные мысли и сожаления. Я, упорно цеплялась за неровные выступы стен и потихоньку, не торопясь, дошла-таки до двойных дверей кухни. За спиной, где-то снаружи, поднялась и с грохотом упала огромная толща воды, а вторя ей, внутри небольшого зала вдруг раздался звонкий, недовольный голос незнакомки.

— Ты хоть представляешь, как тяжело было ждать здесь, безвылазно, на этом дрянном корабле, пока ты месяц, целый месяц прохлаждался в Целестии! Эта поганая матросня уже в печенках сидит! Я должна была отдыхать, веселиться, а вместо этого куковала здесь, как заблудшая, потерянная душа!

Мне не хотелось прерывать поток ругани, стараясь придерживать дверцы, я скользнула в теплое помещение столовой, где помимо стойки выдачи и пары прикрученных к полу столов, ничего не было. Окон тут не водилось, бледный, смутный свет обеспечивала пара камней у прохода к камбузу и над выходом в коридор нижней палубы. Не богато и просто, но сделано всё так добротно, что еще не одно поколение моряков будет обтирать здешние стулья и стойку.

— Я супругу на тебя пожалуюсь! Чтобы он затопил твою демонову гору и утянул на дно морское со всей стаей шантаков оттуда!

Голос девушки был истеричным и жутко недовольным, как и она сама, грозно возвышающаяся над столом. На полголовы выше меня, загорелая, с обилием веснушек на лице и длинными волосами, подвязанными платком в сложную прическу на самой макушке. По моим личным меркам безумно красивая, ее внешность притягивала взгляд,