Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

На ужине, который тоже не изобиловал разнообразием, фехтовальщица попросила де Брука принести ей салфетки для личных нужд, но тот только узко улыбнулся.

— На это здесь не выделяют средств, сударыня. Вам помочь могут только родственники, если внесут положенную сумму на ваше содержание.

— Они не внесут, — покачала головой фехтовальщица.

Она хорошо понимала, что дому де Шале не нужна Жанна де Бежар. Батюшке Генриха выпал шанс найти сыну другую жену, а матушка, даже если будет на стороне невестки, ничего не сможет сделать без денег мужа. О родственниках по линии матери вообще можно было забыть — судья никогда не признает такую племянницу.

— У меня забрали колье. Разве этого мало для моего содержания?

— Все, что забирают у арестованных, конфискуют в пользу государства.

— Государства? — усмехнулась девушка.

— Да, а вы имели в виду что-нибудь другое?

— Позовите коменданта, сударь.

— Комендант скажет вам то же самое.

Дервиль, в самом деле, подтвердил все, что сказал де Брук.

— Неужели ничего нельзя сделать? — продолжала настаивать Женька, пытавшаяся в этих неприятных условиях сохранить в чистоте хотя бы тело.

— Я могу только сократить расходы на дрова до одного полена в сутки, — сказал комендант, — и за счет этого…

— Сократите, — согласилась девушка.

Комендант вздохнул, а потом велел Жанкеру взять еще одно одеяло у тюремной кастелянши.

— Пусть принесут его госпоже де Шале.

— Это нарушение устава, — возмутился де Брук. — Это не положено, и у нас нет лишних одеял, сударь!

— Помолчите, Огюст! Здесь пока комендант я, а что касается одеял, то прекрасное одеяло осталось от де Монжа. Помните, которое передала его сестра?

Де Брук насупился, но промолчал. Одеяло принесли, и холодной ноябрьской ночью оно, действительно, оказалось кстати. Чтобы не замерзнуть после того, как скудное тепло от третьего полена выветрится, девушка спала, закутавшись в два одеяла и не раздеваясь.

Утром фехтовальщицу разбудил какой-то суетливый, похожий на панику, шум.

— Маркиза де Шале, к вам посетитель, — прозвучал, смягченный странной взволнованностью, голос де Брука.

Женька потерла лицо и села на кровати. В проеме дверей колыхнул темный плащ, ударили о косяк ножны шпаги… Де Брук и его охрана тотчас убрались в коридор, а затканная белыми лилиями перевязь, в которую уперся растерянный взгляд фехтовальщицы, наконец, пробудил ее окончательно. Она взглянула в черные, похожие на мокрых жуков, цепкие глаза и встала.

— Ваше величество?..

— Я п-помешал? — спросил король. — Вы еще спали, сударыня?

— Нет, я уже проснулась, — встала девушка.

Женька совершенно не понимала, зачем пришел король, ведь он все сказал на приеме.

— Вы, наверное, не знаете, чем объяснить мое п-посещение, сударыня? — угадал ее мысль Людовик.

— Ну, я думаю, что вы вряд ли пришли сказать, что вчера пошутили, ваше величество, — усмехнулась девушка.

— Да, я не п-пошутил. Я пришел вернуть вас к тому предложению, которое вы получили через господина де Ришелье в Булонже, сударыня.

— А почему вы думаете, что я к нему вернусь?

— П-присядем, — предложил король и первым опустился на табурет.

Женька медленно села напротив.

— Сегодня на рассвете в Лувр прибыл посланник герцога де Невера. Через влиятельных людей Парижа он требует смертного приговора. Если вас не казнят, боюсь, будет новая смута, сударыня.

— И причем здесь ваше предложение, ваше величество?

— Мы п-посоветовались с его преосвященством и решили, что есть возможность все п-поправить на условиях, которые будут выгодны и вам, и нам. Вы получаете новое имя, деньги и уезжаете в сопровождении верного нам лица в Ла-Рошель.

— В Ла-Рошель? Зачем?

— Скоро мне предстоит новый поход на п-протестантов, а Ла-Рошель, как вы знаете, одна из мощнейших протестантских цитаделей во Франции. В п-правлении этого города есть пара злостных пасторов, которые п-поддерживают общее неповиновение. Мой человек укажет вам их.

— И что я должна буду сделать?

— Как что? Уничтожить этих смутьянов! Это отступники истинной веры и настоящие враги государства, не то что, почивший по вашей милости, граф д’Ольсино.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— И что… кроме меня это некому сделать?

— У них очень бдительные сторонники. Сорвалось уже два покушения. Девушке, ищущей защиты, легче п-подобраться к ним. Вы согласны?

Фехтовальщица сглотнула слюну, в которой совершенно отчетливо почувствовался привкус крови. Она даже подумала, что стало кровоточить место вырванного зуба.

— А… что вы скажете де Неверу, ваше величество?

— Герцог получит свидетельство королевского суда в том, что маркиза де Шале скончалась во время допроса с пристрастием.

— … Это свидетельство получит и Генрих?

— Да.

Женька усмехнулась. Флажки на пути ее гона были расставлены довольно умело — она теряла, таким образом, имя, любимого мужа и человеческий облик в той роли, которую ей упорно навязывали. «А если согласиться и сбежать по пути в Ла-Рошель?» — подумала фехтовальщица, надеясь сделать ставку на хитрость.

— И не думайте сбежать по пути в Ла-Рошель, — словно услышав ее мысли, продолжил король. — Если это случится, то… я вчера п-подписал новый эдикт о дуэлях. Такую же ответственность, как главные зачинщики, будут нести теперь и секунданты. Господин де Санд ведь вам дорог, верно?

— Господин де Санд был моим секундантом до вашего нового эдикта.

— А я п-придам эдикту обратную силу. Здесь ведь особый случай. Герцог де Невер будет доволен вдвойне, когда узнает, что секунданты заключены в тюрьму, а их имущество конфисковано в казну, так что не упорствуйте, сударыня, тем более, что за выполненное п-поручение вас ждут очень приличные наградные. Таких денег не платили даже Гонзалес.

— А Генрих? Он любит меня!

— Генрих любит меня, сударыня. Когда он вернется, то поймет это.

— Он уехал?

— Да.

— Куда?

— Далеко. Ему п-поручено проверить положение наших гарнизонов в Монпелье и Монтобане.

— Вы думаете, что это вам поможет?

— Это п-поможет не мне, а ему. Маркизу де Шале необходимо развеяться и заняться чем-то дельным. Он устал. Вы заставили его испытывать слишком сильные чувства. Это непосильно для таких утонченных бездельников, как он.

— Он… он другой, государь!

— Это он с вами становится другим, сударыня, — сказал несколько раздраженно Людовик. — Я рассказывал ему на днях замысел моего нового балета, а он имел дерзость несколько раз п-переспрашивать меня, будто совершенно оглох! Он перестал интересоваться моими настроениями, п-планами и забыл, сколько костюмов в моей гардеробной! Более того, когда в Лувр явилась эта титулованная п-потаскушка Атенаис де Ларс в своем бессовестном декольте, он даже не восхитился! В другое время господин де Шале просто свалил бы ее на банкетку!

— Он стал женат, ваше величество.

— Это не брак, сударыня, это вызов общественному мнению!

— Вызов?

— Такой союз нарушает нашу светскую традицию. Сильные чувства неуместны в браке. Сильные чувства вообще неуместны!

— Неуместны? Тогда почему, чтобы вернуть себе своего фаворита, вы даже бросили меня в тюрьму, государь?

— Потому что вы имели наглость зайти на мою территорию и без разрешения взяли то, что вам не п-принадлежит! Мое сильное чувство уместно во все времена! Это чувство собственности, а не любви! Вы согласны поехать в Ла-Рошель, сударыня?

— Я не поеду в Ла-Рошель, ваше величество! Я докажу, что граф д’Ольсино преступник и сам виновен в своей смерти!

— Хм, очарование вашей наглости не знает п-предела, но вы, кажется, забыли, что теперь оружие выбито из ваших рук.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я подниму его. Вы же сделали это.

— Хорошо, — король встал. — Дознание начнется завтра. П-пока оно идет, у вас еще есть время подумать, но когда будет дан ход самому процессу, я уже ничего не смогу предпринять. Если вы п-передумаете, дайте мне знать.