Рассказы - Поппи З. Брайт

на стенках моего черепа. Мэтью сидел с одеялом вокруг талии и смотрел в окно. Свет крутился по комнате снова и снова.

— Это полиция, — сказал усиленный мегафоном голос. — Выходите с поднятыми руками. Повторяю…

Далеко под нами входная дверь громко открылась и раздались быстрые шаги. Ночь взорвалась тремя выстрелами, сотрясающими стены. Раздался крик, который тут же стих, — голос Сьюзен в последнем жалком звуке ярости. Что-то с треском упало на бетонный пол. Вероятно, ее пистолет.

Я села рядом с Мэтью. Он накрыл одеялом мои плечи и мы обнялись.

— Сьюзен все разболтала.

Я кивнула.

— Мой нож пропал. Дженнифер и как его там, наверное, забрали его. Если они знают, как им пользоваться, это все докажет.

— Это имеет значение?

— Нет. Мы должны сделать это. Я не могу раскаяться. Но они убьют меня, Зи. И ты это знаешь. Я не хочу умирать им на потеху. Лучше я останусь с тобой.

Я взглянула на него. Голубой свет осветил искорки в глубине глаз. Я скользнула взглядом по линии его челюсти, груди, длинным ногам под одеялом. Обдумывала его слова. Он был прав — они его убьют, хотя я и не была уверена в том, каким образом. Я представила, как мое любимое тело горит на электрическом стуле, как утвержденный правительством яд течет по венам рук. По венам, которые я ласкала языком.

— Облокотись на меня, — сказала я ему.

Он сел между моих ног. Его затылок лежал на моей груди. Я просунула руку под матрас и на секунду решила, что и бритву тоже украли, затем пальцы коснулись гладкой слоновой кости. Подарок, который Мэтью подарил мне навечно. Он запрокинул голову, чтобы посмотреть на меня, глаза — темные круги на лице.

— Будь аккуратна, — сказал он. — Мое лицо может измениться.

Лезвие вошло в его горло так же легко, как нож в масло. Его глаза расширились, но он не издал ни звука. Омывающая мои руки кровь была чистой и липкой. Не горячее и не холоднее, чем кровь кого-либо другого. Я склонилась над ним и смотрела, ожидая следующий круг голубого света, пытаясь увидеть изменения на лице.

Когда за мной пришли, я все еще пыталась их разглядеть.

Перевод: Элина Булгакова

Девочка Гусыня

Poppy Z. Brite, «The Goose Girl», 2002

Сили проснулась вместе со странным ощущением, будто ей приснилось что-то плохое, и в тоже время важное. Но к сожалению, она забыло, что именно это было. Такая неопределенность и то самое чувство, что это надо вспомнить, испортили такое чудесное утро. И все можно было бы исправить — например, улечься поудобней, закрыть глаза и попытаться снова заснуть и досмотреть такой важный и пугающий сон. Но и здесь все планы разрушил предательский, но очень знакомый звук будильника. А еще стук в дверь. Не дожидаясь ответа, Лорел открыла и вплыла в спальню.

— Друзилла? Подъем, соня! Будильник звонит уже полчаса. Если ты снова нажмешь на кнопку «дремать», то точно опоздаешь.

— Не называй меня так, — пробормотала Сили в подушку, как обычно делала это по утрам.

— Хорошо-хорошо, тогда Сили. Хотя почему ты хочешь использовать это уродливое прозвище, я не могу понять. Родители назвали тебя в честь двоюродной бабушки в знак уважения, а не для того, чтобы ты коверкала ее…

— Сокращала, — сказала Сили.

— Прости что?

— Сокращать — вот слово, которое нужно. Более точное, чем уродовать и коверкать в этом контексте.

— …

— Друзилла. Сили — более короткое, сокращенное имя. И не такое… винтажное.

Мачеха Сили молча покачала головой, захлопнула дверь и ушла, что было именно тем эффектом, на который втайне и рассчитывала Сили.

Сили освободилась от утешительных объятий постельного белья, мгновение поколебалась, ощущая легкий дискомфорт босыми ногами на холодном полу, затем села за туалетный столик. Старинное зеркало было окружено черной сеткой и засушенными розами. По краям зеркала были расставлены фотографии ее друзей из Сан-Франциско, улыбающиеся лица, накрашенные темным и белым гримом и пронзенные блестящими кусочками металла, шипами, пирсингом, кольцами: друзья, которые были у нее до того, как ее отец женился на Лорел, и они перевезли ее сюда, в страну, которую они называли «Родиной». По мнению Сили, это была не родина; если уж на то пошло, то это была чертова клоака мира.

Перед отъездом из Сан-Франциско она сбрила почти все волосы. Теперь они свисали почти до плеч, обесцвеченные до ломкого желтоватого цвета, с одной фиолетовой прядью у лица. Папа и Лорел ненавидели ее, что заставляло Сили еще больше дорожить ею.

Она поставила в CD-плеер диск «Bloodflowers» группы «The Cure» и приступила к утренней рутине. Она накрасила веки и губы черным цветом, вставила двенадцать серебряных колец в отверстия, прочерчивающие изящные изгибы ее ушей, надела ультратонкие стринги, натянула хорошо поношенные черные джинсы, топ в сеточку и футболку с надписью Crüxshadows (Американская готик-рок группа). Она обула ноги в ботинки фирмы Doc Martens, которые выглядели так, будто она могла приехать в них из Сан-Франциско. Перед тем как спуститься вниз, она открыла нижний ящик своего туалетного столика, заглянула под путаницу нижнего белья и достала носовой платок. На его снежной поверхности виднелись три маленьких красных пятнышка. Цветы крови.

Сили засунула платок в карман джинсов и спустилась вниз, надеясь, что кофе сегодня утром готовил ее отец, а не Лорел. Сказать, что кофе Лорел по вкусу напоминал лошадиную мочу, значит, по мнению Сили, совершить большую несправедливость по отношению к лошадиной моче.

Лучше всего она помнила, как мама брала ее с собой на прогулки верхом. Запах лошадей, их длинные тонкие носы, ищущие яблоко или морковку в ее руке, ощущение жидких мышц их тел между ее ног: все это переплеталось в воспоминаниях Сили о матери и детстве. Самый приятные и теплые в ее короткой, но яркой жизни.

У кляч из конюшни были скучные лошадиные имена вроде Брауни и Джампер, поэтому Сили и мама всегда переименовывали нанятых ими лошадей. Даже если новые имена длились всего несколько часов, они, казалось, подходили животным лучше, чем имена, данные им заводчиками. Однажды, когда Сили было семь лет, она не могла придумать хорошее имя для белоснежной кобылы, на которой ездила, поэтому мама назвала ее Фалладой.

— Фаллада? — с сомнением повторила Сили.

— Это очень старая история, — объяснила мама. — Большинство людей назвали бы ее сказкой, но в ней нет фей, зато есть принцесса, и Фаллада — ее лошадь.

— Значит, я теперь принцесса?! — обрадовалась Сили.

Мама откинула назад голову