По ту сторону рассвета - Ольга Чигиринская

— Карантир не откажет мне ни в деньгах, ни в войсках, — согласился Берен. — Восстановление торговли с Белериандом — первое, что ему нужно. А что до Сильмарилла — побесится и успокоится.

— Слушай, ярн, надо бы тебе отказаться от этой эльфийки, — тихо сказал Гортон.

— Слушай, Фарамир, надо бы тебе отвыкнуть меня поучать. Я давно уже вырос.

Гортон молча встал, вытер руки о полотенце и вышел за двери.

— Берен, ты его обидел, — Мар-Хардинг смотрел в сторону.

— Что? Я его обидел? Роуэн, я готов выслушивать от него советы относительно того, к примеру, как разворачивать знамя в боевой порядок или держать строй против конной лавы; но советовать, кого мне любить, а кого оставить, может только один человек: тот, которого я вижу в воде, когда наклоняюсь напиться. И на этом покончим. Сколько вас тут?

— Четыре с половиной тысячи. Слишком мало для армии, слишком много для лесных отрядов.

— А у многих опыт лесной войны?

— Где-то четверть — из тех, кто покинул Дортонион в последние годы. Должны кое-что знать и уметь.

— Это хорошо… Пехота или конница?

— Самостоятельной конницы почти нет, только одно знамя конных лучников, по эльфийскому образцу. Те, кто не командует пехотинцами, воюют вместе с эльфами, в их отрядах. А пехота раскидана по приграничным засекам или сопровождает караваны.

— Что это за смуглые люди, откуда взялись?

— Пришли лет пять или шесть тому, меня здесь еще не было. Называют их вастаками — с Востока пришли, значит. Маэдрос их взял потому что они все конные, а у нас с конницей туго. А охотиться в степи за орками — дело не для пехоты.

— Да, это верно. И как они воюют?

— Головы на кольях видел?

— Не видел.

— Увидишь. Их работа. Несколько орочьих селений изничтожили: мужчин-воинов поубивали, женщин, детей и рабов продали куда-то за Синие Горы, на юг… (36)

— Нолдор связались с работорговцами? Последние времена настают… И сколько их?

— Воинов — тысяч пять. Их вождей ты вчера видел, их стан я тебе могу сегодня показать. Обычай у них свой, язык непонятный. Пришли откуда-то из-за Синих гор, но, видно, не из тех же мест, что мы, потому что они о нас даже и не слышали, и мы о них преданий не сохранили. Они с Юга кочевали, из-за великой реки, которую эльфы называют Андуин. Вроде, несколько поколений назад их колдунам и начальникам было видение, что на дальнем Западе могучий вождь будет нуждаться в помощи, и тех, кто ему послужит, он щедро наградит землями и золотом. Вот они и подались сюда, и встретили Маэдроса, который после Дагор Бреголлах и впрямь крепко нуждался в помощи. Они просят Лотланн себе во владение.

— А что Маэдрос?

— А он, вроде, пригляделся к ним поближе, да и понял, что хрен редьки не слаще. Только сам знаешь, фэрри, на гавкучего пса и занозистая палка сойдет. Орки Маэдроса допекают сильнее.

— Ладно, пойдем. — Берен вытер руки и бросил полотенце на стол. — Время не ждет.

* * *

Вастакские поселения находились дальше в ущелье, ближе к степи. Там, в степи, они пасли коней и всякую мелкую скотину. А ближе к горе Химринг, на склоне Лайат, были горские поселения.

Берен, увидев, как его встречают, не знал, смеяться ему или плакать. Ему бросали ленты и венки, и девушка, венок которой он поймал, завопила от радости так, как вопит только горянка. Ему протягивали хлебы, сыры и кубки с вином, подсаживали детей на седло, чтобы к ним перешла удача князя. И Берен понял, что будет последней собакой, если не примет приглашение леди Хардинг и не остановится в их доме.

Хардинг и Гортон жили одним двором, потому что Хардинг наследовал Гортонам как зять, по Правде Беора. Старику Мар-Гортону не повезло: у него было пятеро сыновей, но с Дагор Браголлах не вернулся ни один. Была еще дочь, которую он успел отправить через Аглон, и историю сватовства к ней Роуэна Берен уже в общем знал от матери.

Звали ее Лит, но Берен помнил ее Красноперкой — так ее прозвали из-за темно-каштановых, в рыжину, волос, летом выгоравших до пламенного цвета. В последний раз он видел ее задолго до войны, до того, как Барахир от греха подальше услал сына на Север. Тогда это была голенастая и высокая — в отца — девчонка. С тех пор она не прибавила в росте, но прибавила в бедрах и в груди, так что Берен стал немного лучше понимать Роуэна — та Красноперка, которую он помнил, статью больше походила на мальчишку.

У нее было двое детей — мальчик и девочка, третьего она носила под сердцем. Старший — паренек — выглядел худым и болезненным. Берен потом узнал, что Лит голодала, когда носила его — это был третий год после Дагор Браголлах, орки тогда осадили Химринг, и четыре месяца все жили впроголодь, а дело было весной, так что вовремя не вспахали и не засеяли, год выдался тяжелый, и как Лит еще выкормила своего старшенького — она сама удивлялась.

Сам же Роуэн… Сказать, что он возмужал — значит ничего не сказать. Он похудел, хоть и ненамного, и стал крепче в кости, и губы, прежде пухлые, как у девицы, сжались в шнурок, а к их углам от крыльев носа пролегли резкие складки.

Лит с детьми встретила гостей на крыльце, а в доме ждали с полсотни человек, приехавших вчера и сегодня, узнав о возвращении князя. Каменную ограду украшали щиты Креганов, Кервинов, Хэлламаров, Броганов и других вождей. Они собрались, чтобы видеть князя и узнать, что тот собирается делать.

Женщины и слуги накрыли на стол, но есть Берену по-настоящему не хотелось. Он пригубил вина и съел ломоть мяса, чтобы не оскорбить дом и стол, а все остальное время ушло на разговор.

Слух о Сильмарилле распространился среди горцев — эльфы не считали эту историю секретом. Все хотели знать, как встретил Берена вчера лорд Маэдрос, и на каком все теперь свете, и что будет, если феаноринги дадут ему от ворот поворот.

— Слушайте, — сказал Берен, когда покончили с приветствиями и здравицами. — Вы все знаете, что теперь между мной и сыновьями Феанора. Дошло до того, что государю Финроду пришлось уйти из Нарготронда, ибо Келегорм и Куруфин грозили мятежом и войной. Но скажите: если бы я был неправ — стал бы государь Финрод просить за меня Короля Фингона? Стал бы он мне союзником здесь? Отказался бы ради меня от королевской власти?

Он задал этот вопрос, глядя прямо в лицо Гортону, и тот не выдержал, повернулся к Берену тем глазом, что был закрыт повязкой. Сказать ему было нечего.

— Фэррим, — продолжал Берен. — Меня есть, за что упрекнуть. Кляните меня за отчаяние и бездействие, но не кляните за то, что я сделал. Тем более, что это бесполезно, ибо я не отступлюсь. Решайте сейчас: или вы со мной, или я один. Или вы подтверждаете беор, или вы его рвете.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});