Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября - Николай Коняев

Здесь Каплан познакомилась с Марией Спиридоновой, которая — так получается! — была рядом с Каплан и в начале ее тюремного пути, и в конце — в Кремлевской тюрьме…

На каторге Фаня совсем ослепла…

Подруга Каплан по Нерчинской каторге, эсерка В. М. Тарасова-Бобровая, рассказала, что Фаня ослепла, «кажется, в январе 1909 года, причем до этого она хронически теряла зрение на 2–3 дня. Врачи разнообразно трактовали причины слепоты. Зрачки ее реагировали на свет. Это было связано с резкими головными болями»{385}.

Пока Фанни слепла в Акатуе, ее семья эмигрировала в Чикаго, и когда Фанни вышла по амнистии, объявленной после Февральской революции, все друзья ее были — эсерки-каторжанки, с которыми Каплан сфотографировалась перед отъездом в Чите{386}.

Лето 1917 года Фанни провела в Евпатории, в санатории для бывших политкаторжан, где и выписали ей направление в харьковскую глазную клинику доктора Гершвина, где и была сделана удачная операция, частично вернувшая террористке зрение.

Примечательно, что направление Каплан на операцию выписал Дмитрий Ульянов, в брата которого, как считается, и стреляла она на заводе Михельсона.

«Октябрьская революция меня застала в Харькове… — рассказывала Каплан на допросе. — Этой революцией я была недовольна — встретила ее отрицательно. Я стояла за Учредительное собрание и сейчас стою за это»{387}.

Летом 1918 года Каплан приехала в Москву.

На процессе 1921 года утверждалось, что Фанни Каплан приехала в Москву «одержимая мыслью — убить Ленина», и ее включили в группу чекиста-провокатора Г. И. Семенова, куда входили Л. В. Коноплева, К. А. Усов, Ф. Ф. Федоров-Козлов…

Но, рассказывая, как трактовалось на этом процессе убийство Володарского, мы уже приводили свидетельство Н. П. Бухарина, «защищавшего» тогда правых эсеров, что и Л. В. Коноплева, и К. А. Усов, и Ф. Ф. Федоров-Козлов были секретными сотрудниками ВЧК.

Поскольку «любимец партии» и рекомендовал Лидию Васильевну Коноплеву в ВКП(б), у нас нет оснований сомневаться в его свидетельстве. А это значит, что на процессе сексоты-провокаторы говорили то, что было нужно чекистам, и доверять их показаниям, разумеется, нельзя…

И вспоминаем мы сейчас об этих показаниях только для того, чтобы показать, что и в 1921 году чекисты не оставляли своих попыток «повесить» на расстрелянную Фаню Каплан покушение на В. И. Ленина.

6

Просто поразительно, сколь много схожего обнаруживается в ходе расследования покушения на В. И. Ленина в Москве с расследованием убийства В. Володарского в Петрограде.

Даже эстонец свой появляется среди следователей.

Только если в Петрограде это был безвестный Эдуард Отто, то в Москве к расследованию покушения на В. И. Ленина подключили знаменитого Виктора Кингисеппа. Хотя, конечно, знаменитым Кингисепп стал позже, а тогда он тоже был просто следователем при Верховном трибунале и Президиуме ВЧК.

Мы отмечали, что расследование Э. М. Отто выгодно отличается от торопливых умозаключений М. С. Урицкого… Так и расследование В. Э. Кингисеппа отмечено гораздо большей объективностью, нежели экспрессивные допросы Фанни Каплан Я. Х. Петерсом и Н. А. Скрыпником.

Кингисепп не пытался вырвать у Фанни Каплан нужные ему показания, он пытался разобраться, как произошло покушение и кто мог совершить его. Для этой цели им был произведен 2 сентября следственный эксперимент. Он сам изображал на заводе Михельсона Фанни Каплан, С. К. Гиль — самого себя, Н. Я. Иванов — Ленина, а работник профкома Сидоров — Попову{388}.

В результате этого эксперимента выяснилось, что Каплан никак не могла ранить Ленина в спину, когда он подходил к подножке машины.

Выяснил Виктор Кингисепп и массу других подробностей, фактически оправдывающих Фанни Каплан, но для судьбы самой Каплан, как и для результата расследования, это уже не имело никакого значения.

На основании имеющихся документов и свидетельств сейчас можно совершенно определенно утверждать, что, если расследование убийства В. Володарского переплеталось с попытками Моисея Соломоновича Урицкого скрыть следы своего участия в нем, то московские чекисты, и прежде всего Якоб Христофорович Петерс, должны были не столько расследовать покушение на В. И. Ленина, сколько отделить это покушение от спецоперации, которая проводилась под его непосредственным. руководством…

Сценарий спецоперации был задуман еще Яковом Блюмкиным и первоначально, по-видимому, не выходил за рамки жанра современного «лохотрона». Девятнадцатилетний заведующий отделением по борьбе с международным шпионажем Яков Григорьевич Блюмкин и казначей ВЧК Якоб Христофорович Петерс решили тогда основательно «подоить» господ дипломатов.

Для этого в июне 1918 года в Петроград были засланы два чекиста-провокатора Ян Буйкис и Ян Спрогис. Под фамилиями Шмидкен и Бредис, выдавая себя за представителей московского контрреволюционного подполья, они встретились с морским атташе английского посольства капитаном Р. Н. Кроми, и заинтересовали его рассказами о возможности перекупить латышских стрелков в Кремле.

Кроми вывел чекистов на Сиднея Рейли, Рейли — на Локкарта, который обхаживал тогда Троцкого.

К июлю 1918 года Роберт Гамильтон Брюс Локкарт уже выдал первую сумму на организацию мятежа латышских стрелков. Всего же вместе с французским генеральным консулом в Москве Фернаном Гренаром он передал около 10 миллионов рублей.

Деньги шли якобы контрреволюционному «Национальному центру», но ни Савинкову, ни генералу Алексееву, ни латышским стрелкам не достались — осели в карманах чекистов.

По мере того как из операции был выведен Яков Блюмкин (не связан ли его загадочный крюк в Гатчину по пути из Москвы в Киев с этой операцией?), простенький и довольно надежный лохотрон постепенно втянул и самих своих хозяев в смертельную игру.

В ходе операции чекистские провокации настолько переплелись с стремлением западных спецслужб внедриться в ЧК, что уже невозможно стало со стороны отличить, где тут задействованные в операции чекисты, а где иностранные шпионы.

У знаменитого английского агента Сиднея Рейли{389} (тоже, как и Яков Блюмкин, одессита) имелось, к примеру, подлинное удостоверение на имя сотрудника Петроградской ЧК Сиднея Георгиевича Реллинского, а командир 1-го латышского артдивизиона Э. Берзин часть аванса (700 тысяч рублей золотом), переданного Сиднеем Рейли на организацию восстания латышских стрелков, лично вручил Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому, а часть — Якобу Христофоровичу Петерсу.

Известно также, что самый главный заговорщик Роберт Гамильтон Брюс Локкарт был очень тесно связан с Я. Х. Петерсом и неоднократно передавал от его имени деньги живущей в Лондоне супруге Якоба Христофоровича — Мэй. В свою очередь, есть основания предполагать, что Мура Бенкендорф, любовница Локкарта, была сотрудницей ВЧК.

В результате, в конце августа уже совсем невозможно стало различить, где чекистская провокация, имеющая смыслом разот блачить англо-французско-американскую буржуазию, а где настоящий заговор, организованный и управляемый чекистами.

Известно, что 22 августа командир 1-го латышского артдивизиона Э. Берзин и Сидней Рейли деятельно обсуждали детали заговора и спорили, надо ли арестовать Ленина? Или же сразу застрелить? Сошлись на том, что лучше сразу застрелить, ибо существует опасность, что за время конвоирования в Архангельск Ленин сумеет склонить на свою сторону конвойных и те его освободят…

Этот спор удивительно напоминает разговор водителя В. Володарского Гуго Юргена с Петром Юргенсоном в коридорах Смольного о том, где и как надо остановить машину Володарского, чтобы убить его.

7

Мы уже говорили, что Ф. Э. Дзержинскому пришлось уйти из ВЧК после организованного московскими чекистами налета на германское посольство и убийства посла Мирбаха.

Теперь, как только Феликс Эдмундович вернулся в ВЧК, петроградские чекисты осуществили налет на британское посольство и убили военно-морского атташе капитана Кроми…

Это, похоже, становилось традицией ВЧК, стилем работы ее председателя.

Любопытно, что произошло это как раз в то время, когда Феликс Эдмундович Дзержинский мчался на поезде, так и не успев толком допросить в Петрограде убийцу Каннегисера, чтобы… опоздать на допросы в Москве Фанни Каплан.

Если мы вспомним, что Феликс Эдмундович и после убийства посла Мирбаха предпочел просидеть наиболее острый момент так называемого восстания эсеров под так называемым арестом, то и тут усматриваются элементы традиции и стиля…

К череде загадочных событий, вызванных деформацией времени на стыке лета и осени 1918 года, надо отнести и прозвучавшее по радио обращение «Ко всему цивилизованному миру от Совета комиссаров Союза коммун Северной области…