Девятный Спас - Анатолий Брусникин

— Приветствую ваше сиятельство, а также вас, герр Хольм. Уф, как же я торопился! — пропыхтел Расстегай голосом, какой бывает у людей жирных и одышливых. Выговор у него был не австрийский, а какой-то другой, пожёстче. — Это он?

— Как видите, герр Штрозак, мы очень серьёзно отнеслись к вашей просьбе. — Резидент на вопрос не ответил и говорил надменно, чопорно. Должно быть, раздосадовался, что не успел прочесть депешу. — Мой секретарь герр Хольм лично провёл операцию, действуя по моим указаниям.

— Мой господин просил передать вам глубочайшую благодарность. Слуга, который вчера беседовал с гонцом из Могилёва, был в госпитале и опознал его, а также убедился, что депеша не пропала. Очень кстати, что среди ваших негласных помощников есть вюртембержец, этот славный часовщик Штамм. Два шваба вполне могут оказаться родственниками.

Толстяк засмеялся.

Вон оно что, соображал Алёша. Посланец, выходит, прискакал не к графу Клосски, а к кому-то, кто с австрийцами заодно. Говор же у Штрозака, пожалуй, ганноверский. Резидент шутливого тона не поддержал.

— Да, — сказал он кислым тоном, — вот ваша шкатулка. Мы позаботились о том, чтобы её не касались чужие руки… Что делать с вашим гонцом? Если хотите, он может остаться у нас.

Штрозак вертел коробку в руках. Если и заметит, что с нею возились чужие руки, подумает на цесарцев.

— Не будем обременять вас его присутствием. Мои люди заберут беднягу, им займётся наш лекарь.

Шлёп, шлёп, шлёп! Раздались три мягких, но звучных хлопка в ладоши. В подвал вошли несколько человек. Очевидно, им было заранее объяснено, что делать. Без единого слова Лёшку снова подняли и понесли. Повторилось то же, что давеча.

Завернули в какую-то тряпку, погрузили в портшез, потащили по улицам.

Вся эта носка и таска Попову здорово обрыдла. Но куда его волокут на сей раз, он, кажется, догадывался.

Ганновер — владение англицкой короны, а император Леопольд — союзник британской королеве Анне…

Если портшез сейчас повернёт влево, к Яузе, и шагов через двести остановится, там резиденция англицкого посланника Витворта…

Портшез свернул влево и через двести шестнадцать шагов (Попов считал) остановился.

* * *

Теперь замотанного в ткань человека не спустили в подвал, а подняли по лестнице вверх. Уложили не на жёсткое, а на мягкое. Размотали. Вышли.

Поняв, что остался один, Алексей открыл глаза и приподнялся.

Он лежал на кожаном, обитом медными гвоздиками диване в большой красивой комнате. Здесь был широкий стол красного дерева, перед ним такие же, как диван, кожаные кресла. На стене два портрета: полная дама с обиженным выражением лица и важный господин в панцыре с голубою лентой. Королева Анна и дюк Мальборо, узнал Попов.

В соседней комнате послышались голоса, разговаривавшие по-англицки. Дело, наконец, шло к развязке.

Изо всех сил сдерживая дыхание, чтоб грудь не вздымалась слишком заметно, Алёша откинулся навзничь. Ну, Матушка-Заступница и ты, ветреная Фортуна, не покиньте!

Язык британцев гвардии прапорщик знал не гораздо, приходилось напрягать слух.

Над лежащим остановились двое.

— Мне кажется, ваше превосходительство, он порозовел, — сказал Штрозак, не чисто выговаривая англицкие слова. — Это хороший признак.

Второй — не иначе как сам Витворт — молвил:

— Дайте шкатулку. Гонцом займёмся позже.

Застучали деревянные пластинки. Раза два резидент вполголоса выругался. Очевидно, и ему японский секрет поддался не сразу. Но вот зашелестела бумага.

— Вы ведь знаете французский, мистер Штрозак?

И посланник вслух прочитал депешу, содержание которой Алексею было уже известно.

«Ваше превосходительство,

Не удивляйтесь, что пишу на французском. Это письмо Вам доставит г-н Жероним де Мюльбах, вюртембержец, принятый мной на нашу службу. Умом это отнюдь не Сократ, но человек храбрый и надежный. Уверен, что живым врагу не дастся. Однако письмо могут забрать и с мертвого, а французский язык затруднит определение источника и адресата.

Буду краток. Король Карл полностью одобрил Ваш план и дал слово выполнить все обязательства, буде замысел осуществится. Действуйте в любой удобный момент и помоги Вам Господь. В нынешних условиях от Вас может зависеть судьба великой войны, а также будущее нашего Отечества и всей Европы. Надеюсь, вы не забыли, как открывать и закрывать эту чёртову шкатулку, с которой я провозился битый час, хоть и имею инструкцию. Ответ перешлёте точно так же и с тем же курьером. Можете присовокупить необходимое на словах.

Ваш J.»

— Это рука самого Джеффрейса, — сказал Витворт, закончив чтение. — Я хорошо её знаю. Что ж, наш план полностью одобрен, можем приступать к его осуществлению. Да поможет нам Бог.

Штрозак почтительно спросил:

— Ваше превосходительство, я не совсем понимаю, в каком качестве сэр Ричард состоит при особе шведского короля?

— В своем собственном — как тайный советник и личный представитель ее величества королевы Анны.

— Не скрываясь? Неужто наши переговоры с Карлом продвинулись так далеко? Стало быть, выступление Швеции на нашей стороне — вопрос решённый?

Попов лежал затаив дыхание и не зная, чего ему надлежит бояться больше — выдать себя или же упустить хоть слово из этой беседы.

— Теперь, мистер Штрозак, всё зависит от нас с вами. Если мы удачно разыграем нашу партию, Швеция станет нашим союзником, и тогда французам конец.

— Подумать только! Судьбы Европы и всего мира решаются в этой забытой Богом дыре! — воскликнул ганноверец. — Великая честь и великая ответственность!

— М-да, вот именно, ответственность… — Голос резидента был не торжественным, скорее задумчивым. — Ну-ка, а если вот так…

Стук каблуков приблизился, и на щёки прапорщика одна за другой внезапно обрушились две звонкие оплеухи. От неожиданности Алёша вскинулся и захлопал глазами.

Перед ним, посмеиваясь, стоял тощий, крючконосый резидент ее британского величества.

— Дедовские способы — самые надежные, Штрозак! — сказал он толстяку в широком камзоле зелёной тафты. — Точно так же я вывожу из обмороков леди Витворт.

Это было произнесено по-английски, после чего посланник обратился непосредственно к Попову — по-немецки, с акцентом:

— Ну же, лейтенант, очнитесь! У швабов голова крепкая!

Делать нечего — пришлось Алексею изображать, будто он приходит в себя после долгого забытья. И разыграть сию драму надо было как можно убедительней, ибо публика была дотошная. Не поверит — ошикивать не станет. Отправит на тот свет, и дело с концом. Как же было не постараться?