Черными нитями (СИ) - Николаева Лина

— Если ты пойдёшь с нами, тебя отпустят, — прогремел голос Я-Эльмона.

— Конечно! Прошу, отец!

Он кивнул, и практик осторожно разжал руки, а затем сделал маленький шаг в сторону.

«Проклятая брусчатка», — яростно подумала Адайн. Ничего. Даже чертов Лиц не победит землю так просто.

Скакнув в сторону и отставив ногу назад, она бросила яблочные косточки на землю и начала быстро перебирать пальцами, меняя один жест за другим.

Полетела пыль и мелкая крошка камня. Ломая брусчатку, из земли взметнулся зелёный стебель. Обвивая ноги практика, он поднимался всё выше и выше. Мужчина схватил с пояса нож, попытался перерезать путы на ногах, но потянулся ещё один стебель и обхватил его запястья.

Адайн сделала шаг назад, другой и покачала головой.

— Я не пойду, отец. Это ты сделал не тот выбор, а не я.

Её выбор был прост: на одной чаше весов — друзья, их борьба за право быть, на другой — семья, которая не растила, да презиравший Ре-Эст со лживой Церковью. Тут и думать не стоило!

— Эль! — закричал он.

Адайн покачала головой, припала к земле, дотронулась до неё одной рукой, а другой стала медленно обводить по кругу, будто рисовала невидимую черту. Ещё один стебель пополз в сторону, он всё рос, рос и превращался в настоящую изгородь.

И вдруг чья-то рука обхватила шею и с силой потянула наверх. Адайн пошевелила пальцами, и стебель стал ползти в её сторону, но вторая рука дотянулась до носа и прижала к нему вонючую тряпку. Перед глазами всё поплыло, а свет стал меркнуть. Адайн только успела вспомнить учителя: всё-таки мало научиться ломать двери, надо было ещё подумать о защите.

Адайн проснулась неожиданно, точно резко вынырнула из воды. Запястья отозвались ноющей болью. Она несколько раз моргнула, пытаясь привыкнуть к свету. Затем дёрнулась, но что-то крепко удерживало руки. Ноги оставались свободны, и она что было сил ударила ими по тонкому матрасу на железной кровати.

Отец, сидевший рядом на стуле, встрепенулся и ласково произнёс:

— Тише, Эль, не стоит.

— Что ты делаешь? — закричала Адайн и стала биться ещё сильнее.

— Я ведь сказал, что просто хочу вернуть тебя. Дети Аша действовали своими методами, и ты поверила им. Теперь я буду действовать своими. Ты вернёшься к Яру. Послушание, смирение, молчание, помнишь, Эль?

Отец встал, опираясь на трость, подошёл к ней и закатал рукав блузы, провёл пальцем по татуировке змеи. Адайн скривилась и попыталась отодвинуться от этого противного прикосновения ледяных рук.

— Это их отметина. Ты росла вдали от меня, не зная, кто ты. Слушала грязные речи Детей Аша и даже не ведала, что есть другая сторона. Скоро она тебе откроется. Смирение и послушание даются тяжело, через боль, но ты справишься, ты ведь моя дочь.

Отец горестно вздохнул и сделал шаг в сторону. Адайн выгнулась, чтобы оказаться как можно ближе к нему, и прошипела:

— Неужели ты в это веришь? Неужели дашь меня мучить также, как мучают других?

— Да, Эль, я верю в то, что говорю и делаю. Конечно, и Церковь может сбиться с пути, это верно. Но мы не похищаем детей, не убиваем их. И я пытался дать тебе полную свободу, чтобы ты жила, и любила, и радовалась, но ты не захотела принять всё это. Ты упрямо тянулась назад, во тьму. Поэтому придётся научить тебя слушаться.

Отец сделал несколько шагов в сторону тяжёлой железной двери.

— Истинная любовь всегда рождается через боль. Скоро ты станешь той, кем и была рождена, Эль Я-Нол, дочь главы Церкви.

— Меня зовут Адайн! — во всю силу лёгких закричала она. — И ты мне не отец!

Я-Эльмон резко отвернулся, словно его ударили, и прошептал, подобно клятве:

— Скоро ты вернёшься ко мне, Эль.

Дверь со скрежетом открылась и сразу захлопнулась. Адайн вытянула голову, как могла, и оглядела комнату, большую, но пустую. Кроме стула и кровати, в ней ничего не было, только странный столб в другом конце.

Она попыталась пошевелить пальцами, но руки так крепко прижали друг другу, что ничего, кроме боли в сведённых запястьях, не осталось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тихо, девочка моя, — Кайса присела на уголок кровати и провела рукой по волосам Адайн, но это прикосновение совсем не чувствовалось. — Ты сильная. Ты спасёшь себя.

Дверь снова открылась. Сначала зашёл церковник в строгой чёрно-белой форме, следом — практик в маске, с белой нашивкой на рукаве. Первое отделение, приспешники Церкви. В руках мужчина держал кнут. Адайн задрожала, но громко крикнула:

— Убирайтесь к своему проклятому Яру!

Практик подошёл к ней, заглянул в лицо долгим, оценивающим взглядом и резко ударил по губам. Движение кисти было совсем лёгким, но перед глазами разом потемнело, а голова завалилась набок, как у куклы.

— Осторожнее, — сурово проговорил церковник. Голос был красивым, мелодичным, но без капли эмоций. — Это племянница кира Я-Эльмона. Мы должны перевоспитать её, а не убить.

— Ага, — равнодушно буркнул практик и стал отвязывать руки. Адайн огляделась, выискивая хоть что-нибудь от земли, хоть самый крошечный кусочек дерева.

— Ты справишься, всегда справлялась, — ласково повторила Кайса.

Ничего. Вокруг были только бездушные камень и металл, которые она никак не могла подчинить себе. И учиться уже было поздно.

Легко подхватив девушку, точно она была бесплотной, практик поставил её на колени к столбу и привязал к нему за руки, затем отошёл в конец комнаты. Церковник открыл книгу и стал читать:

— Когда отец тысячи миров Лаар…

Послышался звук кнута, рассекающего воздух.

«Держи спину прямо, Адайн», — успела подумать она, а затем тело пронзила боль, и спина тут же согнулась.

Глава 42. Инквизиция

На площади перед Чёрным домом выступал черноволосый факир, раздетый по пояс. В его руках огонь словно ожил и затанцевал. Парень выдыхал пламя, подобно дракону, и оно превращалось в диковинных птиц, разлетавшихся по сторонам и опаляющих жаром. Крутил цепи с зажжёнными фитилями, и огонь — каждый мог поклясться! — двигался сам, принимая самые причудливые формы.

Перед Инквизицией впервые собралась такая толпа. Клерки и адвокаты из контор напротив сбежались и наблюдали за факиром, как завороженные. Молодые инквизиторы смотрели, приоткрыв рты от удивления. И даже те, кто постарше, хоть встали поодаль, пренебрежительно сжав губы, не сумели скрыть восторг в глазах. Перед парнем уже собралась внушительная гора киринов, а он только равнодушным взглядом скользил по сторонам и раз за разом продолжал тянуть руки к огню, точно тот не мог его опалить.

Кай встал в стороне от всех. Это Адайн нашла Киро. Он не знал, заметила она во время его выступления магию, или ей приглянулся молодой факир, но однажды она просто привела Киро, и он стал частью Крысиного Совета, а затем его брат. Кай часто брал черноволосого с собой, когда предстояло договориться с кем-либо — слова в Канаве не всегда помогали, а вот огненная магия была куда внушительнее их и даже внушительнее любого оружия.

Вдалеке пробили часы: девять утра. Толпа зашевелилась. Все стали расходиться, но Киро едва обратил на это внимание. Он продолжал крутиться и выдыхать огненных зверей, влюблённо глядя на пламя.

На площади никого не осталось, и тогда Кай подошёл к черноволосому.

— Сожги всё к чертям, — ухмыльнулся он.

Киро замер, жадно хватанул ртом воздух и улыбнулся в ответ.

— Я давно хотел это услышать.

Кай повернулся к Чёрному Дому, на несколько секунд задержался перед дверью, а затем рывком открыл её и поднялся на второй этаж. В конце коридора маячила тощая светловолосая фигура.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Анрейк, — Кай склонил голову. Парень ответил тем же.

— Кай.

Тремя месяцами обучение инквизиторов не заканчивалось. После общих занятий и клятвы к ним приставляли другого практика или старшего, чтобы ходить за ним следом и учиться.

Каю не понравилось, что ему достался Анрейк, который знал его по театру. Тот Анрейк, о котором он слышал от Рейна и даже от Эль. В то же время он был личным практиком Д-Арвиля и мог что-то знать.