После бури. Книга вторая - Сегей Павлович Залыгин

содержание письма, поступившего из редакции краевой газеты, и перешел к содержанию бондаринских «Воспоминаний».

Вдруг совершенно неожиданно Прохин прервал Сеню:

— Товарищ Суриков! Ты же знаешь, что письмо это я читал. Что «Воспоминания» бывшего генерала тоже читал! И не об этом я жду от тебя сообщения. Скажи мне о результатах работы вашей комиссии. И о фактах.

— О каких результатах? – спросил Сеня. – О каких фактах?

И Кунафин тоже спросил:

— Вот именно?

— Которые выявила ваша комиссия. Которые никому неизвестны, а вам, комиссии, стали известны.

— В каком смысле? – спросил Кунафин. Обвел взглядом своих вишневых глаз всех присутствующих и еще раз повторил: – В каком? В смысле резолюции? Так она у нас еще не утверждена. Мы ее еще не голосовали. Как раз на сегодняшний на вечер и наметили голосовать.

— Да-да! – подтвердил Сеня. – Проект резолюции – вот он! Готов! – и постучал пальцами по листочкам, выложенным с правой руки от себя. – Могу зачитать!

— Факты?! – снова потребовал Прохин.

— Положительные? Отрицательные? – снова огляделся вокруг Кунафин.

— Отрицательные... То есть те, которые отрицательно сказываются на работе Крайплана ввиду сотрудничества Вегменского и Бондарина.

— Ну как тебе сказать, товарищ Прохин... – вздохнул Сеня. – Оценка общей обстановки, сложившейся у нас в Крайплане, такова, что...

— Оценку общей обстановки предоставь мне... И Крайкому партии... – перебил Сеню Прохин. – И чтобы нам легче было эту оценку сделать... чтобы ее безошибочно сделать, ты представь нам факты.

— Отрицательные? – снова спросил Кунафин.

— В первую очередь нас интересуют отрицательные. Это точно. – Переждав некоторое время, Прохин сказал: – Ну, если нет отрицательных, можно и положительные. Можно, отчего же.

— Ну, конечно, речь идет только об отрицательных явлениях, – снова заговорил Сеня. – А таковых сколько хочешь. Они всем известны. Только никто почему-то не обращает на них внимания. Не придает им должного значения. Чем это объяснить, даже не знаю...

— Не знаешь – не объясняй. Само собой, нельзя объяснить другим того, что сам не знаешь. Это запомни, Суриков, крепко запомни! Поэтому остается одно: докладывай факты. Факты как таковые, без объяснений-пояснений. Положим так: такого-то числа и по такому-то вопросу Крайплан принял неправильное решение. Причина этого была только одна – несовместимость действий Вегменского и Бондарина. Давай первый факт такого рода, давай второй, третий, ну и так далее.

— Видишь ли, товарищ Прохин, – заметно покраснев, проговорил Сеня... – видишь ли... ты ведешь себя... мало того, что странно, но еще и... и я должен пояснить...

— Пояснения позже. А сейчас – факты: первый, второй, третий... У нас же вполне официальное совещание. Вот комиссия в полном составе, а вот – руководитель учреждения, все как полагается. Как в заседании президиума Крайплана, только Ременных с протоколом нет, так я полагаю, что раз в вашей комиссии есть председатель, значит, должен быть и секретарь, он и оформит протокол... Если потребуется. Да. Да, на заседаниях же президиума мы начинаем с фактов, а не с пояснений к ним. Тем более если они неизвестны... Или вашему секретарю так и придется записать в протокол: «Никаких фактов, указывающих на невозможность сотрудничества Вегменского и Бондарина, комиссией не выявлено»? А мне придется так доложить товарищу Озолиню. Он вопросом интересуется. А тебе, Кунафин, так придется доложить в РКИ.

— А как же насчет Колчака? – спросил Кунафин.

— Какого еще Колчака? Поясни?

— Ну, которому Бондарин писал «милостивый государь» и «готовый к услугам»?!

— Ах, вот какой Колчак... Так ведь он же расстрелян. В январе тысяча девятьсот двадцатого года. В Иркутске. Так что какие у тебя, Кунафин, могут быть к нему вопросы?

— А как нам быть с примечаниями Вегменского к «Воспоминаниям» Бондарина? – даже с какой-то яростью в голосе проговорил Суриков. – Как?

— А что, Суриков, – спросил Прохин, – у тебя появились какие-то новые факты по истории колчаковщины? Это интересно! Напиши об этом в газету. Читателям будет очень интересно.

— У меня есть новое толкование тех же фактов.

— И о новом толковании – туда же...

— И новые пояснения...

— Пояснения – туда же... Впрочем, насчет пояснений мы вот сейчас закончим толковать все вместе, а ты останешься у меня. Останешься, и мы потолкуем уже о пояснениях. Да что это у тебя лицо-то сделалось хмурое? Неужели для нас это так плохо – побеседовать, подучиться обоим-двум уму-разуму?

И тут Сеня растерялся.

Корнилов никогда не видел Сеню растерянным, а тот в растерянности, оказывается, становился приятным... Наивным каким-то, добродушным... хорошее такое лицо... простое... Он посмотрел на Кунафина, на Корнилова и, понимая, что сейчас не надо задавать Прохину вопросов, все-таки спросил:

— А все-таки, Анатолий Александрович, о чем это ты хочешь со мной говорить? О чем? О ком?

— О Михаиле Ивановиче, – ответил Прохин.

— О каком-таком? Не знаю...

— Ну, который тебе сват ли, брат ли – уж и не знаю кто. Или, может быть, тебе подчиненный служащий...

— Да фамилия-то как?

— Фамилия Калинин. Должность – председатель ВЦИК.

— Какой же он мне сват? Или брат?

— А вот я и хочу выяснить какой? Если ты так запросто обращаешься с его постановлениями, так уж, наверное, какой-нибудь!

— Какими постановлениями?

— Хотя бы и о помиловании бывшего генерала Бондарина. Вот такие дела... – вздохнул Прохин. – У нас сколько их, бывших-то? И Бондарин, и Сапожков, и Новгородский, и Краснов, и еще, и еще... И чтобы они работали за совесть – ты это пойми, Кунафин, и ты, Суриков, пойми – за совесть! – с ними тоже надо работать. По-ленински. А кому поручить такую работу? Тебе, что ли, Кунафин? Или тебе, Суриков? Вот такие дела...

Разговор, кажется, заканчивался.

И Кунафин это понял и радостно сказал:

— А я нынче, Анатолий Александрович, снова еду по округам. С пропагандой краеведческой работы. Хорошо идет у нас в крае эта работа! Хорошо она поставлена!

— А на чем же ты ездишь-то, Кунафин? По округам?

— Я? На лошади езжу, Анатолий Александрович. На своей.

— На собственной?

— Ну, какой же я собственник?!

— Тогда на чьей же?

— Родственники у меня не совсем далеко от Красносибирска в деревне. У них и беру я лошадь...

— У них что же – табун лошадей-то? У