ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

«Операция «Кондор» включает формирование специальных групп из стран-участниц для выполнения директив вплоть до политических убийств», — написал Робер Шеррер, атташе ФБР по юридическим вопросам в Буэнос-Айресе, в секретном четырехстраничном докладе в штаб-квартиру через семь дней после убийств. Он доказывал, что, вполне возможно, Пиночет и его агенты и осуществили убийство.

Благодаря в основном усилиям ФБР убийство Орландо Летельера стало единичным делом — доказанным актом спонсируемого государством терроризма в Америке ХХ века.

Терпеливые и кропотливые поиски по этому делу были обязаны кое-чем избранию президентом страны в ноябре 1976 года Джимми Картера — первого политического лидера, который сделал права человека главным принципом своего пребывания у власти. У Картера была необычная точка зрения на врагов Соединенных Штатов. «Мир — это не просто отсутствие войны, — сказал Картер при вступлении в должность. — Мир — это акция по искоренению международного терроризма».

Но новому президенту пришлось нелегко при взятии под контроль инструментов американской разведки и обеспечении правопорядка. Расследования, проводимые конгрессом в отношении ЦРУ и ФБР, и уголовное расследование внутри Бюро привели к беспорядкам и обидам в обеих организациях. Ни та ни другая не были готовы сотрудничать в сфере борьбы с терроризмом. Администрации Форда и Никсона пытались дать согласованный ответ на угрозу терроризма из-за границы. Картер в этом не преуспел. Терроризм за границей являлся актом войны, на который должны отвечать солдаты и дипломаты; терроризм внутри страны был преступлением, которым должно было заниматься ФБР. Соединенным Штатам по-прежнему оставались годы и годы до стратегии, которая объединила бы обеспечение правопорядка и возможности разведки, чтобы остановить террористов до того, как они предпримут свои действия.

В штаб-квартире ФБР воцарилось состояние неопределенности после того, как Картер вступил в должность в январе 1977 года, и оно продлилось более года. Президент дал ясно понять, что хочет для ФБР нового руководителя, но он, по-видимому, не мог его выбрать. Кларенс Келли, как и Пэт Грей до него, пребывал в состоянии неизвестности.

«Из всего, что меня беспокоит в отношении ФБР, — сказал Келли на слушаниях по его утверждению, — это ощущение, что его сотрудники страдают от недостатка руководства на постоянной основе и понимают, что их исключительное положение, заслуженно заработанное, стало ниже»[564].

Он сказал, что надеется «вернуть им чувство уверенности в себе». Но ему это не удалось, и он знал это. «Сверхчеловеческий образ ФБР, власть и слава, ему сопутствующие, сильно поблекли, — заключил он к концу своей карьеры. — ФБР спустился с Олимпа. И, как оказалось, мы простые смертные… Но так велик и чист был образ ФБР Дж. Эдгара Гувера, что каждое крошечное правонарушение, будь оно реальным, воображаемым или сильно преувеличенным, сейчас получает чрезмерно большое внимание»[565].

Это должно измениться, настаивал он. Американский народ не может долго терпеть «ущербное, испытывающее затруднения ФБР»[566].

«Чего не хватало — так это хорошей разведки»

Президент Картер больше года искал человека, который мог бы возглавить Бюро. Его министр юстиции Гриффин Белл — старый друг, который был судьей федерального апелляционного суда в Джорджии, рассмотрел более пятидесяти кандидатов. В конце концов они остановились на коллеге-юристе, судье Уильяме Г. Уэбстере — умеренном республиканце, который был назначен на должность федерального судьи Ричардом Никсоном. Судья Уэбстер был членом секты «Христианская наука», который воплощал образ ханжества, неподкупности и честности. Президенту Картеру нравились эти качества, которые отражали его собственный образ.

Уэбстер был также заносчивым и грубым. «У него был этот стальной взгляд голубых глаз, — сказал Гомер Бойнтон — ветеран ФБР, который был главным администратором Уэбстера на протяжении двух лет. — Он обычно понижал голос. Большинство людей, на которых я сейчас работаю, повышают голос, когда выходят из себя. Его подбородок обычно выдвигался вперед, эти стальные голубые глаза — и у вас возникало чувство, будто вы ростом 3 дюйма. Он мог быть жестоким»[567].

В свой первый день в Бюро Уэбстер дал ясно понять, что хочет, чтобы его называли Судья. С него началась президентская практика назначать на руководящий пост ФБР судей — традиция, которая сохранялась до конца ХХ века.

Во время приведения его к присяге при вступлении в должность директора ФБР 23 февраля 1978 года Уэбстер сказал, что Бюро будет «делать работу, которую ждет от него американский народ, так, как того требует Конституция»[568]. Некоторые сотрудники сочли эту установку тревожной. Уэбстеру потребовались почти два года, чтобы образовать ближний круг доверенных лиц в ФБР. Ему потребовалось по крайней мере столько же времени, чтобы сработаться с «касками Гувера», как он их называл, «старыми гвардейцами», которые из верности Гуверу продолжали его традиции без всяких вопросов и постоянно говорили Уэбстеру, что они делают то, чего хотел бы Гувер. «У меня были проблемы с тем, чтобы привести в порядок такое мышление», — сказал он позднее.

Уэбстер с удивлением обнаружил, что у ФБР нет законных рамок для его деятельности. У Бюро не было устава — юридического свидетельства о рождении от конгресса, разъясняющего его роль. У него никогда его не было. И по-прежнему нет. С самого начала Уэбстер сказал, что хочет, чтобы был закон, который определял бы, «чего народ ожидает от нас — не то, чего мы не могли бы сделать, а то, каких действий люди от нас ждут». Он два года составлял его проект, консультируясь с конгрессом. Ни президент Картер, ни президент Рейган не действовали по нему; этот труд был мертворожденным.

Уэбстер был вынужден, как он выразился, «делать вид, что устав у нас есть»[569].

Вместо него ФБР получило Закон об иностранной разведке. Будучи результатом многолетней борьбы между конгрессом, ФБР и ЦРУ, он вызвал появление особой коллегии судей, выбранных председателем Верховного суда США, которые собирались в специальной звуконепроницаемой комнате на последнем этаже министерства юстиции. Цель коллегии состояла в том, чтобы давать санкции на прослушивание телефонных разговоров и ведение электронной слежки, с просьбами на разрешение которых к ним обращались офицеры американской разведки, — и делать это по закону. На протяжении шестидесяти лет с начала эры Гувера ФБР составляло свои собственные законы в отношении прослушивания телефонных разговоров и подслушивающих устройств. Суд не был препятствием для Бюро — в последующие два десятилетия он дал разрешение более чем на 17 тысяч требований, ни разу не отказав. Но объектом должен был быть агент иностранной державы. Способность ФБР выполнять тайные разведывательные операции теперь регулировалась законом.

Судья Уэбстер прошел два испытания способности ФБР соответствовать этим стандартам вскоре после его приведения к присяге — одно было тайным, другое — болезненно публичным.

8 апреля 1978 года в столице Чили Сантьяго после необычно мощного использования дипломатических мускулов два агента ФБР взяли под стражу Майкла Таунли — американского наемного убийцу, работавшего на разведслужбу генерала Пиночета. Они отправили его самолетом в Майами для длительного допроса. Таунли собрал бомбу, которая убила Орландо Летельера. ФБР медленно и тщательно формировало дело, которое должно было привести к предъявлению обвинения в совершении уголовного преступления и тюремному заключению наемных убийц, работавших на генерала Пиночета, включая начальника его разведки.

10 апреля Соединенные Штаты предъявили обвинительное заключение из тридцати двух пунктов Эду Миллеру, который когда-то был начальником разведки ФБР; Марку Фельту — бывшему заместителю директора ФБР и Пэту Грею, который когда-то был руководителем Федерального бюро расследований. Основанное на законе шестидесятилетней давности, который использовали главным образом для судебного преследования куклуксклановцев, было предъявлено обвинение в «заговоре с целью нанесения ущерба и притеснения граждан» путем несанкционированных обысков.

Предъявление обвинений привело в ярость сотни агентов ФБР, которые работали по делам, связанным с разведкой и терроризмом, в 1970-х годах. Среди них были семьдесят девять сотрудников, которые служили под началом Грея, Фельта и Миллера в годы правления Никсона и которым теперь пришлось отвечать на вопросы следователей в министерстве юстиции и службы внутренней безопасности ФБР. Эти расследования могли стоить им работы, пенсии и, возможно, свободы. Никто не знал, скольким людям могут предъявить обвинения.