Петр Грушин - Владимир Светлов

Минутой раньше навстречу U‑2, находившемуся в районе озера Кыштым, была впервые выпущена ракета С‑75. Пуск был произведен 5‑м дивизионом 37‑й зенитной ракетной бригады, когда расстояние до цели составляло около 50 км. Однако вскоре после старта ракеты U‑2 развернулся – либо по программе полета, либо уходя в сторону от пролетевшего в те минуты рядом с ним Ментюкова – и ракета не долетела.

В 8 часов 43 минуты с аэродрома Кольцове в воздух поднялась пара истребителей‑перехватчиков МиГ‑19П Б. Айвазяна и С. Сафронова, через несколько минут ставших заложниками не налаженного вовремя взаимодействия авиации и ракетчиков.

О том, как был сбит Пауэре, написано немало. Версия, которую со временем предложил И. Ф. Цисарь, один из офицеров ракетного дивизиона С‑75, выполнившего единственный, но такой важный пуск ракеты, также не идеальна. Но в ряде моментов она исключительно правдива:

«Я не сидел в ракете, сбившей Пауэрса. В тот момент меня даже не было на позиции ракетного дивизиона. Но на листочках тетради в клеточку именно мне было поручено написать первичный „Отчет о боевых действиях 2‑го дивизиона 57‑й зенитной ракетной бригады…“

Наш полк в составе четырех зенитно‑ракетных дивизионов, вооруженных комплексами С‑75, защищал воздушное пространство над Свердловском. За несколько дней до праздника в 3‑й дивизион, прикрывавший город с юга у села Косулино, позвонил командир полка полковник С. Гайдеров. Он справился о боеготовности дивизиона, получил подтверждение и попросил помочь соседу – Верхнетагильскому дивизиону Нижнетагильского полка. У них возникла неисправность в станции наведения ракет, которую они никак не могли устранить. Заместитель командира дивизиона майор Воронов возразил, ссылаясь на нехватку людей. Действительно, в те дни командир дивизиона И. Шишов, опытный зенитчик, воевавший еще в Корее, где под его командованием было сбито 6 самолетов, и часть офицеров были в дальней командировке. И в Верхний Тагил командировали меня. Трое суток мы с командиром батареи капитаном Иноземцевым и его офицерами бились над неисправностью. Поспать в те предпраздничные дни удалось только два раза по два часа. Но мы справились, и к утру 1‑го мая я добрался до своей койки в Свердловске, в заводском общежитии на Эльмаше. Меня разбудили в полдень.

– Готовность номер один! Срочно в дивизион! Машина у общежития!

– Я не спал три ночи, – с трудом соображая, где нахожусь, я попытался отбиться.

– Сбит самолет‑нарушитель, и надо ехать.

– Ну и что? Сбит, значит, все нормально. У нас там хорошие офицеры: Женя Федотов, Паша Стельмах, Эдик Фельдблюм, Коля Батухин, Миша Григорьев. Они и еще собьют, – и я перевернулся на другой бок.

– Но стреляла только одна ракета, две не сошли с пусковых установок!

– Что?! – вскочил я. Сон после этих слов действительно улетучился. Это же вопрос чести. Через минуту мы уже рассекали на „козле“ по праздничному Свердловску.

Приехав в часть, я получил приказ Воронова писать отчет о действиях дивизиона. На мои возражения, что я не присутствовал при этом, Воронов ответил, что он мне полностью доверяет. Первым делом я ознакомился с планшетом, опросил офицеров, и вот что у меня получилось.

Около 8 утра (в Москве в это время было 6 часов) дивизиону была объявлена боевая тревога. С юга к Уралу шел самолет‑нарушитель. Минут через сорок, как и 9 апреля, он развернулся и стал уходить к границе. Боевая готовность была снята, люди пошли завтракать и готовиться к празднику. В 10 часов опять взвыла сирена тревоги и на экранах локаторов уже „сидел“ самолет. Дивизион работал слаженно и четко: Эдуард Фельдблюм навел свой электронный крест на цель и передал ее для сопровождения операторам: ефрейтору Николаю Слепову из Рязани, Коле Смолину из Бурятии, а вот фамилию третьего, к сожалению, я забыл. Итак, дальность 75 километров, высота 20, курс с юга на Свердловск. Скорость непривычно маленькая – около 600 км/час. На автоматический кодовый запрос „я свой“ не отвечает.

После длительных разборок с вышестоящим командованием дивизиону было объявлено:

– Своих самолетов в воздухе нет. Цель‑нарушитель уничтожить!

Но цель подошла к зоне пуска ракет и, словно предчувствуя грозящую ей беду, развернулась и пошла восточнее, по кругу вдоль дальней границы зоны пуска ракет. Воронову трудно было решиться на стрельбу: ракеты могли не дотянуть до цели. Но вот цель вновь развернулась, и с юго‑востока пошла на Свердловск, прямо на наш дивизион. Информация об этом и отдаваемые Вороновым команды непрерывно передавались в штаб полка, Гайдерову.

Воронов. Цель в зоне пуска. Открываю огонь. Цель уничтожить тремя. Высота 20. Дальность…

Гайдеров. Отставить огонь!

Идут переговоры со штабами, с Москвой. Связь отвратительная.

Гайдеров. Воронов, уничтожай!

Воронов. Цель уничтожить тремя…

Гайдеров. Отставить!

(Как потом выяснилось, именно в эти минуты в зону пуска ракет вошла пара МиГ‑19П, взлетевших из Кольцове. Их по командам с наземного пункта наведения как раз выводили из зоны поражения С‑75. – Прим. авт.)

Опять переговоры штабов.

Воронов. Цель выходит из зоны пуска. Если промедлить, стрелять нельзя – ракеты не дотянут.

Гайдеров. Хрен с ней. Уничтожай!

Воронов. Цель уничтожить!

Фельдблюм (офицер наведения). Первая, пуск!

Нажимает кнопку, но грохота стартующей ракеты не слышно – пуск не прошел.

Фельдблюм. Вторая, пуск!

Картина полностью повторяется (Как оказалось, из‑за того, что цель находилась в секторе запрета стрельбы для второй и третьей пусковых установок. – Прим. авт.).

Фельдблюм. Третья, пуск!

И наконец‑то раздался грохот, такой ласкающий слух грохот стартовавшей ракеты… И вот на экране офицера наведения пачка импульсов ракеты приближается к пачке импульсов цели. Несколько секунд, и они совместились, экран залило облаком импульсов. Не видно ни цели, ни ракеты. Все в стрессе. Но вот из облака выползает сигнал ответчика ракеты, продолжающей движение и удаляющейся от цели.

Фельдблюм. Цель применила пассивные помехи.

Воронов доложил об этом в штаб полка».

Подрыв боевой части ракеты произошел в 8 часов 53 минуты, в 20 км от места пуска. Из‑за того что ракета была пущена предельно поздно, ей пришлось догонять уже удаляющуюся цель, и поэтому боевая часть ракеты взорвалась позади самолета, в 15 м ниже и правее его. Об этой самой памятной минуте своей жизни в книге «Операция „Перелет“» Пауэре писал:

«Неожиданно я услышал глухой взрыв и увидел оранжевое сияние. Самолет вдруг наклонился вперед носом, и, как кажется, у него отломились крылья и хвостовое оперение. Господи, в меня попали!.. Точно я не знаю, в каком положении падал мой самолет, я видел во время падения только небо… У меня мелькнула мысль, что, может быть, взорвался двигатель, но я как раз смотрел вперед и видел, что с двигателем все в порядке. Я думаю, что это произошло на высоте приблизительно 68 тысяч футов (около 20,7 км. – Прим. авт.)».

Оценивая события того дня, Грушин, как правило, был более прагматичен:

«Пауэрсу, в общем‑то, повезло. Ракета была пущена вдогон, а не навстречу. Поэтому, когда она настигла цель и взорвалась, осколки ее боевой части повредили самолет, но двигатель, словно щит, заслонил кабину пилота, размещенную в носовой части машины, и летчик остался жив».

Итак, первой ракетой у самолета было отбито левое крыло, повреждены двигатель, органы управления и хвостовое оперение. Выбраться из самолета самостоятельно Пауэре уже не мог: ему показалось, что его ноги были зажаты в кабине. То, что еще несколько минут назад было его самолетом, его недосягаемой крепостью, по огромной спирали стало опускаться к земле.

Спустя одну минуту 1‑м дивизионом капитана Н. Шелудько по U‑2 было выпущено еще три ракеты. Первая из них нашла свою цель, которой оказалось отделившееся от самолета левое крыло.

Но до окончательной развязки сюжета, закрутившегося в уральском небе, было еще далеко. Отметки, вновь появившиеся на экранах радиолокаторов, были приняты обоими командирами ракетных дивизионов за искусственные радиопомехи. К такому же выводу пришли и в радиотехническом батальоне. В результате на КП Свердловского объединения ПВО были получены доклады о применении целью помех, которыми в действительности являлись сам самолет, отвалившееся от него крыло и другие фрагменты.

Цели 8630 больше не было, но об этом еще никто не знал, кроме все‑таки выбравшегося из самолета и спускавшегося на парашюте Пауэрса. Тем временем Айвазяну и Сафронову летевшим на своих МиГах на высоте 10–11 км курсом, по которому ранее летел У‑2, была поставлена задача: преследовать цель 8630 (данные о которой продолжали поступать на командный пункт) и в случае ее снижения атаковать и сбить. В результате они сами оказались целями для ракетчиков – самолет с неработавшим ответчиком «Я свой» Айвазяна и самолет с работавшим ответчиком Сафронова были восприняты как цель, преследуемая перехватчиком. Еще через несколько минут, когда они получили приказ вернуться на аэродром, их маршрут прошел через зону поражения 4‑го дивизиона 57‑й бригады майора А. Шугаева, в котором была неисправна аппаратура госопознавания. В этот момент уже оба самолета были восприняты как противники. Запросив командный пункт о внезапно появившихся целях, Шугаев получил ответ, что в воздухе своих самолетов нет и цель надо уничтожить. Новый трехракетный залп, сделанный в 9 часов 23 минуты, пришелся по самолету Сафронова…