Люблю и ненавижу - Георгий Викторович Баженов

поцеловал, зашептал горячо: — Ну, пошли, пошли, Люсьен… — А про себя подумал: «Куда ты денешься? Припрет — пойдешь, как миленькая. Не впервой…»

Окна квартиры на третьем этаже светились розовым абажурным светом. Значит, жена давно ждет его. Иван Семенович, несмотря на холод и порывистый снежный ветер, некоторое время постоял у подъезда, весело покуривая папиросу и пряча ее огонек в рукаве; изредка он блаженно улыбался, хотя сам, пожалуй, не замечал этого. «Ну что, — думал он, — вот и дождались, Сузя, вот и пробил наш час… Каких-нибудь две недели — и мы в жаркой Индии. Неужели в Индии? Не может быть! А все же так. Так…» Жену Ивана Семеновича звали Сусанна, Сусанна Николаевна, однако домашнее ее имя было Сузя, и в обычных ли разговорах или вот в таких, в разговорах с женой «про себя», Иван Семенович иначе не называл ее, как Сузя. Иной раз ему даже странно было, когда кто-то называл ее полным именем — Сусанна Николаевна, хотя, надо сказать, когда чужие называли ее Сузей, это тоже резало слух. «Так что вот, — думал Иван Семенович, — вот как, дорогая моя, видишь… А многие думали: куда нам! — Он продолжал улыбаться, не замечая ни холода, ни ветра. — Думали: вон Брагинские, что за жизнь у них? Тьфу! Ничего нет. А теперь все будет, машина, обстановка, цветной телевизор, ковры такие, ковры другие, книжек наберем, а машину купим только «Волгу», черную, блестящую, с серебристыми бамперами. Вот так, Сузя…»

Иван Семенович поднялся наконец на третий этаж, но открывать дверь собственным ключом не стал, а по-хозяйски уверенным жестом нажал на черную кнопку.

— Кто там? — спросила жена, хотя, конечно, сразу догадалась, что это муж.

— Это я, Сузя, открывай! — бодро отозвался Иван Семенович. — Своих не узнаешь?

— Ах, это ты, Ваня, — обрадованно заулыбалась Сусанна Николаевна, быстро распахнув перед ним дверь. — Ой, что с тобой — ты весь в снегу! — Она невольно, хотя и шутливо, отшатнулась от мужа.

Иван Семенович действительно стоял в дверях белым столбом, от шапки до сапог запорошенный снегом; брови его покрылись морозным инеем, глаза горели, а щеки, как у трехлетнего пацана, пунцово сверкали глянцем.

— Сузя, можешь поздравить нас! Все окончательно решено. И даже билеты заказаны! На седьмое января.

— Как на седьмое?! — всплеснула руками Сусанна Николаевна. — Ведь это через две недели! Как же… — Она стала суетливо стряхивать снег с мужниного пальто, не обращая внимания, что под порогом образовывается грязноватая лужица.

— А вот так! — Иван Семенович снял с головы шапку, встряхнул ее хорошенько, так что кругом полетели снежные мокрые брызги, и повесил на крючок полки. Пальто, несколько коротковатое для Ивана Семеновича, с немодным шалевым потрепанным воротником, помогла снять Сусанна Николаевна.

— Ты не шутишь? Не разыгрываешь меня перед Новым годом? — переспрашивала она, забирая у мужа сапоги и подавая ему тапочки.

— Ну, Сузя, — упрекнул ее Иван Семенович, — кто же шутит такими вещами?

— И правда, правда, — согласилась Сусанна Николаевна. — Ты голодный? Чаю хочешь? Горяченького, свежего, со сгущенным молоком?

Иван Семенович поцеловал жену в щеку:

— Ты у меня умница.

Они прошли на кухню. Сусанна Николаевна засуетилась около плиты, а Иван Семенович, сложив озябшие, покрасневшие на морозе руки поверх стола, похрустывал пальцами и героем поглядывал на жену. Собственно, он любовался ею…

Они прожили вместе без малого пятнадцать лет, детей у них не было, хотя оба верили, что дети обязательно будут, возможно — даже двое, какие еще их годы: Ивану Семеновичу тридцать восемь, Сусанне Николаевне тридцать пять; и ведь главное, несмотря на пятнадцать лет совместного супружества, он как муж не переставал восхищаться женой, а она как жена — восхищаться им. Тут даже не восхищение было, а скорее тихая светлая теплая ясность, что друг без друга им нет жизни, хотя ни он, ни она ничего особого из себя не представляли. Иван Семенович — маленький, пухлый, с непропорционально длинными руками, с широкой округлой лысиной, с мелкими карими глазами, которые частенько покрывались сонной поволокой, с пористым носом и толстыми губами, — что тут привлекательного? Сусанна Николаевна тоже не краше: худая, крохотная, чуть не на голову меньше мужа, который сам не отличался ростом, — с девичьей воробьиной грудью, с прямыми рыжими волосами, с крючковатым носом, — какая уж тут красавица? А им хватало, им было даже чересчур достаточно, чтобы день и ночь испытывать и нежность, и радость, и благодарность жизни за взаимную тихую и спокойную любовь.

По специальности они были инженеры, каких пруд пруди в любом городе, сто двадцать рублей в месяц и все остальные прелести. Иной раз им казалось, что никому они как специалисты не нужны, вот хоть сейчас провались оба сквозь землю — никто и не заметит этого. И вдруг им повезло. Пришла на завод, и именно в их отдел, таинственная разнарядка. Тех проверили, этих, и оказалось, что муж и жена Брагинские среди прочих кандидатов ничуть не хуже, а может, даже и лучше других — оба инженеры, — чтобы можно было послать их на работу в Индию. На год. Или на два. В Индию? Ну да, старшими инженерами на машиностроительный завод в такой маленький городок в штате Махараштра.

Вот так и свалилось им это счастье на голову. Жили они скромно, по средствам, обычно долго копили деньги, чтобы купить какую-нибудь хорошую вещь — холодильник, телевизор, стенку или ковер, а тут неожиданно забрезжила перед глазами такая перспектива… Можно ведь и машину купить, «Волгу», например? Можно. И двух-, а то и трехкомнатную кооперативную квартиру? Можно. И гараж? И дачу? Все можно. Все. Теперь многое можно будет…

Их тем временем оформляли, проверяли, провели тщательный медицинский осмотр, сделали прививки от разных страшных болезней — чумы, холеры, оспы, после некоторых из них они дня два-три лежали пластом — такое недомогание навалилось, но в общем все шло хорошо, не хуже, чем у других. Серебрякова Виктора, к примеру, тоже хотели послать, а начали проверять, крутить да вертеть — опухоль нашли, и вместо Индии попал Серебряков в онкологический центр. С Вениамином Петровичем Захорошко того хуже получилось: оказывается, отец у него в войну полицаем был, а не партизаном, как числилось по документам, и не в брянских лесах он воевал, а на Украине детей и стариков вешал. С Вениамином Петровичем после этого сердечный удар случился; когда он несколько отошел, то уволился с завода и исчез неизвестно куда. С остальными, как с Брагинскими, все было в порядке, и вот сегодня Иван Семенович пришел домой с радостной вестью: все окончательно решено — даже авиабилеты заказаны на седьмое января. Итак, седьмого января летим в